Теперь можно, наконец, рассмотреть сам аргумент и выяснить, почему Кант считает, что именно при помощи суждений мы относим представления к объекту, или объективному единству апперцепции. Отвечая на этот вопрос, Кант обращает внимание на связку "есть" (ist), всегда используемую в суждениях, и утверждает, что она "имеет в суждении своей целью именно отличить объективное единство данных представлений от субъективного" (В 142). Если это действительно так, то помыслить объективное единство представлений, или объект, можно только в суждениях. Но что имеется в виду под объективным и субъективным единством представлений? Кант говорит, что субъективное единство представлений создается по законам репродуктивного воображения, или ассоциации (там же), и приводит в качестве примера положение "тела имеют тяжесть". Когда мы мыслим эти представления посредством суждения - "тело есть нечто тяжелое" - то мы утверждаем, что они "связаны в объекте, т.е. безотносительно к состоянию субъекта" (ohne Unterschied des Zustandes des Subjects), в то время как "по законам ассоциации" мы можем лишь сказать, что они существуют вместе в восприятии (там же), а именно, "если я несу какое-нибудь тело, я чувствую давление тяжести" (там же).
Можно уже подвести некоторые итоги. Во-первых, определился смысл понятия "объект", или "предмет". Помыслить представления связанными в объекте - значит утверждать, что они связаны друг с другом не только в восприятии, но и вне его независимо от состояний субъекта. Во-вторых, подобное отношение представлений выражается связкой "есть" в суждениях, например, "тело есть нечто тяжелое". Исходя из того, что везде, где присутствует связка "есть", имеется суждение, и везде, где имеется суждение, присутствует связка "есть", Кант заключает, что объективное единство представлений всегда мыслится определенным через одну из логических функций суждения. Но категории суть не что иное, "как именно эти функции суждения, поскольку многообразное в данном созерцании определено в отношении их" (там же). Следовательно, представления могут быть отнесены к объекту только с помощью категорий, или, другими словами, объективная связь представлений может быть помыслена только через категории - что и нужно было показать в "достаточной" дедукции категорий.
Последний шаг "достаточной" дедукции, а именно, переход от суждений к категориям, который подразумевался, но даже не был обозначен в "Метафизических началах естествознания", сделан Кантом в двадцатом параграфе второго издания "Критики". В этой связи еще раз обратим внимание, что во втором издании "достаточная" дедукция тесно вплетена в аргументативную структуру полной субъективной дедукции, так что, например, в двадцатом параграфе Кант не только завершает "достаточную" дедукцию, но и подводит общие итоги первой стадии полной субъективной дедукции (об этих стадиях речь пойдет в следующем параграфе). Поэтому, говоря о "достаточной" дедукции во втором издании "Критики чистого разума", приходится вырывать ее из контекста. Аргументы, составляющие "достаточную" дедукцию, впоследствии будут рассмотрены и в общем контексте трансцендентальной дедукции из второго издания "Критики", пока ясно лишь, что они не исчерпывают субъективную дедукцию, хотя и являются существенным компонентом в ее структуре.
Вспомним, что изложенные аргументы отражают сравнительно поздний, появившийся в середине восьмидесятых годов, вариант "достаточной" дедукции, в то время как ее дефиниция исходит еще из первого издания "Критики чистого разума" (1781). Соответственно, встает вопрос о ранних вариантах "достаточной" дедукции.
Посмотрим сначала на дедукцию категорий из "Пролегомен" (1783). Поскольку в этом произведении просматривается тенденция к уменьшению роли трансцендентальной дедукции как таковой, то именно здесь велика вероятность встретить "достаточную" дедукцию в чистом виде.
Центральное место в дедукции категорий из "Пролегомен" (4: 54-63) занимает различение между "суждениями восприятия" и "суждениями опыта" (4: 55). Суждения восприятия имеют лишь "субъективную значимость" (там же), суждения опыта - "объективную". Для нас все суждения сначала субъективны (там же), поскольку представляют собой простые ассоциации данных нам созерцаний (4: 62), например, "если солнце освещает камень, он становится теплым" (4: 58). Кант утверждает, что многие из подобных субъективных суждений восприятия могут быть превращены в объективные суждения опыта (но не все, а лишь те, которые в той или иной мере касаются "первичных качеств" - см. 4: 56, 45; А 28-29; В 44-45; А 45-46 / В 62-63), в данном случае - "солнце нагревает камень" (4: 58). В этом суждении задействовано "рассудочное понятие причины", которое и обеспечивает объективную значимость высказывания (там же).
Какой смысл в данном случае вкладывает Кант в понятие"объективной значимости"? Для ответа на этот вопрос воспользуемся уже приведенным примером. Кант поясняет, что когда мы прибавляем к суждению восприятия "если солнце освещает камень, он становится теплым" понятие причины, то мы утверждаем, что между этими состояниями существует необходимая связь, выражаемая посредством суждения "солнце нагревает камень" (там же). Если я допускаю необходимую связь между освещением камня солнцем и его последующим нагреванием, или, другими словами, причинную связь между ними, то я, по сути, утверждаю, что эта связь не зависит от моего субъективного состояния, и что не только я, но и любой другой всегда будет воспринимать эту последовательность одинаково (см. 4: 57). Мое суждение, таким образом, претендует на общезначимость, которая, по Канту, совпадает с объективностью (4: 55), или объективной значимостью (4: 56), так как то, что рассматривается нами принадлежащим независимому от нас объекту, должно быть одинаковым для всех (4: 55), и наоборот, то, что признается нами общезначимым, считается нами "выражающим не только отношение восприятия к субъекту, но и свойство предмета" (Beschaffenheit des Gegenstandes - там же), пусть даже и останется неизвестным, поясняет чуть позже Кант, "каков он сам по себе" (4: 56).
Итак, связывая представления с помощью понятия причины, мы относим их к объекту. Случай с этим чистым понятием рассудка может быть использован в качестве своеобразной модели для других категорий. Понятие причины сводится к логической функции гипотетического суждения (4: 59-61) и отличается от этой функции лишь тем, что в нем мыслится необходимое следование данных в созерцании предметов (4: 60). Таким образом, сообщая некоторой последовательности представлений объективную значимость с помощью понятия причины, мы просто подводим данные созерцания под одну из априорных логических функций, т.е. утверждаем, что эти созерцания подчиняются именно логической функции гипотетических суждений, а не какой-либо другой. Суждения восприятия тоже могут иметь форму, скажем, гипотетического суждения (см. 4: 71), однако пока мы не исключим возможность соединения даннных восприятий через какие-либо другие функции (к примеру, функцию разделительного суждения), мы не будем мыслить эти восприятия сами по себе связанными отношением необходимого следования, как то требуется логической функцией гипотетического суждения. Исключая же указанную возможность, мы, с одной стороны, подводим созерцания под категорию причины, с другой утверждаем объективную значимость их связи.
Точно также, полагает Кант, можно использовать и остальные чистые понятия рассудка (4: 60). Применяя эти понятия к созерцаниям, мы мыслим, что последние сами по себе подчинены определенной логической функции (4: 62-63), т.е. подчинены ей независимо от наших субъективных состояний. И наоборот, допустим, что мы хотим превратить субъективные описания связи наших состояний - суждения восприятия - в положения, где были бы выражены свойства объекта - суждения опыта. Единственный, по Канту, способ сделать это - помыслить, что наши состояния не безразличны к логическим функциям, но сами по себе определены по отношению к той или иной функции. Поступая таким способом, т.е. применяя категории, которые и есть "понятия о созерцаниях (Anschauungen) вообще, поскольку эти последние определены сами по себе, следовательно, необходимо и общезначимо в отношении того или другого из моментов деятельности суждения" (4: 60; без подобного определения созерцаний логические функции так и не обрели бы предметный смысл и не стали бы категориями), мы только и можем придать объективную значимость нашим суждениям. Из этого следует, что предметы, или объекты могут мыслиться только с помощью категорий.
Положения, составляющие концептуальное ядро дедукции категорий из "Пролегомен", имеют очевидное сходство с рассмотренным ранее вариантом "достаточной" дедукции из второго издания "Критики". И там, и здесь Кант выявляет условия отнесения наших субъективных представлений к объектам, и там, и здесь априорные условия мыслимости объективной связи представлений отождествляются им с категориями. Даже поясняющие примеры, приводимые Кантом в девятнадцатом параграфе второго издания "Критики" и в дедукции категорий из "Пролегомен", во многом похожи друг на друга.
Таким образом, в "Пролегоменах" действительно изложена "достаточная" дедукция категорий, причем в максимально "очищенном" виде, хотя и здесь в некоторых местах Кант соотносит суждения восприятия с "сознанием моего состояния", а суждения опыта - с "сознанием вообще" (см. 4: 57, 63), вероятно, для того, чтобы как-то связать изложенные аргументы с дедукцией категорий из первого издания "Критики" (см. также 4: 78).
Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на различия в аргументативной структуре "достаточных" дедукций, представленных в "Пролегоменах" и во втором издании "Критики". За четыре года Кант радикально переработал свою теорию суждений, и во втором издании "Критики" он уже не может говорить о субъективных "суждениях восприятия", так как теперь он считает, что суждения как таковые всегда объективны (В 141-142). Те субъективные связи представлений, которые в "Пролегоменах" оставляются за суждениями восприятия, во втором издании "Критики" приписываются ассоциативному воображению (там же). Цель терминологических новаций Канта - возведение удобного "лингвистического мостика" между категориями и объектами.