– Ой, вот это вы зря, – укорила его Алена.
И с неожиданной силой, обнаружившейся в ее хрупком теле, поволокла Саню прочь из больничного коридора, из больницы, на улицу. Там она приперла его к кирпичной стенке, ткнула пальчиком в куртку на груди и прошипела:
– Не смейте, слышите! Не смейте его обвинять ни в чем! Он по-настоящему любит ее! И когда она совершила это с собой, Володя сидел на месте в кабинете! Это видела я и еще три человека.
– Может, он заранее постарался?
Саня часто моргал, пытаясь разобрать в темноте улицы очертания деревьев, больничных скамеек, маленького фонтана, мимо которого бежал, когда приехал. Ничего не видел, ничего, глаза заволакивало влагой, она струилась по лицу, капала на воротник, и он не мог с этим ничего поделать.
– Он не мог заранее постараться, о чем вы?! – возмутился кто-то рядом с ним.
Ах да! Машина помощница! Деловитая Алена, взявшая на себя роль адвоката Филиченкова Владимира.
– Может, он с утра ее уже достал или с вечера? Может, это он довел ее до самоубийства и…
– Не мелите чепухи, Александр! – воскликнула Алена и неожиданно ударила ему кулачком в грудь. – Они с утра приехали счастливые до противного! Маша потом сидела, ничего не делая! В окно смотрела, на Володю, все улыбалась ему и воздушные поцелуи посылала, будто мы ничего не видели!
– А вы видели?
Саня вытер глаза, внимательнее присмотрелся к девушке. А она ведь завидует Маше! Точно завидует! И месту ее начальницы, и жениху красивому. И может, даже радуется, что так все вышло. Теперь-то она…
Нет! Остановись, скомандовал он себе. Не надо всех сволочить теперь.
– Не слепые же! – досадливо поморщилась Алена, потерла щеки ладошками. – Их чувства были очень, очень неприкрытыми и… искренними. И, да, да! Я завидовала ей немного. Потому что Володя мне очень нравится. Да он всем нравится! Он… Он хороший!
– Понятно. Володя хороший, а Маша вдруг взяла и с чего-то из окна сиганула. Что могло произойти?! Что?!
– Она получила пакет с курьерской доставкой, – вдруг сказала девушка. – Ее вызвали на первый этаж. Охранник не пропустил курьера наверх. Она ушла и… и больше не вернулась. Володя начал нервничать, будто что-то чувствовал.
Или знал заранее, вдруг подумал Лавров.
– Он начал обзванивать отделы, потому что она задерживалась. Потом куда-то ушел и… дальше все, как в тумане. Не смейте его обвинять. Он очень страдает, – попросила она жалобным голосом. – Мы все переживаем. И я тоже. И не думайте, что я рада, потому что теперь займу Машино место. Это еще не факт…
Нехорошая девочка, вдруг подумал Саня. Если в такой отчаянный момент способна думать о повышении, которое может сорваться, то она очень нехорошая девочка. И ее словам в защиту необыкновенного Володи тоже не очень-то надо верить.
– И где он, ваш страдалец, теперь? Почему не рядом со своей девушкой?
– Я не знаю, – пожала Алена узкими плечиками. – Должно быть, дома.
– А где его дом?
Алена вдруг без запинки назвала его адрес. И Лавров неожиданно вспомнил. Когда проводились обыски после задержания Игната, проводились они и по тому адресу. И он там был, в той огромной квартире, и переворачивал все вверх дном. Нарочно крушил порядок вокруг себя, нарочно! Потому что к тому моменту его друга и напарника Виталика Сухарева уже не было в живых.
– Он там один живет? – спросил он на всякий случай.
Откуда ей было знать? Но Алена снова удивила, сказав, что по тому адресу с Володей еще прописаны его мать и сестра. Но сестра, по слухам, живет со своим парнем, а мать вроде тоже не часто там появляется. У нее роман!
– Откуда вы все это знаете, Алена?
Лавров вышел на свет, бьющий из больничных окон, оторвав спину от стены. Внимательно осмотрел хрупкую девушку в норковой шубке с деловыми манерами и чрезвычайно трезвым умом.
– Справки нарочно наводили или как?
– Или как, – призналась она со вздохом. – У меня в том доме подруга живет. Я ее попросила навести справки. Кстати… А Маша знала, что отца Володи осудили на пожизненное за страшные преступления?
И снова Лавров изумился.
– Не знаю, – соврал он, кивнул ей и пошел к машине, на ходу простившись.
Как ехал через весь город, продираясь сквозь вечерние пробки к элитному дому, где теперь проживало семейство Филиченковых, даже не помнил. Перед глазами стояло Машино лицо, едва проглядывающее из бинтов. Крохотная пипка носа, вздувшиеся синие губы, запавшие глаза, прикрытые опухшими веками.
Маша, Маша! Зачем?! Что же ты наделала?! Волею судьбы и случая ты осталась жива! Просто из-за того, что кто-то набросал ночью мусорных пакетов, может, из дома, что стоит напротив. Может, мусороуборочная служба почему-то не вывезла мусор. Потом снегом припорошило. Чудо? Чудо и есть. Если бы не было тех мешков, Маши уже не было бы.
Кто же так…
Пакет! Какой-то пакет получила Маша, который доставлен ей был курьером. Что за пакет?! Что в нем было?! Что в нем было, что заставило ее расстаться с жизнью?!
Она же… умницей всегда была, рациональной девчонкой! И она всегда бежала к нему. Почему теперь постеснялась? Так! Стоп! Именно постеснялась! Что-то там было, что она не могла показать ему – Лаврову! Что за гадость?!
Он въехал на стоянку перед домом, где проживало семейство Филиченковых, поставил свою машину прямо за бампером его машины, вылез на улицу и тут же ему позвонили.
– Да, Жэка? – Саня зашагал к подъезду.
– Я знаю, что ты был в больнице. Дома тебя нет, – забубнил дружище в трубку. – Значит, ты поехал к нему домой, так?
– Соображаешь! – похвалил Лавров с болезненной улыбкой. – Что-то еще?
– Да. Просьба.
– Валяй!
Саня встал у железной подъездной двери, стал ждать, когда кто-то выйдет или станет заходить. Предупреждать сволоту о своем приходе он не хотел. Еще уйдет чердаками! Вдруг он такой же ловкий и сноровистый, как и его покойный папаша?
– Смотри, не подставься, Саня, – проворчал Жэка и глубоко затянулся. – Не хочу потом тебя с асфальта соскребать.
– Замучается он меня в окошко выбрасывать, – скрипнул он зубами.
– И не хочу потом тебе адвокатов искать, – продолжил поучать дружище. – Понял, о чем я?
– Не стану я его убивать, Жэка, не бойся. Ваши говорили с ним?
– Говорили. – Заломов протяжно вздохнул, может, снова затягивался. – А толку?
– Ничего не знает? И предположить не может, что было в том пакете?
Саня аж задохнулся от гнева, вспомнив, как на фотографиях, сделанных ночью Ниной Николаевной, Филиченков-младший вытаскивает из-под автомобильного дворника какой-то пакет и уходит с ним в дом. А потом какой-то пакет присылают Маше, и она решает покончить с собой.
– Не предполагает, – подтвердил Жэка. – Головой мотает, плачет, мычит, как телок, и ничего толком. А сейчас…
– Что?!
– Мне позвонили и сказали, что наш герой-любовник заказал себе билет в дальнее зарубежье.
– Оп-па! Это еще зачем? Сбежать решил?
– Сбежать, не сбежать, не знаю. Он вроде как и обратный билет заказал, но… Но информация к размышлению и тебе, и мне.
– Тут еще кое-что есть, Жэка.
И Саня рассказал про соседку, которая все никак не хотела успокаиваться и все еще продолжала думать, что ее мужа убили. Про ее бессонницу и про снимки, которые она ему вручила.
– Ничего себе! – ахнул Жэка, когда Саня закончил. – Это уже… Это уже не пустота, Саня. Ты там побудь подольше, я сейчас подскочу.
– Зачем?!
Дверной замок на подъездной двери щелкнул, и из подъезда вывалился толстый мужик с громадной собачищей, достающей лобастой головой Лаврову почти до пупа. Саня придержал дверь и тут же вошел.
– Затем, что тебя, не отягощенного полномочиями, могут и на порог не пустить, – напомнил ядовито дружище. – Супруга Игната – Эльза дамочка с амбициями, к тому же, болтают, с семейным адвокатом до сих пор связи не утратила. Так что… Я подскочу?
– Валяй, – проворчал Саня, не согласиться с доводами друга он не мог. – Но ждать тебя не буду. Я уже в подъезде.
Через несколько минут, позвонив в дверь Филиченковых, он с бешено бьющимся сердцем стал ждать. Минута прошла, вторая, целая вечность, а ему не открывали. Он звонил снова и снова. Наконец дверной глазок потемнел, кто-то рассматривал его из квартиры. Потом дверь распахнулась. На пороге стояла утонченная белокурая женщина средних лет в элегантном синем платье. Она почти не изменилась, подумал Лавров, кивая ей в знак приветствия. Так же хороша, моложава, ухожена. Взгляд, правда, стал чуть жестче, лишился той беззаботной мягкости, которая была присуща ей десять лет назад. Хотя в момент их знакомства глаза ее все больше плакали.
– Слушаю вас, юноша.
– Владимира можно? Он дома, я знаю. Мне он очень нужен.
Она его не узнала. В толстой зимней куртке из грубой кожи, в черной шапке, надвинутой на брови, она его не узнала. Десять лет прошло! Могла и без шапки не вспомнить. Тогда он еще делал попытки отращивать волосы, тогда еще не лишился надежды усмирить свои кудряшки.
– Владимир дома, – кивком подтвердила она, чуть отступила в сторону от двери, проговорила со вздохом: – Он вернулся сам не свой. В чем дело, не говорит. У него что, проблемы? С девушкой? Или по работе?
Вопросы были произнесены странно равнодушным голосом, как если бы речь шла о забытой Володей на улице газете или неоплаченном штрафе за неправильную парковку. Всего лишь досадным недоразумением были для нее проблемы ее сына.
– Я пройду? – Он расстегнул куртку, но шапку не стал снимать.
– Проходите, третья дверь налево – его. Не разувайтесь, – предупредила она, мимолетно глянув на его грубые зимние ботинки, резко контрастирующие с ее изящными домашними шлепанцами.
Лавров стащил шапку, как только Эльза скрылась из виду. И куртку швырнул на маленькое изящное кресло, попавшееся по дороге. В квартире было очень жарко. И очень богато, мимоходом подумал он. Отсутствие отца и мужа никак не сказалось на достатке? Восхитительно пахло комнатным освежителем и чем-то съестным. Он остановился у третьей двери слева, стукнул костяшкой пальца и тут же, не дожидаясь приглашения, вошел.