– Неужели вы не ложились?
– Нет, – старуха не отрывала глаз от окна. – Как развиднеется – так и лягу.
– Сейчас прибудет охрана. Идите спать.
– А ты не указывай, лучше на работу собирайся.
В половине восьмого подъехала машина. Перебравшись из постели в коляску, мать проводила Дайнеку до двери. Зинаида Дмитриевна оттащила комод и, убедившись, что девушку сопровождают, поставила двустволку на место, в свой шифоньер.
Дайнека вышла из подъезда вслед за охранником. Во дворе стоял многоголосый ор. Еще вчера голые ветви деревьев покрылись тяжелыми черными хлопьями: бесчисленные полчища ворон трескуче кричали и вспархивали, перелетая с места на место.
В машине Дайнеку поджидал Ломашкевич.
– Сегодня вам необходимо уехать из города. Похоже, вы не понимаете, какая опасность вам угрожает. К тому же слова «осторожность» и «дисциплина» вам незнакомы.
– Какой вы зануда…
Ломашкевич поперхнулся:
– Что?
– Нудите, нудите. Что ж мне теперь, и не жить?
– Не жить, – заявил следователь. – Если не утихомиритесь, в ящик – и на погост!
– Никуда я не поеду.
– Категорически?
– Да.
– Прелестно. Что же тогда прикажете делать мне? Хвостом за вами таскаться? А кто будет убийцу ловить?
Дайнека чуть оживилась.
– Вы что-то узнали?
– Не заговаривайте мне зубы! Сейчас нужно решить, что делать с вами. Мы договорились, что вы будете жить у сестры.
– Я бы не хотела об этом…
– А придется, – сказал Ломашкевич.
– Это личное.
– Предположим. Тогда где же выход?
Дайнеке пришла в голову неплохая идея.
– Я поговорю с подругой и перееду к ней.
– Вы имеете в виду Закаблук?
– Да.
– Тогда звоните сейчас.
– Сейчас неудобно, мы увидимся на работе.
Ломашкевич прикрикнул:
– Звоните! Иначе я упеку вас в каталажку. По крайней мере, там вы останетесь живы.
Она неохотно набрала номер подруги.
– Слушаю… – голос Ирины был еле слышен.
– Это Дайнека.
– Я поняла. Чего тебе?
– Ира, могу я у тебя немного пожить? – напрямик спросила Дайнека.
Ломашкевич прислушивался, что ответит Ирина.
Та долго молчала, а потом заговорила в явном замешательстве.
– Не знаю… Позже поговорим. Я всю ночь не спала.
– Конечно-конечно, я перезвоню позже.
– И что? – Ломашкевич вопросительно смотрел ей в лицо.
– Все нормально, – Дайнека отвела глаза.
– Уверены?
– Да, вполне.
Ее привезли к подъезду предвыборного штаба Турусова. Пересев в другую машину, Ломашкевич кивнул в сторону синих «Жигулей»:
– Без них – ни шагу!
– Хорошо.
Поднимаясь по лестнице, Дайнека думала, что никак не ожидала такого ответа Ирины.
В штабе царила неразбериха, переходящая в панику. Даже не пытаясь вникнуть в причину, она тихонько пробралась в свой кабинет.
Спустя минуту в дверь постучали.
– Войдите.
В комнату заглянул Виктор Шепетов.
– Разрешите…
– Вы?! – Дайнека ошеломленно застыла. – Что вы здесь делаете?
– У меня не было вашего номера.
– Зачем вы пришли?
– Узнать, как вы ко мне относитесь.
Шепетов вошел в кабинет и присел на край стола. Он изучающе оглядывал растерянную Дайнеку. На минуту ей показалось, что он ею любуется.
– Немедленно уходите! – зловеще прошипела она.
Виктор Шепетов стукнул рукой по столешнице и рассмеялся. Было видно, что он очень доволен переполохом, который устроил в штабе Турусова и в сердце Дайнеки.
– Я уйду. Но должен заметить: это не последняя наша встреча.
– Вы угрожаете мне?
– Угрожаю? Разве любовь убивает? – он задумался. – Хотя в чем-то вы правы… Случается и такое.
Шепетов подошел к двери и распахнул ее настежь:
– Заходи.
В ее кабинет «зашел» огромный букет роз. Когда цветы легли на стол, она увидела, что их принес Валентин, после чего тотчас же удалился.
– Прощайте! – Шепетов вышел за ним.
Через дверной проем Дайнека успела разглядеть вытянутые лица сослуживцев. Дверь закрылась, она опустилась на стул, сложила руки на подоконнике и уронила на них голову.
В такой позе Дайнека просидела минут десять. Потом поднялась, сняла курточку и устроилась за столом. Включила компьютер, забила в поисковик: «командор Резанов в Красноярске». Выбрала из предложенных результатов один, в котором говорилось о каких-то архивах. Прочла, что сто лет назад Библиотека Конгресса США купила у красноярского библиофила Геннадия Васильевича Юдина собрание книг и рукописей, среди которых были документы «Колумбов российских», в том числе рукописи командора Резанова.
Дайнека зашла на сайт Библиотеки Конгресса и набрала имя Резанова на английском. На экране появился перечень документов, из которых она открыла один, датированный 5 ноября 1806 года. На отсканированном листе значилось: «Черновое письмо графу Нелединскому-Мелецкому, г. Якутск». Далее было еще четыре листа. Дайнека с трудом прочитала:
«Г. Якутск, ноября 5 дня 1806 года. Милостивый государь граф Юрий Александрович! Возвратясь из пределов Северо-западной Америки сентября 15-го в Охотский порт…»
Несмотря на ровные строчки, старинное письмо не поддавалось прочтению, некоторые буквы приходилось угадывать. Например, буква «в» совершенно не походила на современную. Резанов писал ее так, словно это был какой-то квадратик с торчащими из него хвостиками. Буква «т» имела три ножки и сверху – мощную горизонтальную палочку. Зато буква «д» была написана так, как ее обычно рисуют дети – домиком.
Решив не заморачиваться, Дайнека перелистала страницы и когда открыла последнюю, увидела в ее нижней части изображение юной девушки со склоненной головкой.
Дайнека была уверена, это портрет Кончиты. Всего несколько линий и коротких штрихов, но как точно Резанов передал ее настроение и свое чувство к ней! Рядом было нарисовано солнышко. Присмотревшись, она подумала, что это может быть украшение, потому что различила грани большого камня и отходящие от него лучики-дорожки из мелких камней. Отправив лист с рисунком на принтер, она закрыла страницу.
В этот момент в кабинет явилась Ирина.
– Можем поговорить?
– Конечно, – сказала Дайнека.
Ирина вернулась к двери и проверила, насколько плотно она закрыта.
– Откуда цветы?
– Шепетов принес.
– А-а-а… – кажется, она не обратила на это внимания. – Я насчет твоей просьбы пожить у меня.
– Ты совсем не обязана… – зачастила Дайнека. – Я сморозила глупость. У меня много родственников…
– Стоп! – прервала Ирина. – Теперь послушай меня. Умеешь держать язык за зубами?
– Да.
– Тогда едем ко мне.
– Сейчас? А как же работа?
– Я договорилась. Идем.
Когда вышли на улицу, к Ирине подбежал пацан лет десяти.
– Вы Ирина Закаблук?
– Я.
Он протянул ей конверт.
– Что это?
– Откуда я знаю?
– Кто тебе это дал? – Ирина схватила мальчика за рукав.
Он заканючил:
– Что я такого сделал? Мне велели передать – я передал. Тетенька, отпустите…
– Кто велел передать?
– Девчонка какая-то.
– Девчонка?
– Ну, девушка. Отпусти-и-ите-е-е…
– Опиши мне ее.
– В юбке, на каблуках… Что я, смотрел на нее, что ли? Дала сто рублей.
Ирина отпустила мальчишку, и тот рванул в ближайшую подворотню. Она положила конверт в сумку.
– Даже не посмотришь? – удивилась Дайнека.
– Садись в машину. Не до того.
Дайнека села на переднее сиденье рядом с Ириной.
– Ты сказала, что не спала…
– До шести утра колесили по городу. Говорили с Иваном, и я поняла, что разлюбила его.
– Только теперь?
– Представь себе, прошлой ночью.
– Получается, до сих пор ты его любила?
– Получается так.
– О чем говорили?
– Решали, как ему поступить.
– Решили?
– Он пойдет в полицию и все там расскажет, – Ирина сосредоточенно держалась за руль и смотрела перед собой. – Еще я поняла, что по-настоящему люблю другого человека.
– Кто он?
– Мужчина.
Дайнека улыбнулась.
– Я понимаю.
– Он удивительный… Когда-нибудь я вас познакомлю.
Когда подъехали к дому, Дайнека заметила, что Ирина нервничает.
– Что с тобой?
– Погоди, сейчас все поймешь, – Ирина приблизилась к двери, достала ключи, руки ее не слушались.
Наконец обе зашли в квартиру и, не разуваясь, направились в гостиную. Дайнека потрясенно застыла. На диване сидел Эдик Марцевич.
– Вот, – Ирина села рядом.
Дайнека обессиленно рухнула в кресло.
– Как же так…
– Он меня всю ночь ждал. Сегодня утром, когда я вернулась домой, увидела на лестнице спящего Эдика. В этот момент позвонила ты, и я не смогла ответить ничего вразумительного.
– Теперь понимаю.
– Вам обоим грозит опасность, и мы должны все обсудить.
Через некоторое время они сидели на кухне, Эдик с жадностью ел котлеты. Дайнека пила чай, а Ирина молча курила.
– Теперь рассказывай, что произошло той ночью, – обратилась она к Эдику.
Проглотив последний кусок, он положил вилку и судорожно всхлипнул.
– Подожди…
Эдик устало сомкнул веки и сидел не двигаясь минут пять. Потом из-под его закрытых век потекли слезы. Вся его мешковатая фигура походила на кучу тряпья, брошенную на стул.
– Я не был пьян… Выпил немного. Когда вернулся в купе, подумал, что Рита спит, укрыл ее одеялом и тоже заснул. Проснулся от животного ужаса. Не знаю, как объяснить, – трясущейся рукой он вытер со лба проступивший пот. – Как только открыл глаза, почувствовал: случилось нечто ужасное. Встал, включил свет, склонился над Ритой, откинул одеяло и увидел ее лицо. Сначала показалось, что у нее сердечный приступ, такое раньше бывало. Но, когда прикоснулся к руке, сразу понял – она мертва. Я ни о чем не думал. Сначала тихо сидел у ее ног, потом, когда поезд остановился, вышел на перрон и пошел… Опомнился посреди проселочной дороги. Стал соображать, что делать дальше. В этот момент до меня дошло, что отныне я главный подозреваемый в убийстве собственной жены и бежать мне некуда, потому что кроме Риты у меня никого не осталось.