– Хм. Что?
Он улыбнулся и сел на край кровати.
– Сюда едет Льюис. – Льюис. Сердце у меня запрыгало, в груди что-то затрепетало. Он едет сюда, сейчас. – Хм, – сказал Генри, нахмурившись. – Хочешь его увидеть?
Хочу ли я? Последние семь с половиной месяцев я только этого и ждала. Но теперь, когда это стало возможным, я не могла понять, что чувствую и чего хочу. Не в том дело, что он будет смотреть на меня, как все остальные. Просто мне не надо жалости, особенно его. Только бы оказаться рядом с Розой, Мак и Фиалкой. И почувствовать себя в безопасности.
– Где они? – спросила я.
– Кто?
– Роза, Мак и Фиалка.
– Не знаю, Сам. Но Льюис едет сюда, – повторил Генри и посмотрел на меня как на сумасшедшую.
Мама села на кровать напротив Генри и взяла меня за руку. Я вырвала руку и стала играть с пальцами. Прикосновение мамы показалось мне незнакомым.
– Милая.
Я пожевала губу и постаралась понять, чего хочу. Все запуталось и потеряло смысл. Я ничего не чувствовала.
– Не могли бы вы все уйти? Пожалуйста.
– Что? В чем дело, милая? – спросил отец.
– Просто уйдите, – прошептала я и закрыла глаза рукой. Хотелось свернуться клубком и заснуть.
Меня оставили одну на целых двенадцать минут. Генри пока не вернулся, а родители сейчас сидели на стульях у стены, – все остальное пространство палаты было в моем распоряжении. Они сказали, что не уйдут, но будут молчать, это ведь почти то же самое. Мне этого было недостаточно. Я не хотела, чтобы они сидели в палате. Чувствовала себя виноватой всякий раз, как они смотрели на меня с грустью и замешательством, потому что совершенно потерялась. Хорошо, что хоть Генри, не умолкая, болтал о пустяках.
Дверь открылась, и, даже не глядя, я уже знала, что это Льюис. Все изменилось. Атмосфера сгустилась. Сердце у меня учащенно забилось. Родители подались вперед, Генри подошел к моей кровати и оглянулся на дверь. Чего они ждут? Уж не думают ли, что у Льюиса есть волшебное лекарство, которое исцеляет от всего? Если бы! Но теперь я уже не такая наивная.
Он здесь. Я затаила дыхание, мир остановился. Я не чувствовала радостного возбуждения – только напряжение, смятение и страх. Казалось, из комнаты откачали воздух и трудно дышать.
Никто из нас не проронил ни слова. Я не поднимала глаз. Больно находиться с ними в одной комнате. Вот он идет сюда, его шаги все громче. Решетка кровати опустилась, и я краем глаза увидела ногу Льюиса. Вдохнув, я подняла глаза и увидела родителей в дверях. Так нам, значит, не дадут поговорить наедине.
Я повернула голову, увидела Льюиса и затаила дыхание. Все это время я отлично помнила его лицо – вплоть до крошечного шрама под бровью.
– Саммер, – прошептал он. Я закрыла глаза. Он произнес это имя, и его глаза сияли именно так, как я представляла себе сотни раз в подвале. Мое имя вдруг перестало казаться мне чужим.
Его прекрасные зеленые глаза заглянули мне в душу, и я показалась себе невесомой. Он смотрел на меня по-прежнему, как раньше. Неужели он действительно ждал меня? Так хотелось в это верить, но семь с половиной месяцев – долгий срок. Сколько же времени он считал меня умершей? Может, у него уже новая любовь? Да, он искал меня, но значит ли это, что я нужна ему теперь?
Столько вопросов, но, казалось, я не смогу задать ни одного. Он открыл и потом закрыл рот, и так несколько раз. Наверно, тоже не может подобрать нужных слов. Так же потерян, как я. Я всегда думала, что наша встреча будет романтичной: спасенная девушка бросается в объятия своего парня, и они целуются.
– Лилия, – я услышала голос Мак и рванулась вперед. Она боязливо огляделась по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с остальными в палате. Я сбросила с ног тонкое одеяло и встала с постели. Голова закружилась, я пошатнулась.
Льюис ахнул.
– Саммер! – Мама засуетилась, и мне велели лечь. Не обращая внимания на требования близких, я бросилась в распростертые объятия Мак. Она заплакала. Как же я хочу домой! Не в подвал, но куда-нибудь вместе с Розой, Мак и Фиалкой. Без них я не чувствую себя в безопасности.
– Как ты? – Я оглядела ее с ног до головы. Он же ударил ее ножом!
Она кивнула.
– Хорошо. Рана оказалась неглубокой. Фиалка… – Мак всхлипнула.
Что?
– Что Фиалка? Ты же была с ней. Мне так сказали. С ней все нормально? – Мак, всхлипывая у меня на плече, покачала головой. Нет. – Но… не может же быть, что она… – Фиалка умерла. Клевер убил ее.
Я, дрожа, повисла на Мак. Как же это больно. После всего пережитого Фиалка все-таки умерла. Я разрыдалась. Почему все не могло закончиться иначе?
– А Роза? Где Роза? – всхлипывая, спрашивала я. Как же она без нас?
– Она в больнице, но меня к ней не пускают.
Я вытирала слезы, но бесполезно: щеки сразу становились мокрыми от новых.
– Я хочу ее видеть.
– Саммер, остановись, – Генри схватил меня за руку. Я вырвала ее и сделала шаг назад. – Тебе надо лечь.
Я отвернулась. Брат казался мне совершенно чужим.
– Ты знаешь, где она? – спросила я Мак.
Она покачала головой.
– Нет. Я спрашивала миллион раз, но мне никто ничего не говорит.
Тут дверь открылась, и в палату вошла Сесилия.
– Мак, тебе нельзя находиться здесь, – Сесилия покачала головой. – А тебе нельзя вставать, Саммер.
– Лилия, – поправила я ее и замерла. Лилия? Я содрогнулась от потрясения. Что? Нет. Я легла в постель. Почему я так сказала?
– Вы не могли бы выяснить, где Роза? – глаза у меня снова наполнились слезами. – Пожалуйста!
Сесилия кивнула.
– Постараюсь. Мак, а ты иди к себе в палату. Обещаю, что разрешу тебе потом проведать Саммер.
Почему они не называют Мак Беккой? Неужели никто не приходил к ней и не сообщил медикам ее настоящее имя? Я была уверена, что теперь, после выхода из подвала, ее семья обязательно объявится. Мак ушла, я осталась одна. Вернее, не совсем одна.
Краем глаза я видела Льюиса, он смотрел так, будто я сошла с ума. Наверное, он прав, я уже не могла ничего понять. Хочу ли я говорить с Льюисом? Да, но не знаю, как. Что я могу ему сказать? За эти семь с половиной месяцев многое в его жизни, должно быть, изменилось. Мы, строго говоря, не разрывали отношений, и я не представляю, кто мы теперь друг для друга. Чего я хочу? Быть с ним вместе. Определенно хочу быть вместе, но не понимаю, как это возможно. Я уже не та Саммер, которую полюбил Льюис. Мне нечего ему предложить.
Глаза у меня защипало. Он здесь, со мной. Захотелось броситься к нему, но было страшно.
– Не дадите нам минутку? Пожалуйста, – попросила я, опустив глаза. Родители и Генри должны понять, что я прошу оставить меня наедине с Льюисом. Они вышли из палаты, а Льюис пересел на краешек кровати и повернулся ко мне лицом. Теперь придется посмотреть на него. Смотреть куда-то еще уже невозможно. Это же Льюис. Почему я так боюсь?
– Сам, – прошептал он. В произнесенном им имени я не услышала ничего неправильного. Оно имело значение, и я вспомнила все случаи, когда он обращался так ко мне прежде. – Посмотри на меня, милая.
Мне стало нечем дышать. Милая. Едва дыша, я взглянула на Льюиса. Он смотрел на меня с любовью. В его глазах я снова увидела свое будущее. Это осталось прежним. Сердце у меня затрепетало, и я снова почувствовала себя живой.
Атмосфера в палате изменилась – наполнилась воздухом и светом. Все эти семь с половиной месяцев я так скучала по Льюису, не проходило и дня, чтобы я не думала о нем. Я слышала, что истинную любовь двое осознают лишь после серьезного испытания. Можно ли считать, что мы пережили такое испытание? Я любила Льюиса, как раньше, и мне казалось, что он тоже любит меня. Но я не настолько наивна, чтобы думать, что мы с Льюисом будем счастливо жить до конца своих дней. Так счастливо кончаются только волшебные сказки. И все же я надеялась, что со временем все встанет на свои места.
Уголки губ у Льюиса медленно приподнялись, и он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Как давно я ее не видела.
– Привет, – прошептал он.
Я тоже улыбнулась.
– Привет. – Получилось немного неловко. Вот уж неловкости я с ним прежде никогда не испытывала. Ведь мы знали друг друга, еще когда не были вместе.
Мы снова замолчали. Я мяла мягкую ткань больничного халата. Пожалуйста, скажи что-нибудь получше, чем «привет»! Неужели так и будет теперь? Может быть, нам снова придется привыкать друг к другу. Конечно, я стала другой. И не знаю, стану ли когда-нибудь прежней.
– Как поживаешь? – Льюис нахмурился и покачал головой, как бы осуждая себя за эти слова. Да, Льюис, глупый вопрос.
– Хорошо, – ответила я, и он поднял брови. – О чем ты на самом деле хочешь меня спросить?
Он прикусил губу и вздохнул.
– Сам, у меня миллион вопросов, и мне так много надо тебе сказать, но я не нахожу слов, – он подался вперед, и сердце у меня запрыгало. Что он делает? – А теперь я хочу тебя просто обнять. Я так по тебе скучал.
Я, сидя в кровати, подвинулась вперед, давая ему разрешение. Он обнял меня, привлек к груди, запустил пальцы мне в волосы, и мои глаза снова наполнились слезами. Весь ужас, сердечная боль и страх последних месяцев излились в слезах. Я всхлипывала, пока не заболело горло.
Льюис держал меня в объятиях, время от времени целуя в шею.
– Все хорошо, милая. Теперь ты в безопасности. Я так тебя люблю. – Ему было неудобно сидеть, согнувшись, но он не сдвинулся ни на миллиметр. Я чувствовала его вздрагивания и понимала, что он тоже плачет. Но Льюис же никогда раньше не плакал. Во всяком случае, я никогда не видела, чтобы он плакал.
Я хотела утешить его, попросить, чтобы он перестал плакать, но сама не могла остановиться. Я испытывала невероятное облегчение – это чувство переполняло меня. Льюис действительно рядом, и я не сплю. Не знаю, сколько мы так просидели, обнявшись, но мне показалось, несколько часов. Меня окружал его запах, я была дома.