Это Льюис виноват. Это все он.
— Его вина. Это все он! — закричал я, вскакивая с места.
Девушки застыли.
— Что такое? — осторожно спросила Роза почти шепотом.
— Льюис, — бросил я Лилии, грозно глядя на нее.
В глазах у нее мелькнул ужас.
— Что?
Гнев во мне закипал, казалось, я вот-вот взорвусь. Дыхание стало тяжелым. Сердце учащенно билось, в кончиках пальцев покалывало. Я не мог с этим ничего поделать. Хотелось разбить что-нибудь. Разбить все. Никогда еще я не был так взвинчен и готов взорваться. Наверное, на меня страшно смотреть.
— Что он сделал? Что ты собираешься делать? — спросила Лилия, и ее глаза наполнились слезами. От отчаянья в ее голосе мне стало нехорошо.
— Заткнись, — заревел я. — Просто заткнись. — Ты проигрываешь. Все выхватят у тебя из-под носа, и ты останешься ни с чем. Неудачник. Я зарычал от отчаянья, схватил стоящую передо мною тарелку и швырнул ее. Она ударилась о лестницу и разбилась. Некоторое время в комнате слышалось только мое тяжелое дыхание. Руки у меня дрожали, зуб не попадал на зуб. Девушки замерли.
Ты потерял контроль. Надо его вернуть. Девушек и меня найдут. Их заберут, меня задержат. Я знал, так будет.
— Нет, — крикнул я, бегом поднялся по лестнице и захлопнул за собой дверь.
Я съехал на обочину дороги и стал ждать. Они сами подойдут. Так всегда бывало. Глядя в зеркало, я пригладил ладонью взлохматившиеся волосы. Руки у меня дрожали, ступня стучала по полу, я не мог расслабиться. Я едва узнавал себя. Я выглядел по-прежнему, но стал тенью человека, который отчаянно хочет вырваться на волю.
К действительности меня вернул стук в окно. Я посмотрел в него и улыбнулся.
— Привет, — промурлыкала грязная шлюха, от вида которой меня сразу затошнило. Она улыбалась, наклеенные ресницы трепетали. — Меня зовут Кэнтрел. Не могу ли я что-нибудь для тебя сделать?
Можешь. Ты меня восстановишь.
Не говоря ни слова, я жестом указал на переднее сиденье, и она села в машину. Я вцепился в руль и поехал к лесу. Она даже не спросила, куда мы едем.
— Тебя как зовут, дорогой?
— Не твое дело.
— Хм, обожаю сварливых. — В самом деле? Неужели ей нравится такой образ жизни или все это лишь спектакль, рассчитанный на меня?
— Не спросишь, женат ли я?
Она громко засмеялась.
— Нет, дорогой. Все, что мне надо знать, — это есть ли у тебя деньги.
У меня челюсть отвисла от такой наглости. Она гордится. Гордится собой, тем, что занимается таким ремеслом. Я глубоко вдохнул. Сознание тонуло в красном тумане, трудно было вести машину. Я хотел, чтобы этой шлюхи не стало.
Пальцы рук, сжимающих руль, подергивались, тяжелое дыхание могло выдать мои намерения. Вот сейчас. Осознание потери контроля, ощущение себя неудачником тяготило, угрожало поглотить меня. Раньше я гордился своим терпением. Я так долго ждал девушек, но сейчас не мог ждать. До дома слишком далеко.
Вот, кстати, и поворот. Я свернул на грунтовую дорогу, уходившую в лес, который так хорошо знал. Ее это нисколько не смутило. Ей, по-видимому, надоело ехать, смотреть в окно и поджимать губы. Устала ждать. Я остановил машину и выключил двигатель.
— И как ты меня хочешь? — спросила она, лизнув нижнюю губу.
— На капоте, — ответил я и скрипнул зубами.
Она захихикала и открыла дверцу.
— О, мне нравится твой стиль.
Я содрогнулся от отвращения и кивнул, жестом приказав ей следовать за мной. Нож лежал у меня в кармане. Я тронул его сквозь толстую ткань пальто. Она медленно пошла ко мне, покачивая бедрами. Я подавил желание броситься вперед и воткнуть нож в ее черное сердце.
Она остановилась передо мной. Я толкнул ее на капот, и она, тяжело дыша, посмотрела на меня снизу вверх. Неужели ей нравится? Нет, не может быть!
— Сними топик, — сказал я, и она тотчас повиновалась. Я почувствовал во рту вкус желчи. Тонкий топик розового цвета прикрывал крошечный розовый бюстгальтер. Что сделало ее такой?
Я поднял голову, вытащил из кармана нож и приставил лезвие к ее горлу. Она ахнула, глаза в ужасе расширились.
— Ч-что ты д-делаешь?
— Беру контроль в свои руки, — ответил я и надавил на нож, легко проколовший ей кожу. Она затряслась всем телом, глаза наполнились слезами. Я разрезал ей кожу от середины шеи до грудины. Она стонала, шипела сквозь зубы и тяжело дышала, терпя боль. Таких широко открытых глаз мне никогда не доводилось видеть.
— П-пожалуйста, остановись. Я сделаю все, что ты хочешь, — заикаясь, умоляла она, дрожа от страха.
Я вздохнул. Неужели она не понимает, чего я хочу?
— Я хочу, чтобы ты умерла. Я хочу тебя убить.
— Нет, — прошептала она и начала плакать. Эти звуки показались мне музыкой. Вот что у меня хорошо получается. Тут я не оплошаю.
— Нет, нет, пожалуйста! — повторяла она.
Я остановил нож против ее сердца.
— Тихо. — Она еще сильнее выпучила глаза. Я схватил нож двумя руками и изо всех сил воткнул ей в грудь. Она не издала ни звука и сразу обмякла.
Я сделал шаг назад, глядя, как ее тело сползает с капота машины и падает на землю. Потом закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
Я снова владею ситуацией.
Глава 29
Понедельник, 28 февраля (настоящее время)
Дон сидела за кухонным столом, глядя на разложенные по нему фотографии Саммер.
— Красавица, правда? — спросила она, не отрывая взгляда от фотографий.
— Да, — ответил я.
Она провела пальцами по одному из снимков.
— Мне надо снова увидеть эту улыбку.
— Увидишь, Дон. Хочешь еще кофе?
— Да, спасибо. — Я взял ее пустую кружку и включил кофеварку. — Давно ты встала?
— Не знаю точно. Некоторое время назад. Саммер вечно была недовольна своей прической. Не знаю, почему. Мне ее прическа всегда казалась идеальной.
Я невесело засмеялся и сказал:
— Она же подросток. В ее возрасте это естественно.
— Ты все еще плачешь о ней? — спросила она, застав меня врасплох этим вопросом. — Мне кажется, только я и плачу. Хотя знаю, что это не так.
— Не ты одна, — прошептал я.
Она грустно улыбнулась.
— Ты ведь не сдашься? Нам нельзя сдаваться, как бы долго это ни продолжалось.
Мне ее вопрос показался обидным. Она знала о моих чувствах к Саммер, последние семь месяцев жизни я посвятил поискам. С какой стати мне вдруг сдаться? Я не смогу жить без нее. Не смогу двигаться дальше, пока мы не вернем ее или не поймем, что случилось.
— Никогда.
Тыльной стороной ладони Дон смахнула слезу.
— Мне тяжело думать, что она где-то там и ей страшно. Она знает, что мы найдем ее, ведь правда? Знает, что не бросим поиски. Я бы не вынесла, если бы она решила, что мы сдались.
— Дон, она знает, что мы не сдадимся. Знает, как сильно мы все ее любим. — В этом я не был уверен. Хотя и надеялся. Но никаких гарантий не было. Все сводилось только к надежде. Я хорошо знал Саммер и понимал: возможно, она сейчас хочет, чтобы мы сдались и успокоились. Но только это не произойдет. Когда кто-то умирает и надо прощаться, тогда другое дело. Но мы не знаем, где Саммер и что с ней случилось. У нас нет ответов на вопросы, значит, поиски должны продолжаться.
Дон сделала большой глоток кофе.
— Знаешь, будь она здесь, она прочла бы тебе лекцию о вреде кофеина, — заметил я.
Дон невесело улыбнулась и кивнула.
— Да, это ее любимая тема. Потому, возможно, что кофеин на нее сильно действовал. Помнишь, как она выпила несколько банок «ред булла» и так перевозбудилась, что от нее буквально искры летели.
Я засмеялся.
— Да, помню. Вы все уже легли, а меня оставили разбираться с ней. Ей захотелось пробежаться по улице, потом поплавать, потом в Диснейленд. В конце концов мне удалось усадить ее смотреть кино — кино для девушек. Кажется, только около четырех утра она наконец перестала болтать и заснула.
— Когда вернется, мы ее свозим в Диснейленд, — сказала Дон, кивая головой. Но захочет ли туда Саммер? Мы понятия не имеем, что с ней сейчас происходит. Возможно, что-то плохое. Я стиснул зубы и прогнал от себя картины, которые не хотел видеть. Мысль о том, что с ней обращаются жестоко, невыносима. С нею все будет хорошо. Через что бы ей ни пришлось пройти, я постараюсь все исправить.
Я медленно проехал мимо дома Колина, рассматривая передний двор. На подъездной дорожке машины не видно, но у него есть гараж. Дома ли он? На часах четверть пятого, так что он, наверное, на работе.
Саммер здесь? Но ведь она могла бы убежать, когда он на работе. Нет, что-то тут не то. Возможно, он держит ее где-то еще. Надо забраться в дом, может быть, тогда удастся что-то понять. Я вышел из машины, посмотрел назад через плечо и убедился, что меня не видно с дороги.
Кровь стучала в ушах. Я обошел окружающую дом живую изгородь высотой мне до плеча. Зачем ему такая высокая живая изгородь? Дом стоит на отшибе, и, конечно, из соседнего, стоящего на этой же дороге, ничего не увидишь. От кого он пытается отгородиться? Или кого прячет в доме?
Дом Колина выглядел поразительно обычным. Построен для большой семьи, а у него даже жены нет. Зачем такой большой дом, если живешь один? Колин непохож на богача, сорящего деньгами. Зачем такой огромный дом одинокому небогатому человеку?
Наверное, дом куплен не им. Достался по наследству… Я тут же мысленно обругал себя. Может, этому чудаку просто нравится большой дом? Люди часто покупают лучшее из того, что могут себе позволить. Тео любит повторять, что я чересчур много читаю.
Я начал обходить дом кругом. Сердце бешено колотилось в груди, меня подташнивало. Я не знал, что ищу. Что-нибудь. Вполне возможно, что Колин невиновен, а то, что меня настораживает, — просто его странности. У кого их нет? У меня против него нет ничего, если не считать шестого чувства.
Первое окно оказалось большим. Затаив дыхание я заглянул в него. Передо мной была большая гостиная, обставленная традиционно, но элегантно. Два больших кожаных дивана один против другого, между ними — кофейный столик из темного дерева. Одну стену почти целиком занимает камин, над ним висит зеркало. Все как обычно.