— Где она? — спросил я у Тео с порога больницы.
— Сюда, — ответил он и побежал рядом со мной.
— Ты ее видел?
— Нет.
— А кто-нибудь видел? Она цела, да?
— Она сейчас не спит. С ней Дэниел и Дон. Льюис, Генри хочет поговорить с тобой до того, как ты зайдешь к ней.
— Что? — я покачал головой. Какого черта? Я не хочу болтать с Генри. Я хочу видеть Саммер. — Я не буду его ждать.
— Он ждет тебя перед ее палатой, и тебе нужно поговорить сначала с ним.
Почему? Что это значит? Саммер сердится на меня? Мы повернули за угол и подошли к ее палате. Пахло чистотой и лекарствами: характерный больничный запах. У двери стоял Генри, и сердце у меня остановилось. От Саммер меня отделяла всего лишь одна стена.
— Льюис, — сказал Генри, подошел ко мне и поднял руки. — Подожди, старик, нам надо поговорить.
Я вздохнул.
— О чем? Я просто хочу войти и увидеть ее. Она цела? Разве она не хочет меня видеть?
— Пойдем, посидим в кафе, я все объясню.
— Генри, я не хочу сидеть в кафе.
— Хорошо, тогда давай в коридоре. — В коридоре? Он говорил так, будто хочет подраться или что-нибудь в таком роде. — Льюис, пожалуйста. Ради нее. Прежде чем ты туда войдешь, ты должен понять, что случилось. Она… сама не своя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Подожди, и я тебе расскажу.
Я посмотрел на дверь. Она всего в нескольких метрах, но я не могу подойти к ней. Я вздохнул.
— Хорошо. Ладно. — Мы отошли от двери. Тео зашел в помещение напротив палаты Саммер, наверное, в комнату для посетителей.
— Так что? — спросил я, когда за нами закрылась дверь этой комнаты.
— Она изменилась, — Генри нахмурился. — Она как будто не совсем узнает нас. Отвечает не всегда адекватно. Только спрашивает о Розе, Маке и Фиалке.
— Что? — я нахмурился. — Она хочет цветы?
Генри посмотрел в пол.
— Нет. Это три другие девушки, с которыми ее держали в подвале. — У меня челюсть отвисла. — Она говорит, что ее зовут Лилия.
Что? Чепуха какая-то. Это не укладывалось у меня в голове. Почему она называет себя Лилией?
— Слушай, мы пока не все знаем. Еще не все известно, но, похоже, этот Браун, или Клевер, поменял им имена.
— Я… — качая головой, я пытался понять услышанное. — Клевер? Какого черта? Я не…
— Я тоже не понимаю. Слушай, она сама не своя, так что на многое не рассчитывай. Надо помочь ей выкарабкаться из этого состояния, помочь вспомнить, кто она такая.
Она забыла, кто она? Что, черт возьми, он с ней такое сделал?
— Я хочу видеть ее. Сейчас же.
Я помогу ей вспомнить. Надо только ее увидеть, обнять, почувствовать ее запах. Я хотел обнять ее, и мне казалось, что от этого, как по волшебству, все сразу станет хорошо.
Мы остановились у ее двери, сердце у меня забилось.
Глава 33
Пятница, 4 марта (настоящее время)
Тело казалось тяжелым, будто оно бетонное. В голове пульсировала боль. Я попыталась открыть глаза, но веки не поднимались. Как будто склеились. Что происходит вокруг? Меня окутывал темный туман, и я спокойно плыла по нему, погружаясь в сон.
Я проснулась снова в темноте и не могла пошевелиться. Открой глаза. Сосредоточься на том, чтобы открыть глаза. Вокруг звучали незнакомые голоса, и я постепенно начала понимать, что они говорят.
— Она крепкая. Поправится.
Это обо мне? Я не чувствовала себя крепкой.
— Я уж думал, мы ее потеряли.
Чей же это голос? Отца? Неужели это он? Что произошло? Постепенно окружающее стало обретать смысл. Я почувствовала больничный запах — не лимонный, странные, но такие знакомые голоса родителей. Я не в тюрьме, устроенной Клевером, а в больнице. Но как я сюда попала?
Я прогнала мысли обо всем остальном. Все остальное пойму потом. Сейчас надо сосредоточиться на том, чтобы проснуться. Тело не желало меня слушаться, но наконец мне на секунду удалось приоткрыть глаза. На краткий миг появился яркий белый свет, и снова все погрузилось в черноту.
В комнате шумело море голосов. Эти люди… они видят что-нибудь?
— Саммер, Саммер.
— Открой глаза! — закричала я на себя и попробовала еще раз. На этот раз глаза не закрылись, но силы у меня иссякли. Я поморщилась от яркого света. Очертания комнаты расплывались, но постепенно все обрело резкость.
— Саммер, дорогая, — мамин голос звучал очень странно. Я помнила его, но узнала не сразу. Мама всхлипывала, я пыталась улыбнуться, чтобы утешить ее. Свобода так же напоминала сон, как и неволя в первые дни пребывания в подвале. — Милая, как ты себя чувствуешь?
Я не могла говорить — на это у меня не хватало сил, — но старательно кивала.
— Я позову врача, — сказал Генри. Я не видела брата, который так меня доставал, но его голос помнила отлично. Я слабо улыбнулась.
— Ну, вот тебе уже и лучше, — мама погладила меня по волосам. Я слегка повернула голову, чтобы лучше ее видеть. За эти почти восемь месяцев она постарела как будто на восемь лет. Волосы седые, под глазами большие темные круги. Это из-за меня?
Незнакомая женщина в светло-голубой форме медсестры посмотрела на меня и улыбнулась как своей дочери.
— Здравствуй, Саммер. Меня зовут Тара. Как себя чувствуешь? — Я открыла рот, но смогла произнести только что-то бессвязное. В горле пересохло, как будто я наглоталась песка. Я пожала плечами. Тара улыбнулась. — Болит что-нибудь? — Я кивнула. Болело все, но больше всего — голова. — Ладно. Сейчас принесу обезболивающее. Вода на тумбочке.
— Я сейчас, — сказал отец. Я улыбнулась. Он, конечно, хочет сделать что-нибудь полезное.
Медсестра кивнула.
— Пойду, принесу что-нибудь от боли и позову врача, чтобы ее осмотрел.
— Спасибо, — сказала мама, взяв меня за руку. — Саммер, милая… — Она замолчала и вытерла струившиеся по лицу слезы. Я поморгала, потому что окружающее вдруг снова стало расплываться. В голове стучал пульс, хотелось спать.
Отец налил мне воды в чашку и поставил в нее соломинку. Кто я такая? Я открыла рот. Вода была прохладной. Я выпила почти всю чашку, и ощущение сухости в горле прошло.
— Как дела? — в палату вошла еще одна медсестра. В руке у нее был шприц — обезболивающее. Я с облегчением вздохнула. Давай! — Саммер, меня зовут Брианна. Не беспокойся. Я не буду тебе что-то делать. Лекарства будут вводиться внутривенно. — Она вставила иголку в трубочку, и ничего не произошло. Долго ли надо ждать, пока это лекарство подействует? — Скоро придет доктор. Вызовите меня, если что-то будет нужно. — Она вышла из палаты, и мы снова остались одни.
Обрывки событий проплывали у меня в сознании, но я не могла упорядочить их. Где Роза, Мак и Фиалка?
— Что… было? — спросила я.
Мама, отец и Генри приблизились ко мне, сели на край кровати. Он маячили надо мной, и я стала беспокойно ерзать. Почему я беспокоюсь, ведь это мои близкие?!
— Ты что-нибудь помнишь, милая? — спросил отец.
— Помню Клевера. Он напал на Фиалку, на всех нас. Где они?
— Остальные девушки? — спросила мама. Голос был тихий, как будто она думала, что я стеклянная и от громкого звука могу разбиться. Отец и Генри снова приблизились.
Сердце у меня остановилось. Где девушки?
— Мне надо их увидеть. Вы можете их найти?
— Саммер, успокойся.
— Где сестра? — я приподнялась, и в голове запульсировала боль. Я застонала и, морщась, опустилась на подушку.
— Найдите их, пожалуйста, — прошептала я, и мои глаза наполнились слезами.
— Милая, успокойся, — проговорила мама. Они переглянулись с отцом, и я не поняла, что это означает. — Сейчас папа сходит и узнает, что с ними.
Кто-то постучал в дверь, и вошла женщина. Не медсестра. Она была в черных брюках и облегающей черной рубашке, на шее — карточка с именем.
— Здравствуй, Саммер. Меня зовут Сесилия. Как себя чувствуешь?
— Где они? — спросила я.
Сесилия улыбнулась. Она знает о них. Наверно, ухаживает за ними.
— Я только что видела Мак, она встает и уже ходит. И Фиалка с нею. Состояние Фиалки критическое, но стабильное.
Я вздохнула. Критическое. Это плохо. В самом деле плохо.
— А Роза? — прошептала я.
— Физически — хорошо.
У меня в глазах появились слезы. Конечно, ей не хватает его.
— Мне надо повидать их.
— Вот почувствуешь себя лучше, и я это устрою.
— Я хорошо себя чувствую. Пожалуйста.
Сесилия покачала головой.
— Извини. Отдохни немного, и тогда я посмотрю, можно ли тебе повидать Фиалку.
Настоящим именем Сесилия называла только меня, но не девушек. Неужели Мак не сообщила их настоящих имен? Мне почти хотелось, чтобы меня называли Лилией — чтобы снова стать такой же, как они. Почти восемь месяцев я видела только Мак, Розу и Фиалку и теперь, без них, чувствовала себя уязвимой. Саммер — мне казалось, что так меня звали давным-давно, в другой жизни. Но я не хотела носить имя, которое дал мне он. Не хотела иметь с ним ничего общего. Только с девушками.
— Он в тюрьме?
Сесилия посмотрела на моих родителей.
— Не могу сказать, Саммер. Спроси у родителей. — Она перевернула мою диаграмму и что-то написала на ней. Осмотрев меня, выпрямилась. — Так, через некоторое время я снова к тебе загляну, и мы обстоятельно побеседуем. Когда будешь лучше себя чувствовать. — Сесилия — явно не сестра.
— Есть хочешь? — спросила мама, когда Сесилия вышла из палаты.
— Нет. Где он?
— Его забрали полицейские, — ответил отец. — Ты теперь в безопасности, Саммер. Он больше не причинит тебе вреда.
Всякий раз, когда ко мне обращались «Саммер», я ожидала, что ответит кто-то другой. Как будто обращаются не ко мне. Я не чувствовала себя Саммер. Я испытывала такое же странное ощущение, как в первые дни в подвале, когда меня называли Лилией.
Дверь открылась, и я вздрогнула. Находиться вне подвала, в реальном мире было странно. Почти страшно. Мне хотелось, чтобы родители и Генри ушли, но они не уходили. Нет, я не искала одиночества. Просто было неловко оттого, что на меня постоянно смотрят, — я казалась себе участницей реалити-шоу.