— Кто такой Кралер, сир?
— Друг, — ответил Уинфилд. — Джеффри, уведи его в спальню.
— Сир, а где Мерильд? Почему он не приехал? Почему…
Джеффри вытянул его из кресла и повел в спальню, подталкивая к постели.
— Ложись, — сказал Джеффри тоном, не допускающим возражений.
— Сир, я хочу знать, где Мерильд сейчас, я хочу знать…
Ренц шел за ним. Вероятно, это лучший случай, который ему мог представиться. Он вывернулся и врезал Джеффри локтем, Ренцу — другой рукой и бросился в соседнюю комнату, где Уинфилд сразу осознал опасность…
Уинфилд выхватил оружие из кармана, и Грант пригнулся. Однако Уинфилд отнюдь не паниковал. Его рука не дрожала, и он бы не промахнулся, так что Грант замер там, где стоял, в дверном проеме; дверь из гаража отворилась, и вошли трое мужчин, двое из которых были вооружены и двигались быстро.
Один из мужчин позади него уже начал вставать. Грант стоял совершенно неподвижно, пока кто-то не схватил его сзади. Он мог бы сломать руку этому человеку. Но не сделал этого. Он позволил затащить себя обратно под дулом оружия Уинфилда.
— Так вот как здесь идут дела? — спросил один из прибывших.
Уинфилду было не до смеха.
— Ложись, — сказал он Гранту, и тот попятился к кровати и сел. — Ляг!
Он выполнил требование Уинфилда. Джеффри вытащил из кармана шнур и прикрутил его правое запястье к раме кровати, пока Ренц стонал на полу, а несколько вооруженных мужчин стояли рядом, направив оружие в сторону Гранта.
Затем — другое запястье, жестко и бесцеремонно.
Грант взглянул на прибывших мужчин; двое крупных и сильных, а третий постарше, худощавый, единственный не носивший оружия. Но именно его взгляд вызывал наибольшую тревогу. И ему подчинялись все остальные.
Кралер, как его называли. Имен других он не знал.
Они убрали оружие. Помогли Ренцу встать. Все вышли, кроме Джеффри, и Грант уставился в потолок, стараясь не думать о том, насколько его живот сейчас не защищен.
Но Джеффри всего лишь выдвинул ящик из-под тайпирующего устройства и достал шприц для подкожных инъекций. Он приставил его к руке Гранта и ввел препарат.
Он вздрогнул от укола и закрыл глаза. Очень скоро он уже не вспомнит об этом, и вряд ли можно рассчитывать на то, что они ему напомнят.
Он собрал все душевные силы и сосредоточился на мыслях о Джастине, не тратя время на отражение физической агрессии, от которой становилось все хуже: на следующем уровне это перерастет в борьбу совершенно иного типа. У него не осталось сомнений. Оружие стало доказательством. И их намерения тоже. А он все-таки, хотя и был эйзи, учился в Резьюн, в отделе Арианы Эмори: Ариана Эмори создала его, Ари с Джорданом формировали его психотип, и черта с два кто-то, о ком он и не слыхивал, мог бы справиться с ним.
Он словно куда-то соскальзывал. Он чувствовал, что начался распад психики. Он знал, что они запускают ленту. Он тонул, он терял сознание. Большая доза. Глубокое тайпирование. На всю катушку. Он этого и ожидал.
Они спросили его имя. Они спрашивали и о других вещах. Они напоминали ему, что в их руках его Контракт. Несмотря на наркотик, он помнил, что это не так.
Наконец, он очнулся. Они освободили его, чтобы он мог попить и облегчиться, они заставили его поесть, хотя пища вызывала у него тошноту. Они дали ему небольшую передышку.
А затем они все начали заново. И время перестало существовать. Возможно, что сознание еще несколько раз возвращалось к нему. Страдание скомкало все воедино. При этом он ощущал боль в руках и в спине. Он отвечал на вопросы. Большую часть времени он не знал, где находится, и не мог четко вспомнить, чем заслужил такое.
Затем он услышал глухой удар. Он увидел стены комнаты, забрызганные кровью. Пахло чем-то горелым.
Он подумал, что уже умер, и пришли люди, и завернули его в одеяло, а запах гари становился все сильнее и сильнее.
Так или иначе, на некоторое время он обезумел. И мир опрокидывался, и воздух пульсировал.
— Он приходит в себя, — произнес чей-то голос. — Дай ему еще.
Он увидел человека в синем комбинезоне. Увидел спасительную эмблему персонала Резьюн.
Он не был уверен в правильности своих догадок. Он точно не знал, де, когда началось тайпирование и что происходило на самом деле.
— Дайте этот проклятый шприц! — заревел кто-то прямо над его ухом. — Черт побери, не давайте ему встать! Положите его!
— Джастин! — вскрикнул он, потому что ему показалось, что он не покидал Дома, и существовал слабый шанс, что Джастин услышит его, поможет ему, вызволит его. — Джастин!…
Игла воткнулась. Он сопротивлялся, и тела навалились на него, пока наркотическая тяжесть не пересилила его, и действительность закачалась и перевернулась над ним.
Он очнулся в белой комнате, в постели, с ремнями, не позволяющими ему подняться. Он лежал голый, прикрытый простыней. К повязкам на груди и правом запястье прикреплены биодатчики. Левая рука забинтована. Сигнальный звонок загудел. Он сам включил его. Вернее, сигнал дала участившаяся скорость его пульса и бесшумный вскрик, который он пытался приглушить и сдержать.
Однако дверь отворилась. Вошел доктор Иванов.
— Все в порядке, — сказал доктор Иванов, подошел и присел на край кровати. — Тебя доставили сегодня днем. Теперь все хорошо. Они разнесли тех подонков к чертям собачьим.
— Где я был? — спросил он спокойно, очень спокойно. — Где я теперь?
— В больнице. Все в порядке.
Монитор снова засигналил, учащенно. Он попытался успокоить свой пульс. Он растерялся. Теперь он точно не знал, где находится, и что на самом деле происходило.
— Где Джастин, сир?
— Дожидается, когда ты придешь в себя. Как ты себя чувствуешь? В порядке?
— Да, сир. Пожалуйста. Нельзя ли убрать эти чертовы штуки?
Иванов улыбнулся и погладил его по плечу:
— Послушай, парень, ты знаешь и я знаю, что ты, когда придешь в себя, будешь нормален, но для твоего же собственного блага мы пока их оставим на некоторое время. Как твой мочевой пузырь?
— У меня все хорошо. — Еще одно унижение, кроме прочего. Он чувствовал, что его лицо покраснело. — Пожалуйста. Могу я поговорить с Джастином?
— Да, но совсем не долго. Тебе, действительно, не следует долго беседовать с кем бы то ни было, до того как пообщаешься с полицией — все в порядке, это просто формальность. Ты ответишь на пару вопросов, они подготовят свои рапорты, все этим и ограничится. Затем мы тебе зададим несколько тестов. И очень скоро вернешься в Дом. Подходяще?
— Да, сир. — Проклятый монитор засигналил и примолк, когда ему удалось совладать с ускорением сердцебиения. — А Джастин? Пожалуйста.
Иванов снова похлопал его по плечу, встал, пошел к двери, открыл ее.
И вошел Джастин. Монитор заволновался и успокоился, и снова замолчал; а Грант смотрел на него сквозь мерцающую пелену: Джордан тоже был здесь. Оба вместе. И ему стало ужасно стыдно.
— Ты в порядке? — спросил Джастин.
— У меня все хорошо, — ответил он и снова потерял контроль над монитором, а также за веками, которые, моргая, позволили слезам потечь по лицу. — Мне показалось, что я в большой беде.
— Нет, — сказал Джастин, подошел и сильно стиснул его руку. Монитор затрепетал и снова успокоился. — Все хорошо. Это был совершенно идиотский трюк. Но ты снова дома. Слышишь?
— Да.
Джастин нагнулся и обнял его вместе с ремнями и всем прочим. И отступил. Джордан подошел и сделал то же самое, взял его за плечи и сказал:
— Просто ответь на вопросы. Хорошо?
— Да, сир, — ответил он. — Ты можешь сделать так, чтобы они отпустили меня?
— Нет, — сказал Джордан. — Это для твоей же безопасности. Договорились? — Джордан поцеловал его в лоб. Он не делал этого с тех пор, как Грант был еще малышом. — Теперь поспи. Слышишь? Какую бы ленту ты не получил, я тебя вылечу. Лично.
— Да, сир.
Он лежал и смотрел, как Джордан и Джастин выходят за дверь.
Монитор в панике засигналил.
Он погибал. Чего только не пришлось ему вытерпеть, прежде чем он выбрался из этого места. Поверх плеча Джордана он видел лицо Джастина и прочитал там вполне достаточно.
Где я был? Что в действительности случилось со мной? Покидал ли я это место вообще?
Вошла сестра со шприцем, и невозможно было возразить. Он попытался утихомирить монитор, попытался протестовать.
— Это просто успокаивающее, — сказала сестра и ввела содержимое ему в предплечье.
Или это был Джеффри. Он шел, качаясь вперед и назад, видел кровавые брызги на белой стене, слышал крики людей.
— Все хорошо? — спросила Ари Джастина. Они находились в ее офисе. Наедине.
— Когда он сможет уйти оттуда?
— О, я не знаю, — ответила Ари. — Я в самом деле не знаю. Так же, как сейчас не знаю о соглашении, которое мы выработали, и в котором я не вполне уверена теперь, не правда ли? Что еще у тебя осталось?
— Мое молчание.
— Милый, ты можешь многое потерять, если нарушишь свое молчание. И Джордан — тоже. Разве не потому мы играем в эту игру?
Он дрожал. Он старался скрыть это.
— Нет, мы делали это потому, что ты не хочешь, чтобы рухнули твои прелестные проекты. Потому, что сейчас ты не хочешь огласки. Потому, что это тебе есть, что терять. Иначе ты не была бы столь терпелива.
Медленная улыбка раздвинула губы Ари:
— Ты мне нравишься, мальчик. Ты, действительно, мне весьма нравишься. Преданность — редчайшая вещь в Резьюн. А в тебе ее так много. Что, если я отдам тебе Гранта, нетронутого, прежнего? Насколько он ценен для тебя?
— Вероятно, — произнес Джастин взвешенным, спокойным тоном, — ты можешь ошибиться, оценивая, насколько далеко можешь толкнуть меня.
— Так насколько же ценен?
— Ты освободишь его. Ты не тайпируешь его.
— Милый, он ведь слегка приведен в беспорядок. Он прошел через ад. Он нуждается в отдыхе и лечении.
— Я прослежу, чтобы он получил и то, и другое. И Джордан проследит. Я говорю тебе: не толкай меня на крайность. Ты не представляешь, что я сделаю.