– Все как обычно: где были, что делали.
– А ты что?
– Спали.
– И все?
– А что еще, если действительно спали?
– Твой Эдик только на это и годен.
В дверь постучали.
– Легок на помине…
– Можно? – в проеме показалось бульдожье лицо Эдуарда Марцевича.
– Давай.
– О чем вы тут? – присаживаясь рядом с женой, мрачно спросил он.
– Не твое собачье дело, – миролюбиво проговорила Ирина.
– Ирка, ну что я тебе сделал?
– Ничего, – улыбнулась она. – Это я так, для профилактики.
– Понимаю, женская солидарность…
– Знакомься: Людмила Дайнека.
– Очень приятно, – пожимая руку, он привстал. – Эдик.
Ирина сидела, привычно поджав под себя ноги. Продолжая курить, какое-то время провожала взглядом мелькавшие за окошком столбы.
– А вы, Людмила? – спросила Рита Марцевич. – Вы что-нибудь знаете?
– Нет! – выпалила Ирина и взглядом дала Дайнеке понять, что рот нужно держать на замке.
– Рита, ты здесь останешься? – осторожно поинтересовался Эдик.
– Куда собрался? – лицо жены сделалось каменным.
– Меня пригласили в девятое купе, посидеть.
– Кто? – оторопела Ирина.
– Мединцев Николай Сергеич, заместитель Жукова.
– Нужно идти! – воскликнула она.
– Ну, так я пошел?
– Иди! И постарайся что-нибудь выведать!
– Да сам не болтай лишнего! – сварливо добавила Рита и, дождавшись, пока за мужем закроется дверь, добавила: – Штирлиц хренов.
– Думаешь, что-нибудь разузнает?
– Вряд ли. Но точно нажрется.
Ирина посмотрела на нее сочувственно:
– Когда начал пить?
– Через полгода после того, как зашился. Теперь, я думаю, пусть лучше пьет.
– Да брось ты…
– Пока не пил, я так с ним намаялась… – Рита махнула рукой и отвернулась. – Вспоминать не хочу.
– Изменял?
– Если бы! Всю душу вымотал. Таким занудой сделался! Деньги начал копить.
– Эдик?!
– Терпела и благодарила Бога, что у нас нет детей. Врагу такого не пожелаешь! Пусть лучше пьет… – Рита горько вздохнула и поднялась. – Пойду к себе, хочу раньше лечь, завтра утром уже Красноярск.
Попрощавшись, она вышла за дверь. Поезд остановился на маленькой станции. На перроне Дайнека заметила какое-то замешательство. Представительный мужчина в шляпе ползал в ногах у прохожих, собирая рассыпавшийся картофель. Рядом валялся раскрывшийся чемодан.
– Сразу видно – интеллигент в садоводы подался! – усмехнулась Ирина.
Поезд тронулся. Спать не хотелось. Вдруг Дайнека вздрогнула:
– Слушай, а их вынесли из вагона? – она отодвинулась от колышущейся стены.
– Наверняка. В вагоне жарко, едва ли они еще здесь.
Стараясь не касаться стены, Дайнека легла на спину. Закинув руки за голову, стала смотреть в потолок:
– Жалко ее…
– Кого? – спросила Ирина. – Ритку, что ли? Сама виновата, терпела все его выходки, пока не превратилась в мочалку. Уходить нужно вовремя.
– А ты?
Ирина затихла.
– Ты была замужем? – спросила Дайнека.
– Была…
– И, конечно, сама его бросила?
– Нет, это он меня бросил.
Дайнека подняла голову:
– Серьезно?
– Не по своему желанию. Так получилось. Но я не смогла простить.
Опустившись на подушку, Дайнека закрыла глаза. Она уже привыкла к тому, что Ирина все время недоговаривает. Но та вдруг продолжила:
– Это случилось четыре года назад, когда мы вместе с мужем работали в предвыборном штабе одного кандидата. Кандидат – мужик ничего, но выпивал, и мы все время боялись, что он на этом срежется. Кринберг вокруг него круги нарезал, компромат нарабатывал.
Но, как это всегда бывает, погорели мы на другом. Помнишь то агентство, куда ты на работу устраивалась?
– «Медиа Глобал»?
В темноте вспыхнул огонь. Ирина закурила.
– Тогда мы еще не знали, что «Медиа Глобал» тоже собирает материалы на нашего кандидата. Им показалось, что он составит серьезную конкуренцию. Короче, шефа нашего заказали, и все закончилось очень грустно. Особенно для меня.
– Почему?
– Незадолго до выборов в каждом почтовом ящике Красноярска лежала листовка. А в ней – фотографии дочери нашего кандидата. Очень откровенные фото – в постели с мужчиной. Было кое-что и про самого кандидата, но я запомнила только про дочь.
– Почему?
– Потому что на фото рядом с ней был мой муж, – Ирина нервно рассмеялась. – Потом была статья о падении нравов. Одним словом, чтобы хоть как-то поправить дело, придумали развести нас задним числом, а Светку, дочку кандидатскую, тоже задним числом выдать за моего мужа. Старались, но дело не поправили. После разгромного проигрыша их развели, а нам позволили жениться еще раз. Что было дальше – я тебе рассказала. Он пришел, а я его прогнала.
– И ты после этого осталась работать в штабе?
– Это моя работа, я профессионал. На плаву меня держало только презрение к мужу. Он был трус.
Дайнека не ожидала такого трагического финала.
– Почему был? Он умер?
– Для меня – да, – резко произнесла Ирина и затушила сигарету. – Давай спать.
– Спокойной ночи, – тихо откликнулась Дайнека.
Она проснулась от того, что было тихо – поезд стоял. Растолкала Ирину.
– Что? – всполошилась та.
Вместо ответа Дайнека указала рукой в окно. За ним красовался Красноярский железнодорожный вокзал.
– Приехали? Почему нас не разбудили?
Мимо окна проплывали полицейские фуражки с кокардами, а по коридору топали крепкие ноги.
– Господи… – Дайнека опустилась на постель. В ту же минуту в дверь постучали. – Кто там?
– Полиция, открывайте!
– Мы не одеты.
– Одевайтесь и выходите в коридор.
Переглянувшись, они бестолково засуетились, отыскивая вещи и сталкиваясь в узком проходе между сиденьями. А когда наконец выпали в коридор, полицейский приказал:
– Приготовьте ваши документы и вещи для осмотра.
– Э-э-это еще зачем?! – возмутилась Ирина.
Он оторвался от каких-то бумаг:
– Делайте, что говорят. Приготовьте документы и ждите, пока к вам придут.
– И минуты здесь не останусь! У меня в два часа назначена запись передачи, – Ирина повернулась на каблуках, намереваясь забрать свою сумку и демонстративно покинуть вагон.
– Ирина Ивановна, я знаю, кто вы такая, и мне очень нравится ваша программа. Но в вагоне убийство. Придется вам задержаться.
Через раскрытую дверь третьего купе, пятясь, вышел человек в белом медицинском халате. Вслед за ним потянулись носилки, на которых лежало что-то плоское, накрытое простыней. Вслед за носилками вышел второй санитар. Потом было видно только его широкую спину.
– Что это? – тихо спросила Дайнека.
– Женщину убили.
– Когда?..
– Этой ночью.
– Эдик где? Где Эдик?! – закричала Ирина и ринулась в третье купе.
– Ирина Ивановна, стойте! Его там нет!
– Нет? – Ирина остановилась. – А где же он? Его тоже убили?
– Вернитесь в купе.
– Его убили?! – снова закричала Ирина.
– Прошу вас, не мешайте работать, вы же сознательная женщина.
– Миленький мой, ты только скажи, Эдик Марцевич жив?
– Жив ваш Эдик, жив! – сорвав с головы фуражку, полицейский достал из кармана платок и вытер со лба пот, потом протер изнутри околыш[10]. – Настолько жив, что даже в бега ударился.
В коридоре появился Ломашкевич.
– Дмитрий Петрович! – Ирина устремилась к нему.
– Пойдемте, – Ломашкевич первым зашел в их купе. – Судя по всему, вы уже знаете, что случилось прошедшей ночью.
– Ничего не знаю… – прошептала Ирина.
– Сегодня ночью убили Маргариту Марцевич. Ее муж бесследно исчез. Никто его не видел. Ночью было три остановки. Эдуард Марцевич мог сойти на любой из этих трех станций. Вопрос: зачем он это сделал?
– Эдик не мог убить, я хорошо его знаю. Он не мог этого сделать! – Ирина неистово вцепилась в локоть следователя.
– Успокойтесь и присядьте, у вас еще будет возможность высказаться.
Он достал блокнот и приготовился записывать:
– Вы виделись вчера с Маргаритой и Эдуардом Марцевич?
– Да, вечером они оба заходили.
– Когда это было?
– В начале одиннадцатого, – подсказала Дайнека.
– О чем вы говорили?
– Эдик сказал, что его пригласили выпить в девятое купе.
Ломашкевич озадаченно вскинул брови и уточнил:
– К Жукову?
– Да, – подтвердила Ирина.
– А его жена?
– Она пошла спать.
– И это все?
– Все.
Следователь в сердцах захлопнул блокнот:
– Только не говорите, что вы этой ночью ничего не слышали!
– Ни-че-го!
Дайнека с тоской уставилась в окно. Как же ей хотелось очутиться за пределами этого поезда!
– Как это произошло? – спросила Ирина.
– Кабы знать… – вздохнул Дмитрий Петрович. – Наверняка можно сказать только одно: смерть наступила около двенадцати часов ночи. Ее задушили во сне. Потом зачем-то повернули лицом к стене и накрыли одеялом. Утром проводница зашла разбудить, решила, что она спит. Ну а когда расталкивать начала, тут уж поняла, что женщина мертва.
– А Эдик?
– Исчез.
– Вы думаете, это он? – Ирина прикрыла глаза руками.
– Иначе зачем сбежал? – спросил Ломашкевич.
– Эдик – слабый человек, он не способен убить. Просто он пил.
– Ну, это, как говорила моя учительница, звенья одной цепи…
– Вы не понимаете… – Ирина отчаянно искала слова.
– Так объясните! – следователь был готов ее выслушать.
– Убить Маргариту для него все равно что убить мать. Вы не представляете, сколько она для него сделала: спасала, лечила от алкоголизма. Детей у них не было, он был ее ребенком.
Тут вмешалась Дайнека:
– Если, по-вашему, он убил Маргариту, значит, и тех двоих – тоже он?
– Я так не сказал.
– И без того ясно и очень логично! – уверенно сказала она. – Трудно поверить, что в одном вагоне происходит несколько не связанных между собой убийств, – в ее голосе мелькнула ирония.