Подвеска пирата — страница 40 из 62

Но едва герцогу сделали массаж лица и куафер начал завивать волосы, как вошел мажордом и доложил:

— Ваша светлость! Прибыл гонец короля Речи Посполитой. Просит срочно принять. Неотложное дело.

— А чтоб его!.. — Кетлер в раздражении оттолкнул руку куафера с горячими щипцами. — Поди прочь! Потом. Зови, — приказал он мажордому.

Гонцом оказался невысокий, крепко сбитый офицер с испанской бородкой и большими, закрученными кверху усами. Согласно этикету, он низко поклонился и расшаркался, сняв широкополую шляпу, скрывавшую лицо, а затем весело сказал:

— Чертовски рад вас видеть, ваша светлость!

Наверное, рухни сейчас потолок в будуаре, и то герцог так не удивился бы и не испугался. Он был сражен наповал — перед ним, сияя, как майское солнышко, стоял сам Гедрус Шелига!

— Как... как ты посмел?! — наконец прорвало Кетлера после несколько затянувшейся паузы, во время которой Литвин все так же скалил свои крепкие волчьи зубы.

— Вы о чем? — делано удивился Литвин.

— Какое ты имел право переодеваться в одежду королевского гонца?! Как посмел явиться ко мне без доклада?!

— Ну, насчет доклада вы не правы. Мажордом доложил вам по всей форме. А что касается одежды... тут и впрямь вышло недоразумение. Гонец был не в состоянии выполнить поручение своего короля, потому как сильно занемог. Сами понимаете — дальняя и трудная дорога, разбойники шалят... Ранили его. Поэтому он доверился мне. А чтобы не было на моем пути никаких препятствий, я позаимствовал его мундир и прочую амуницию. А вот и пакет.

— Лжешь! Все лжешь! Не верю!

— Ваша светлость, у меня есть дельное предложение, — с показной мягкостью сказал Шелига. — Давайте сначала решим наши проблемы, а потом будем выяснять, соврал я вам или нет. Договор я выполнил, поэтому хочу получить положенные мне шесть тысяч гульденов.

— Ну, наглец... Видит Бог, как ты мне надоел. Я долго терпел твои выходки, но всему когда-нибудь приходит конец. Придется тебе познакомиться с моими заплечных дел мастерами.Они большие умельцы... — Герцог уже не боялся происков Гедруса Шелиги. Кто поверит морскому разбойнику, грабившему торговые суда под руководством Карстена Роде? — Сейчас я кликну стражу, и... — Тут Кетлер поперхнулся и умолк: на него смотрели два черных пистолетных зрачка.

— Ваша светлость, должен открыть потрясающую истину: свинец в желудке плохо переваривается, — остро прищурившись, насмешливо произнес Шелига. — Я убью всех, кто станет у меня на пути. Но прежде я должен получить то, что мне причитается. Деньги, ваша светлость, деньги! Не томите меня долго, а то мои руки уже устали, и я могу нечаянно нажать на спусковой крючок.

— Ты не посмеешь!.. — неожиданно тонким голосом пискнул герцог.

— Еще как посмею. Вы не оставили мне выбора. Я сожалею, что ваши палачи останутся без работы, но, думаю, ненадолго. Когда я ехал мимо рынка, стражники схватили мальчонку, укравшего булку. А за это положено рубить руку. Так что вы с герцогиней скоро насладитесь веселым зрелищем.

— Нам придется спустит в сокровищницу. Она в подвале замка, — согласился Готхард Кетлер и бросил на Шелигу коварный взгляд.

— Знаю. — Литвин ухмыльнулся. — Прошу вас. Проходите вперед. И учтите, ваша светлость, если вы попробуете крикнуть или подать какой-нибудь знак страже — это будет последнее, что вы сделаете. Я держу вас на мушке. Пистолеты спрятаны под плащом. А стреляю я метко. Это вы должны бы знать.

Возле входа в подземную сокровищницу герцога ждал сюрприз — там стояли не два его стража, а четыре незнакомца в кирасах, вооруженные до зубов.

— Это эскорт королевского гонца, — насмешливо сказал Гедрус Шелига. — Мой эскорт, — добавил он с нажимом. — Прошу любить и жаловать. Ну и где там ваш ключ?

Кетлер, совсем потерявший голову, дрожащими руками передал ему ключ от ларца. Вскоре «шляхтичи» погрузили мешки с гульденами на вьючную лошадь, и Литвин произнес:

— Заметьте, ваша светлость, я взял ровно шесть тысяч. Правда, золотом, потому что одна лошадь все серебро не увезет, но это не суть важно. А мог бы выпотрошить и все ваше подземелье. Но мне лишнего не нужно. Я человек справедливый. Однако это еще не конец. Чтобы вам не взбрела в голову какая-нибудь нехорошая мысль по отношению к моей персоне, я предлагаю прогуляться вместе с нами за городские ворота.

Готхард фон Кетлер хотел было запротестовать, но, взглянув на разбойничьи физиономии «кирасиров», покорно кивнул.

Все обошлось без эксцессов. Никому и в голову не могло прийти, что правитель Курляндии в окружении пышно разодетого эскорта — пленник. Гедрус Шелига остановил кортеж далеко за городом.

— На этом мы и попрощаемся, ваша светлость, — сказал он, придерживая лошадь герцога за повод. — Благодаря вашей милости все наши договорные обязательства утратили силу. Должен сказать, что любой другой на моем месте не был бы к вам так снисходителен. И главное — если я когда-нибудь узнаю, что вы послали по моему следу наемных убийц, ваши дни будут сочтены. А теперь вам придется слезть с коня и пройтись до города пешком. Простите, герцог, но это разумная предосторожность. Чтобы вам в голову не взбрело немедленно организовать за нами погоню. Пока вы доберетесь в замок, мы будем уже далеко. Прощайте! Жаль, что нам пришлось расстаться таким образом...

* * *

Пока шайка со своим добром покидала предместья Вендена, в небольшом малочисленном городке Галле кипела своя довольно благополучная жизнь. Первые поселения возникли здесь еще в восьмом веке благодаря удачному расположению и месторождениям этой необходимой приправы. Само кельтское слово «галле» и означает «места, богатые солью». Здешние гостиные и постоялые дворы полнились чужаками. В городке привыкли слышать на улицах иноземную речь приехавших за товаром.

Практически никто не обратил особого внимания и на двух литовских купцов, поселившихся при постоялом дворе вдовы Хильды Келер. Это были неброско, но добротно одетые молодые люди, рано утром куда-то уходившие и появляющиеся в харчевне только вечером. Такой образ жизни постояльцев никого не удивлял. Соляных копей в окрестностях Галле было много, и купцы обычно подолгу приценивались, прежде чем приобрести товар, ведь соль всегда разного качества и цены.

Имей Карстен Роде возможность птицей прилететь сюда, он очень удивился бы, узнав в «литовцах» верных телохранителей Третьяка и Пятого, братьев Офонасьевых. Голштинец отправил их перевезти часть денег из своей казны к доверенному человеку в Копенгагене; о нем знали только трое — сам адмирал и бывшие ушкуйники, в честности которых капер совершенно не сомневался. Гульдены были предназначены для оплаты услуг верфи, где главный капер царя Ивана Васильевича намеревался отремонтировать в зимний период все свои суда. Поэтому братья подоспели, что называется, к шапочному разбору в момент, когда Карстена Роде стража выводила из таверны «Морской пес».

Поначалу они растерялись — что делать?! Но потом сработал инстинкт разведчиков, приобретенный за годы, проведенные в ватаге атамана Нагая. Почти не торгуясь, они купили на лошадином рынке добрых коней и сбрую, и, предусмотрительно прихватив с собой часть монет, оставленных Голштинцем на ремонтные работы, бросились догонять тюремную карету.

Догнали быстро. Барышник не обманул — жеребцы и впрямь стоили тех денег, что пришлось выложить за них. Но дальше этого дело не пошло. Карету охраняли четверо гвардейцев короля. А еще двое сидели внутри, поэтому вдвоем отбить своего адмирала у братьев не было никакой возможности. Конечно, можно было бы попытаться, но имелась опасность, что конвоиры просто пристрелят Карстена Роде.

Они решили выждать. Адмирала явно не планировали немедля отправить на плаху, а значит, шанс освободить его еще представится, притом гораздо лучший. Но когда Голштинца закрыли в замке Галле, это сильно обескуражило братьев. Крепость не возьмешь приступом. Оставалось уповать лишь на хитрость и удачу.

За неделю Пятой и Третьяк облазили все окрестности городка и крепостных стен. А уж сколько планов освобождения придумали — не счесть. Но их друга стерегли бдительно. Раньше в замок мог зайти любой желающий, так как тот был не тюрьмой, а всего лишь резиденцией архиепископа города Майнца. Но теперь охрану значительно усилили, и попасть туда можно было лишь по письменному разрешению магистрата.

И все-таки братья Офонасьевы нашли ключ к узилищу Карстен Роде. Этим ключом оказался невзрачный человечек по имени Ханси. Он когда-то был служкой у архиепископа, о котором его святейшество напрочь забыл. Бедный Ханси влачил жалкое существование. Ему даже не на что было купить новое платье. Хорошо хоть он мог кормиться вместе со стражниками, а не то его ждала и вовсе голодная смерть.

Появление узника сильно ободрило коротышку. Предусмотрительный Голштинец не скупился на подачки, а еду делил на двоих. Ханси буквально ожил. А когда к нему на рынке подошли двое иноземцев и завели речь об узнике, служка сразу смекнул: это шанс вырваться из нищеты. Моральная сторона дела мало волновала Ханси. Он был сильно зол на архиепископа, который вместо того, чтобы забрать его в Майнц и дать доходную синекуру, оставил служку прозябать в провинциальном замке на нищенском жаловании.

Комнату, где содержался Карстен Роде, всегда охраняли двое из шести присланных королем гвардейцев. В их обязанности входила и проверка пищи — чтобы узнику никто не мог передать весточку с воли. Но, как это обычно бывает, рутина обыденности вскоре засосала бравых вояк, и они начали исполнять свой служебный долг спустя рукава.

В один из морозных зимних дней, когда Голштинец, сидя у окна, с тоской рассматривал морозные узоры на стекле, Ханси, как обычно, принес обед и начал с шумом расставлять на столе тарелки, чашки и плошки. Карстен Роде посмотрел на карлу и удивился —тот многозначительно подмигивал, отчаянно гримасничая. Что это с ним?

— Здоров ли ты, мой добрый друг? —поинтересовался Голштинец.

— Пребываю в отличнейшем здоровье, — ответил Ханси, подошел к Карстену Роде и с таинственным видом всучил ему два желудя на одной ветке.