Ванда Готар встала рядом со мной. Падильо шагнул к королю, схватился за пластырь, с силой дернул. Король вскрикнул. И тут же за моей спиной раздался голос: «Не поворачивайся, Падильо».
Он, однако, повернулся, удивительно быстро, хотя мог бы и не торопиться. Что-то твердое уткнулось в мою правую почку. Падильо замер, затем бросил пистолет на пол и пожал плечами.
— Не думал я, что все так легко устроится, Майк, — теперь я узнал голос Гитнера.
— Как-то он пробовал броситься тебе в ноги, — и второй голос, Крагштейна, мне уже доводилось слышать. — Но случилось это давно, не так ли, Майкл? — голос доносился слева, так что я понял, что дуло пистолета упирается и в почку Ванды Готар. Поворачивать голову, чтобы посмотреть, я не стал.
— Медленно и осторожно наклонитесь вперёд, Маккоркл, — скомандовал Гитнер, — и положите оружие на пол, как это сделал Падильо.
— И ты, Ванда, — добавил Крагштейн.
Я подчинился, а выпрямившись, получил новый приказ.
— Повернитесь налево, Маккоркл. А теперь медленно идите к стене и прислонитесь к ней животом, разведя руки и ноги. Как в кино.
— Падильо идет первым, — поправил его Крагштейн.
— Хорошо, — согласился Гитнер. — Падильо, к стене.
Я не видел, как шел Падильо. В поле моего зрения находились лишь король и Скейлз. Король мне улыбнулся, но я не ответил ему тем же. Не было ни настроения, ни желания.
— Теперь ваша очередь, Маккоркл.
Он подтолкнул меня к стене, у которой уже стояли Падильо и Ванда. У стены я встал в указанную мне позицию. Мне она не понравилась. Гитнер обыскал меня, но ничего не нашел.
— Почему они не мертвы? — спросил Падильо.
— В этом нет ничего удивительного, дружище, — усмехнулся в бороду Крагштейн. — Живыми они стоят гораздо больше. Мы пришли к взаимопониманию.
— То есть получили долю в пять миллионов, так?
— Вернее, по новому соглашению мы работаем на короля.
— В этом нет ничего нового, — возразил Падильо.
— Что-то я не понимаю тебя, дружище.
— У меня, возможно, замедлилась реакция, Крагштейн, а вот ты, похоже, глупеешь. Вы с самого начала работали на короля. Только об этом не знали.
Глава 23
Пауза длилась секунд пятнадцать, а потом ее прервал нервный смешок короля.
— Повернись, Падильо, — распорядился Крагштейн. — Руки держи за спиной.
Я скорее почувствовал, чем увидел, как повернулся Падильо.
— Так?
— Так. А теперь повтори, что ты только что сказал.
— Насчет того, что ты глупеешь.
Послышался звук оплеухи.
— Меня всегда тошнило от твоего остроумия. У тебя десять секунд на объяснения.
— В десять не уложусь.
— Сними пластырь со рта Скейлза и развяжи им руки, — эти указания относились к Гитнеру. Я услышал, как отдирается пластырь от лица Скейлза. Тот от боли не закричал.
— Хорошо, Падильо, начинай.
— Кто обратился к вам? — спросил Падильо. — Человек, которого мы оба знали по Англии?
— Кто тебе это сказал?
— Скейлз. Фамилии он не назвал, но упомянул, что рекомендовал меня бывший сотрудник британской разведки. Кто это мог быть?
— Клегг, — выдохнул Крагштейн.
— Гарольд Клегг, — уточнил Падильо. — Он же, как я понял со слов Скейлза, рекомендовал и Готаров. Как выглядел Гарольд, когда появился у тебя, Крагштейн? Надеюсь, у него все в порядке?
— Ерунда какая-то, — подал голос Гитнер. — Зачем брать кого-то для охраны и одновременно нанимать собственных убийц?
— Твои умственные способности, Гитнер, никого не вводили в заблуждение, но я всегда думал, что уж Крагштейну ума не занимать.
Крагштейн забыл отвесить Падильо вторую оплеуху. Вместо нее я услышал шаги. А затем одно слово Крагштейна: «Говори».
— Он лжет, — голос Скейлза. — Падильо сердит из-за того, что вы перехитрили его, и теперь ищет способа спасти свою... — оплеуха и вскрик Скейлза.
— Говори, — повторил Крагштейн.
— Это правда, — стоял на своем Скейлз. — Я... — новый удар, похоже, в область солнечного сплетения, не дал ему договорить.
— Он говорит, что ты лжешь, Падильо, — суммировал результаты допроса Скейлза Крагштейн.
— Тебе надо бы ударить его посильней. А еще лучше, спроси у короля.
— Не бейте меня! — заверещал король.
— Если будешь молчать, пожалеешь об этом, — предупредил Крагштейн. — Я хочу задать несколько вопросов. Для ответа достаточно да или нет. Если мне покажется, что ты лжешь, я применю меры физического воздействия. Это ясно?
— Да, — ответил король. — Ясно.
— Гарольд Клегг рекомендовал обратиться к Готарам и ко мне? Клегг посоветовал вам воспользоваться услугами Падильо?
— Клегг мне ничего не советовал, — едва слышно прошептал король. — Не знаю я никакого Клегга.
— А Скейлз знает?
— Понятия не имею.
Глухой удар и поросячий визг. Я понял, что Крагштейн как следует пнул короля.
— Я ничего не знаю.
— Это был Клегг, — вмешался Скейлз. — Он рекомендовал Готаров и Падильо. А также и вас, но уже через посредника. Клегг не подозревает, что я интересовался и вами.
— Почему ты нанял нас через посредника, Скейлз?
В голосе его слышалась боль, но тем не менее Скейлз попытался солгать. Лгать он не умел, знал, что не умеет, но все же попытался.
— Это была ошибка. Мне не следовало...
Ошибки Крагштейна не интересовали.
— Скажи нам, Падильо. Твоя версия.
— Пожалуйста. Допустим, вы — королевская особа, желающая путешествовать по стране инкогнито. Во-первых, вам надо ускользнуть от цепких рук госдепартамента. Во-вторых, избежать встреч с соотечественниками. Для этого вы нанимаете убийцу, известного профессионала, А еще лучше, двух, и через посредника. Вот вам и предлог для путешествия инкогнито. А так как умирать вам не хочется, то вы нанимаете пару первоклассных телохранителей, а чтобы подстраховаться, еще и меня, дабы я прикрыл и телохранителей. А когда Вашингтон официально предлагает охранять вас, вы, естественно, отказываетесь, утверждая, что служба безопасности некомпетентна или продажна, и приводите в пример братьев Кеннеди и Кинга. Пока все логично, не так ли, Крагштейн?
— Я тебя слушаю.
— Разумеется, риск велик. Угроза должна быть реальной. И ставка в игре — ваша жизнь. Ибо нельзя поручиться заранее, что телохранители возьмут верх над убийцами. Но в случае правильного выбора выигрыш составит пять миллионов.
В комнате повисла тяжелая тишина, которую разорвал хриплый голос Крагштейна.
— Когда ты это узнал, Падильо?
— Не думай, что меня осенило. Король допускал ошибки. Маленькие. Но они начали накапливаться.
Вновь упала тишина. Мне хотелось прокомментировать слова Падильо, кое-что уточнить, но никто не спрашивал моего мнения. Наверное, оно никого не интересовало.
— Еще кто-нибудь знает? — спросил Крагштейн.
— Только один человек.
— Знает что? — полюбопытствовал Гитнер.
— Падильо прав, Гитнер. Ты глуповат.
— А ты попробуй объяснить. Только попроще, а я, возможно, пойму. Что знает еще один человек?
Я услышал вздох Крагштейна.
— Что король — не король. Самозванец.
— О, черт, — вырвалось у Гитнера.
— Так кто знает об этом, Падильо?
— О нем можно не беспокоиться.
— Почему?
— Потому что он мертв. Потому что его убил король.
Я уловил ее движение. Периферийным зрением. Только что Ванда Готар стояла, прижавшись к стене, а мгновение спустя ее уже не было у стены, а комнату огласил пронзительный вопль. Я также почувствовал, как двинулся Гитнер, и обернулся. Она пыталась убить короля и знала, как это делается. Ее правая рука сомкнулась вокруг его шеи, и она заворачивала ему голову назад, чтобы сломать шею. Король сучил ногами по полу, а руками старался освободиться от захвата.
Я глянул на Падильо. Борьба короля и Ванды его не интересовала. Он наблюдал за Гитнером. Тот тоже не чувствовал себя зрителем. Он стоял у двери, чуть пригнувшись, нацелив револьвер в живот Падильо.
Крагштейн поспешил вмешаться и ребром ладони резко ударил по шее Ванды. От удара она отпрянула, и король остался жив лишь потому, что ее хватка ослабла. После второго удара Крагштейна королю удалось вырваться из захвата, но пришелся он не на шею, а на голову Ванды. Та уже вскочила, и, будь она поудачливее, Крагштейн отправился бы на тот свет. Рука ее резко пошла вперед. Крагштейн успел опустить подбородок, защищая шею, и костяшки пальцев ударили ему по носу. Мгновенно его борода и рот оросились кровью.
Дралась она превосходно, и я понял, почему ее услуги пользовались устойчивым спросом. Под ее охраной я бы понес в банк любую сумму. Но весила она только 120 фунтов против 180 Крагштейна, а за пятьдесят лет он выучил несколько грязных приемов, которых никто не удосужился показать ей.
Один он и применил, имитировав улар левой в голову. Вроде бы удар наносился в полную силу, поэтому она схватилась обеими руками за кулак и попыталась пальцами добраться до нерва между большим и указательным пальцами. Но, вместо того чтобы отдернуть левую руку, Крагштейн двинул ее вперед, одновременно ударив правой. Она попыталась подставить бедро, но удар достиг цели, и ее отбросило к стене. Она упала на колени, согнулась пополам, обхватив руками живот, не в силах вдохнуть.
Крагштейн быстро глянул на короля и Скейлза, затем повернулся к нам. В руке он вновь держал револьвер.
— Она едва не прикончила тебя, — и Падильо весело улыбнулся.
— Это точно, — Крагштейн вытер окровавленную бороду платком. — Ты знал, что она бросится на короля?
— Да.
— Но Гитнер оказался не так глуп, как ты думал.
Падильо пожал плечами.
— Осмотрительность не делает его умнее.
— Ум — это по моей части, так? — и Крагштейн вновь посмотрел на короля и Скейлза.
Король ощупывал шею, еще не веря, что она не сломана. Скейлз сидел, привалившись спиной к стене, уставившись в никуда.
— Кто он? — спросил Крагштейн Скейлза.
Скейлз даже не повернулся к королю. Он продолжал смотреть, может, в никуда, а может, на рушившуюся мечту.