– Я понял, – буркнул Лавров и тут же снова исчез в комнате…
Глава 7
– Я же говорил тебе, малышка, что ничего из твоей затеи не выйдет.
Час спустя Жэка сидел на старой софе в захламленной комнате своей тесной квартирки, гладил дочку по голове и уговаривал не плакать.
– Пап, он меня совсем не замечает, понимаешь?! – ревела Лерка, прижимаясь к его провонявшему куревом и потом свитеру. – Я для него пустое место! Просто пустое место! Как в детстве! Он смотрит на меня, как в детстве!
– Я тебя предупреждал.
Жэка с болью глядел на вздрагивающие худенькие плечи дочери. Ему очень, очень, очень было ее жалко. Ее юное сердечко страдало, надрывалось и болело. Но он не мог ей ничем помочь. Это не расшибленные коленки, эту боль зеленкой не прижжешь.
И Лаврова приструнить он не мог. Тот был не виноват. Он вообще ни о чем таком не подозревал. Лерка сама затеяла эту любовную возню, решив, что раз Саня теперь пострадавший, то может стать и покладистым. Ага, как же! А то он Саню не знает! Даже Машке не удалось его захомутать – шикарной диве с положением и умом, а тут пигалица какая-то глазастая. Он, конечно, изначально был против всей этой дурацкой затеи. Изначально. И как мог долго отстаивал свое нежелание идти у Лерки на поводу. Но потом под гнетом ее доводов сдался.
– Мать выходит замуж, па, ты понимаешь? – бесилась доча и носилась по его квартире, пиная табуретки. – Я ей не нужна! Вовсе не нужна! Мне даже кажется, что она начала меня ревновать к своему хахалю, па! Ты хочешь, чтобы я там жила и мелькала у него перед глазами?! Чтобы он вожделал меня?
– Вожделел, – поправил ее Жэка, стискивая зубы и кроя про себя матом свою бывшую.
– Пусть так! Но ты же этого не хочешь?! – сверкала Лерка черными глазищами в его сторону. – Не хочешь, чтобы он со временем начал меня лапать?!
– Нет, – потихоньку сдавал свои позиции Жэка, скрипя прокуренными зубами.
– И чтобы я поселилась у тебя тут, тоже не хочешь?
– Нет. Где тут, Лер? – Отец беспомощно разводил руками, обводя свою неухоженную тесную берлогу. – Я здесь остался один на условиях, что у тебя будет нормальное жилье с матерью после нашего развода. И дом матери своей продал для этих целей.
– В общежитие идти?
– Нет!
– Тогда я поеду к нему! Поеду! И не смей меня отговаривать!
Тогда он не стал отговаривать. Теперь пришлось уговаривать.
– Ты, па… – Лерка подняла красное зареванное лицо. Проговорила со всхлипом: – Пробил номер «Форда»?
– Угу, – кивнул Заломов.
Он встал, подошел к старенькому низкому серванту, доставшемуся ему от тещи, для вида порылся в узком ящике. Он знал наизусть, чья это машина. Просто тянул время. Чтобы Лера успокоилась, отвлеклась немного. Чтобы самому подумать, пока не поздно: а надо ли ей знать об этом? О том, что машина эта непростая?
Но Лерку провести было сложно. Невозможно было ее провести.
– Па, чего ты копаешься? – Ее заплаканные глазищи подозрительно прищурились, она фыркнула, как маленький котенок. – Чего время тянешь, па? Что-то не так с этой тачкой, да?
– Вот ведь! – делано хохотнул Жэка, возвращаясь к ней на продавленную софу с бумажкой, которую ему вручили ребята в отделе. – Настоящая дочь опера! Горжусь тобой!
– И что за тачка? – Лера выхватила из его рук бумажку, прочитала вслух. – Гришин Иван Сергеевич. Улица Заозерская, дом четырнадцать. Квартиры нет, значит…
– Значит, живет наш Гришин в особняке двухэтажном, а может, и трех… – пояснил нехотя Жэка, отбирая у дочки записку.
И тут же подумал, что лучше бы он эту записку сжевал при получении и прочтении. Вон как глазенки мгновенно загорелись у чада. Не ровен час сама туда полезет – в это логово растления.
– То есть, пап? Ты хочешь этим сказать, что он богат?
– Почему хочу? Я и говорю. Гришин этот богатый мерзавец, сколотивший себе состояние в девяностых еще и приумноживший его в энное количество раз.
– Не понятно… – Доча задумчиво покусала нижнюю губу. – Он что же, сам Лаврова по голове огрел? Но зачем?! Что он ему сделал? Или не сделал? Когда-то давно? А, пап? И теперь это мелкое сведение счетов? Лавров теперь не работает в полиции и можно оторваться и…
– Лера, дочка, остановись. – Жэка поморщился.
Ему отчаянно хотелось курить. И не сиди напротив него Лерка, он давно бы уже засмолил сигарету, роняя пепел на свитер и протертый до дыр ковер. И даже не удосужился бы форточки открыть, потому что запах курева ему не мешал. Как раз напротив. Он ему нравился, он делал привычной и обжитой для него любую территорию. Это была его вторая шкура, в которой ему было комфортно жить.
И за это тоже его ненавидела его бывшая жена.
– Пап, ну что? Что?! – трясла его Лера за рукав. – Что ты о нем знаешь, об этом Гришине?! Что ему сделал Саня?
– Ох-ох-ох… Лера, Лера…
Жэка провел ладонью по морщинистому лицу землистого цвета. Цвет его лица, со слов опять же его бывшей, предрекал ему скорую кончину, н-да. Он свидетельствовал о букете болезней. О том, что легкие его давно сгнили. А сердцу осталось стукнуть пару раз. И если он не бросит курить, то протянет он от силы полгода.
Это она так лет пять назад орала, завершая скандал таким вот предсказанием. А он ничего, живет пока.
– Лера, мы все что-нибудь кому-нибудь да сделали. Кого посадили, у кого родню потрепали. Работа у нас такая, понимаешь. – Он погладил темные волосы дочки, прижал к плечу ее безрассудную головку, поцеловал в макушку. – Саня был одним из нас. И дело Филиченкова его лично зацепило. Виталика, его напарника, подстрелили. Вот и…
– А при чем тут Филиченков? Мы же говорим о Гришине, пап!
– Гришин когда-то был доверенным лицом Филиченкова. Официально это выставлялось так, будто они дружили. Но какая дружба между волками? – Жэка потер обросший за день подбородок, тревожно глянул на дочку. – Даже и не думай!
– Что? – скорчила она невинную мордаху.
– Даже и не думай туда соваться, Лера! – Голос Заломова сделался страшно неприятным. – Одна не смей! Этот коротконогий толстяк с улыбкой добряка очень, очень, очень опасен. Тогда, давно, когда Лавров с Сухаревым попали в засаду, кто-то позвонил под утро в отдел и сообщил о крупной сделке, которая в настоящий момент совершается по одному адресу. Ребята не особо поверили, но поехали проверить. И… и Виталик погиб. И Сани бы не стало, не позвони снова тот доброжелатель и не сообщи, что по тому же адресу слышна стрельба.
– Это ты к чему сейчас, пап?
Лера нахмурилась. Из всего, что рассказал ей сейчас в двух словах отец, она услыхала лишь одно, что Саня бы тоже погиб, не подоспей помощь вовремя. И ей сделалось жутко страшно от того, что могло случиться тем летним утром. И что она могла его больше никогда, никогда не увидеть. И ее горю даже никто не поверил бы, потому что десять лет назад ей было всего лишь девять. Она была ребенком! Несмышленышем. Кто поверил бы, что она уже тогда была влюблена в Саню Лаврова?
– Это ты к чему, пап? – повторила Лера, дернув задумавшегося отца за рукав. – Кстати, сними свитер, я быстренько постираю.
– Мне в нем завтра на работу, – слабо возразил Заломов, но руки задрал вверх, когда дочка принялась стаскивать с него грязный рабочий свитер.
– За ночь высохнет на батарее. Так чем так опасен Гришин, пап? Что с тем анонимным звонком не так? И футболку снимай! – тут же скомандовала она.
– Было мнение, что позвонил Гришин.
Жэка стащил с себя грязную футболку, немного стесняясь того, что дочке приходится за ним ухаживать. Ну не немощный же старик, мог бы и сам выстирать… завтра, например. Или в выходной.
– Гришин?! Позвонил?! – удивленно ахнула Лера, застыв на пороге комнаты. – Но ты же сказал, что он был человеком Филиченкова? Так? Я ничего не перепутала?
– Нет. Он был его человеком, одним из доверенных лиц. А потом… Потом взял и сдал. Но это опять же предположение. Так, робкий шепот среди оставшихся на воле.
– Но зачем?! Раздел сфер влияния?!
– Да непонятно все как-то, дочь! – воскликнул Жэка и поморщился. – Насчет сфер влияния вряд ли.
– Тогда зачем?
– Не знаю!
– И зачем теперь этому Гришину нападать на Лаврова?!
– Ты что же, в самом деле думаешь, что сам Гришин напал? – усмехнулся Жэка, встал с софы и, сунув руки в карманы рабочих штанов, прошелся по комнате. – У него штат сотрудников, охрана. Нашлись ребята, похлопотали.
– Но зачем тогда машину светили? – задала резонный вопрос Лера.
– Я так думаю, что расслабились ребятки. Решили, что раз Лавров теперь бывший опер, то можно особенно и не прятаться. Не знаю, Лера. Это отдельная тема для размышления. К тому же…
– Что?
– Кто поверит утверждениям мальчика, что он именно эту машину видел тем вечером? Никто!
– Мы поверили, – буркнула Лера и скрылась за дверью ванной.
Она постирала отцу свитер и футболку, нашла еще пару грязных рубашек в тазу и тоже выстирала. Развесила все на батареях в комнате и кухне и велела купить стиралку.
– Что ты, как первобытный живешь, пап? – укорила его Лера, сдувая с потного лба прилипшую прядку волос. – Ты же у меня еще о-го-го какой мужчина!
– Какой? – Жэка грустно улыбнулся, подошел к пыльному зеркалу в низком тещином серванте, глянул на свой волосатый живот. Пощипал бицепсы. – Старый я, Лерка. Старый и замшелый.
– Не мели ерунды! – фыркнула дочка и, сжав кулачок, шутливо треснула отца в живот. – Смотри, какой у тебя пресс! У тебя даже живота нет. Тебе всего-то, пап, сорок четыре года! Ты у нас накачанный, спортивный, умный, проницательный, просто…
– Просто – что?
Жэка пытался отыскать в мутном зеркальном отражении все из перечисленного Лерой. Ну, да, пресс вроде имеется. Живота нет. Жир в его продубленном никотином и водкой организме не задерживается. Но все какое-то…
– Просто ты неухоженный у меня, папка. Неухоженный, – продекламировала по слогам дочка и начала собираться, приговаривая: – Поменять гардероб – раз. Поменять стрижку – два. Что ты стрижешься, как и десять лет назад?! Сейчас так немодно!