Три ночи назад доктор Росс подозвал меня и потребовал объяснения моих ледяных отказов. Ожидая этого уже давно, я все же с трудом подбирала слова, чтобы не вызвать никаких подозрений. Наконец, изображая стыдливое благочестие, я сказала ему, что наше греховное поведение подвергает наши души страшной опасности, и я больше не могу терпеть подобное зло. К моему удивлению, он тотчас предложил заключить брак пораньше. Я ответила, что не смогу жить с человеком, доведшим меня до такого грехопадения. С презрительным смехом он напомнил мне, что ранее я была вполне довольна сожительством с бандитом и убийцей. Я использовала этот выпад в адрес моего покойного мужа в качестве предлога, чтобы потребовать у доктора Росса немедленно покинуть мой дом. Не думаю, что он вернется.
Вчера я отправила Этель письмо. Я сообщила ей, что доктор Росс взял назад свое предложение руки и сердца, и что я нахожусь в расстроенных чувствах. Я попросила, чтобы она присмотрела за Сэмом и Эрлом в течение двух недель, пока я съезжу развеяться в Сан-Франциско. Теперь я с нетерпением жду ее ответа. Когда мои мальчики будут далеко в Портленде, мне не придется больше делать все тайком и весь дом будет в нашем с Ксанаду полном распоряжении».
- «28 июня», - продолжала чтение Донна. - «Неужели после прошлой записи прошел целый месяц? Завтра Этель с детьми должны вернуться из Портленда, причем Этель намерена остаться у нас на неопределенный срок. Самая мысль о их возвращении нестерпима…
Ведь практически целых три недели весь дом принадлежал только нам с Ксанаду. По приходу других людей, Ксанаду придется вернуться обратно в подвал. Не знаю, вынесет ли мое сердце эту разлуку…»
- «1 июля. Прошлой ночью, когда Этель и дети уже спали, я посетила подвал. Вместо того, чтобы встретить меня с распростертыми объятиями, Ксанаду с сердитым видом восседал в углу возле своей норы. Я принесла ему сырой говядины и он, взяв у меня пищу, зажал ее в зубах, забрался в отверстие и исчез. Я прождала его до самого рассвета, но он так и не вернулся...»
- «2 июля. Ксанаду не вернулся...»
- «3 июля. Сегодня ночью его снова не было...»
- «4 июля. Если его цель - довести меня своим отсутствием до отчаяния, то у него это очень хорошо получается. Даже не знаю, что я буду делать, если в ближайшее время он так и не появится...»
- «12 июля. Прошло уже десять ночей, и я боюсь, что он не намерен возвращаться. Теперь я понимаю, какую совершила глупость, позволив ему выйти из подвала. Он успел привыкнуть к домашнему комфорту и постоянной моей компании. Как он мог понять, почему я вновь отправила его обратно в подвал? Как еще он мог объяснить себе это, кроме как тем, что отвергнут?»
- «14 июля.Вчера ночью, вместо того, чтобы снова ждать его в подвале, я бродила по находящимся за домом лесистым холмам. Хоть я и не обнаружила там никаких следов Ксанаду, этой ночью я вновь отправлюсь на его поиски...»
- «31 июля. Мои ночные поиски на склоне ни к чему не привели; я измучена. С потерей Ксанаду все радости жизни покинули меня. Даже мои дети не приносят мне счастья. Более того, я зла на них всем сердцем, ибо это они послужили причиною моей потери. Знай я, какое несчастье принесут они мне - вырвала бы их из своего чрева еще нерожденными...»
- «1 августа. Всю прошлую ночь я провела в подвале, надеясь, что Ксанаду вернется. Я хотела даже помолиться, но не позволила себе оскорблять таким образом Господа. В конце концов, я задумалась о том, чтобы покончить с жизнью...»
- «2 августа. Прошлой ночью я дождалась, пока Этель и мальчики уснут, а затем взяла моток веревки и отправилась с ним в подвал. Лайл часто рассказывал мне о казни через повешение. Он очень боялся закончить свою жизнь именно так, вплоть до того дня, когда был застрелен. Конечно, я могла бы избрать для самоубийства какой-нибудь другой способ, но ничто не казалось мне надежнее петли на шее.
Я долго возилась с веревкой, но так и не смогла сделать правильную петлю, такую, какими пользуются палачи. Наконец, я решила ограничиться обычным узлом. Я понимала, что так будет намного больнее, но боль эта не продлится долго.
Приложив достаточную долю стараний, мне все же удалось перекинуть петлю через одну из балок подвала. Свободный ее конец я привязала к ближайшему столбу, после чего взобралась на стул, который специально для этого принесла в подвал. Накинув на шею петлю, я приготовилась к концу.
Но в последний момент я поняла, что не смогу расстаться с жизнью, не предприняв еще одну попытку найти моего возлюбленного, моего Ксанаду.
Поэтому я освободилась от петли, слезла со стула и подошла к отверстию в полу. Я опустилась на колени у самого ее края. Я позвала его. Не услышав в течение нескольких минут никакого ответа, я решила спуститься вниз и отыскать его там сама. Я совершенно не боялась погибнуть там. Такая смерть лишь спасла бы меня от мук повешения.
Избавившись от одежды, я забралась в отверстие головой вперед, точно так же, как, я часто видела, залезает туда он сам. Земля, коей я касалась своим телом, была сыра и холодна. Под конец полная темнота поглотила меня. Нора оказалась слишком узкой для того, чтобы передвигаться на четвереньках, поэтому я просто ползла вперед на животе, извиваясь, подобно змее. Не знаю, сколько ужаснейших минут минуло, пока я прокладывала свой путь все глубже и глубже. Нора, казалось, сужалась, земля все плотнее стискивала меня, давила на грудь, не позволяя дышать. Но я продолжала ползти вперед.
Когда я уже не могла больше двигаться, я воззвала к Ксанаду. Я выкликала его имя изо всех сил, выплескивая с криком всю свою боль и отчаяние. Я кричала, пока легкие не заполыхали огнем; мне была ненавистна сама мысль умереть, не попрощавшись со своим милым.
И вот я услышала звук скользящего ко мне тела. Услышала его шипящее дыхание. Он ткнулся мордой в мое лицо и со стоном принялся облизывать его.
Схватившись своими массивными челюстями за мои волосы, он пополз назад, увлекая меня за собой. И даже страшная боль от такой хватки отступила на второй план из-за переполняющих меня в тот момент чувств. Когда он, наконец, выпустил мои волосы, я поняла, что стены туннеля уже не давят на меня. Воздух был свеж; позднее я поняла, что он принес меня в свое подземное жилище - вырытое в земле помещение, достаточных размеров, чтобы можно было стоять и лежать, и находящееся в нескольких футах под землей, достаточно далеко от моего дома. Свежий воздух поступал сюда из других туннелей, уходящих вверх, в сторону холмов, и хорошо замаскированных снаружи. Как бы то ни было, обо всем этом я узнала только утром. В то же время, как Ксанаду притащил меня туда, я была практически без сознания и вся тряслась от холода. Когда мой возлюбленный заключил меня в объятия, холод ушел. Я провалилась в блаженный сон.
Он разбудил меня перед самым рассветом. Я чувствовала, что мои силы немного восстановились. Ксанаду вошел в меня, и любил меня нежнее прежнего, хотя страсти в его действиях нисколько не убавилось. Когда все закончилось, он вывел меня наружу. Судя по тому, как мы расстались, я знаю, что сегодня ночью он вновь придет ко мне.
Я шла по росистой траве, совершенно одна и совершенно нагая в серой предрассветной мгле.
Все утро я провела в одиночестве, размышляя. Незадолго до полудня мои мысли прервал некий молодой человек, представившийся Гасом, который предлагал поработать за еду. Мне как раз необходимо было наколоть дров, так что я обеспечила его работой. Практически всю оставшуюся часть дня я слышала звонкий стук топора. Все это время я строила планы.
Сейчас уже вечер. Гас поужинал вместе с нами и ушел. Дети спят. Этель еще не ложилась, но это не важно. Ксанаду ждет. Я выпущу его из подвала, и мы вновь сделаемся единовластными хозяевами этого дома».
- Это все? - спросил Джад.
Донна кивнула.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Вот теперь - пора.
В тусклом свете, пробивающемся сквозь занавеску, Рой оделся, встал и посмотрел на девочек. Их кожа на фоне белых простыней казалась темной.
Ему хотелось совершить поджог. Огонь позаботится и о девчонках, и обо всех уликах, которые он мог тут наоставлять. Пожар стал бы идеальным решением проблемы. Но начаться он должен не сразу, а через какое-то время.
Свечей у него не было.
Также для этой цели могут подойти сигареты или сигары, но у него не было ни тех, ни других.
Может, что-нибудь подходящее найдется у этой девицы.
Присев возле сваленной в небольшую кучку одежды, он поднял футболку. Карманов не оказалось. Тогда он взял джинсовые шорты и ощупал карманы у них. Пусто.
Блин!
Он не мог просто взять и поджечь домик: тот должен загореться спустя какое-то время. Время, за которое надо проникнуть в двенадцатый коттедж, а затем в девятый, время, чтобы успеть после всего этого уехать на автомобиле Донны куда-нибудь подальше.
Минуточку.
Черт, девятый и двенадцатый домики тоже придется поджечь.
Нет, ну его.
Ну его все к черту.
Вдруг он улыбнулся. Если не ставить в домике свечу для поджога, то и торопиться некуда. Он может провести время в свое удовольствие.
А от улик да отпечатков можно избавиться, просто хорошенько протерев все за собой.
Он принялся обходить все комнаты, протирая футболкой старшей девочки все, к чему прикасался. Но ему почему-то казалось, что все напрасно. Он не понимал, почему, но в животе ныло, словно подсказывая: что-то пошло не так. О чем-то он позабыл.
Он вытряхнул на пол содержимое рюкзака. Вместе с подстилками и спальными мешками выкатились четыре банки спагетти в соусе чили.
Забыл поесть. Вот отчего так в брюхе паршиво.
Он протер банки футболкой.