Карстен Роде и Литвин переглянулись и, не сговариваясь, покачали головами. Больше бездомных детей и попрошаек, чем в Лондоне, им не доводилось видеть ни в одном городе континентальной Европы. Много было маленьких калек на костылях — в основном утративших работу трубочистов.Крошечные, часто скрюченные, они бубнили «Отче наш...» хриплыми голосами и с собачьей тоской глядели на прохожих, большей частью безразличных к их мольбам. Казалось, взрослые лондонцы не замечают этих детей. Они были для них не более чем камешек на улице, который не грех и пнуть, чтобы откатился на обочину...
Гедрус Шелига долго дергал за цепочку звонка у двери изрядно потемневшего от времени деревянного дома. Здесь жил тот человек, который имел возможность, по словам Морского Пса, составить им протекцию среди «джентльменов удачи», промышлявших на Мейне. Хозяин таверны охарактеризовал Майкла Гиэра, как звали хозяина дома, человеком со скверным, алчным характером, но всегда держащим свое слово. Карстен Роде намотал на ус характеристику будущего «благодетеля» и прихватил с собой несколько золотых безделушек из «улова» Ондрюшки Вдовина.
Сам пинк, пока суд да дело, сменил в очередной раз национальную принадлежность, а также название. Теперь он именовался «Русалкой». Слово было написано по-немецки, а на флагштоке развевалось бело-зеленое полотнище — флаг Саксонии. Часть пушек и половину арсенала пришлось выгрузить в укромном месте, чтобы английские таможенники не заподозрили в пинке судно контрабандистов. Кроме того, и команду одели в соответствии с саксонской модой того времени. За Ондрюшку можно было не волноваться — он изъяснялся на немецком вполне грамотно, а в своем новом платье и при шпаге был вылитый худородный немецкий дворянин, которого стесненные обстоятельства заставили заняться торговлей.
Дело оставалось за малым: чтобы их взял под свое покровительство кто-нибудь из корсаров Ее Величества Королевы Елизаветы I.
Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, кряхтенье и недовольный голос спросил:
— Какого дьявола?! Кто меня беспокоит в такую рань?!
Голштинец и Гедрус Шелига с улыбкой переглянулись — ничего себе, рань! Солнце уже приближалось к зениту.
— Господин Майкл Гиэр? — уточнил Карстен Роде.
— Да. Что надо?
— Мы к вам от Капитана Морского Пса...
— А... Входите...
Звякнули засовы, и они оказались в совершенно темном коридорчике. Где-то рядом сопел невидимый в полумраке Майкл Гиэр. Он пропустил гостей, закрыл входную дверь и, подталкивая в спину идущего позади Гедруса Шелигу, направил их в довольно просторную гостиную. Вернее, она была бы просторной, не будь так сильно захламлена разнокалиберной мебелью и всякой всячиной — вазами, статуэтками, какими-то ящичками с инкрустацией и без, напольными часами с боем и еще бог знает чем. В комнате присутствовал даже турецкий кальян, невесть как попавший в Англию.
— Могу предложить вам отличный голландский дженивер[120], — сказал хозяин. — А больше мне угостить вас нечем. Больно рано вы пришли...
— Благодарствуем, мы не голодны, — поскромничали гости, и Майкл Гиэр разлил по кружкам напиток, от которого сильно пахло можжевельником.
Карстен Роде совсем не удивился, что в доме Майкла Гиэра не нашлось никакой еды. Скорее всего, хозяин просто пожадничал. Со слов владельца таверны Голштинец знал, что тот большой скряга.
— Как там поживает старина Морской Пес? — спросил Майкл Гиэр, когда гости сделали по доброму глотку дженивера.
— У него все хорошо. Передавал вам большой привет, — ответил Голштинец.
— Лучше бы он передал мне те полсотни талеров, что задолжал в прошлом году, — проворчал Майкл Гиэр.
— Вы как в воду смотрите. Вот эти деньги... — Карстен Роде отсчитал пятьдесят монет. Старый Капитан ничего такого ему не говорил, но корсар смекнул, что, отдав деньги, он таким образом смягчит неуступчивую натуру сквалыги. — А это вам от нас... презент. — Голштинец поставил на стол великолепную золотую фигурку Венеры на серебряном постаменте; похоже, хозяин свихнулся на таких вещах, поэтому достаточно ему и одной богини; остальные драгоценные безделушки еще пригодятся.
— Ух ты! — Восхищенный Майкл Гиэр дрожащими руками схватил фигурку и принялся ее рассматривать. — У меня не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность... Так что там у вас за дело ко мне?
Переход от почти детского любования и радости к сухому официальному тону был мгновенным и разительным. Несколько рыхлые черты лица бывшего пирата, а теперь контрабандиста, будто закаменели, а в глазах появился металлический блеск.
— Помогите нам познакомиться с каким-нибудь уважаемым капитаном, который собирается на Мейн, — сказал Карстен Роде. — Нам нужна протекция.
— Это дело не простое...
— Знаем. Потому к вам и обратились. Капитан Морской Пес сказал, что вы обладаете большим авторитетом среди моряков.
— Что есть, то есть... — По суровому лицу Майкла Гиэра пробежала самодовольная улыбка. — Однако для протекции мне хотелось бы знать, что вы собой представляете. Я не хочу попасть впросак и потерять свою репутацию, порекомендовав недостойного человека. Назовите свое имя, — обратился он к Карстену Роде, сразу определив, кто из двух его гостей главный.
Нужно сказать, разговаривали они по-немецки. Майкл Гиэр родным языком Карстена Роде владел вполне пристойно в отличие от гостя, все время запинавшегося в английских словах.
Немного поколебавшись, корсар назвал свое прозвище:
— Голштинец...
— О-о! — Глаза Майкла Гиэра округлились. — Чертовски рад приветствовать вас в своем доме! Наслышан, наслышан... Что ж, коли так, я направлю вас к лучшему капитану, достойнейшему и одному из самых удачливых. А удача в нашем деле, ох, как нужна... Он как раз готовит новую экспедицию. Правда, я не знаю куда именно. И никто не знает. Говорят разное, но мне все же кажется, он намеревается пойти на Мейн. Это если судить по тем продуктам, что он закупает. Надеюсь, вы с ним поладите...
Откладывать встречу с английским капитаном не стали. Оба решили, что нужно ковать железо, пока горячо. И потом, кто мог поручиться, что Майкл Гиэр не сдаст их лондонской полиции? Человеку ведь в душу не заглянешь. Капитан Морской Пес характеризовал бывшего пирата как личность вполне порядочную среди людей этой «профессии», но Карстен Роде, а в особенности Гедрус Шелига, слабо верили в данное человеческое качество. Так что лучше поторопиться.
Наняв кеб, напоминавший собачью будку на колесах, тесную и неудобную, они направились в Вэст-Энд, где жили преимущественно люди состоятельные. Там находился паб «Файтинг Кок», — «Боевой петух» — где в это время можно было найти нужного им человека. Так предполагал Майкл Гиэр. Он дал им еще один адрес, в доках, но все же настоятельно посоветовал прежде всего заглянуть в это питейное заведение.
Доки вместе с Ист-эндом не произвели на Карстена Роде и Литвина особого впечатления. Но теперь они ехали по центру Лондона, и город показался им огромным. С ним мог сравниться разве что Париж. Как доложил словоохотливый кебмен, численность населения столицы туманного Альбиона уже перевалила за двести тысяч. Наверное, вознице это было в радость; больше людей — больше клиентов. Но толчея на улицах столицы Великобритании ни Карстену Роде, ни Шелиге не понравилась. Казалось, что они находятся на одном огромном рынке, где нужен глаз да глаз, чтобы не стащили кошелек.
Почти все дома вдоль улиц были деревянными, в основном четырех- и пятиэтажными. Стояли они сплошной стеной. На многих были прикреплены опознавательные знаки для неграмотных посыльных и кебменов: барельефы в виде головы мавра в тюрбане, грифона, льва, ворона, дракона или еще какой-нибудь другой живности, а также различные изображения цветов и растений.
Голштинец и Литвин миновали рынок Чипсайд, представлявший собой не площадь, а скорее широкую улицу. Вдоль нее стояли дома богатых горожан, а по центру располагались источники питьевой воды; их называли «фонтаны», как объяснил кебмен. Он показал им и ратушу — Гилдхолл, красивое кирпичное здание с большими окнами. Проехали они и по Стрэнду — улице, соединяющей Сити и Вестминстерское аббатство.
Кебу часто приходилось отклоняться от главного направления и ехать в объезд, потому что на некоторых улицах велись работы. В один из таких моментов они увидели перед гостиницей представление бродячих актеров и большую толпу горожан разных сословий, которые бурно реагировали на разворачивающееся перед ними действо.
А уже на следующей площади им представилась возможность некоторое время наблюдать за экзекуцией. Казни прошли раньше (тела казненных уже грузили на телегу), поэтому зевак стало меньше и они застали лишь отвратительную картину клеймения преступников каленым железом. Там же, рядом с помостом, у столба, наказывали плетьми. Карстен Роде спросил у кебмена:
— За что их?..
— Это все бродяги и нищие, — безразлично ответил кебмен. — Бездельники и воры. Вьо! — Он дернул за вожжи, и лошадь пошла быстрее.
— У вас казнят в определенные дни?
— А когда как. Но в основном почти каждый день.
Все разом умолкли, будто им не о чем было говорить. Кебмен замолчал потому, что на улице появились пьяные — того и гляди угодят под колеса, Литвин в очередной раз спрашивал себя, правильно ли он поступил, посодействовав побегу Голштинца, а Карстен Роде мысленно выстраивал в уме план разговора с пиратом Ее Королевского Величества.
В это время человек, не выходивший из головы у Голштинца, сидел в задней комнате паба «Боевой петух» и рассматривал морские карты, кипой наваленные на столе. Перед ним стоял стеклянный кувшин с остатками дорогого вина и пустой серебряный кубок. В углу комнаты на корточках сидел паж пирата — чернокожий мальчик лет десяти. Он был наряжен очень пестро и ярко — как святочная кукла. Живые черные глаза его неотрывно следили за каждым движением пирата. Мальчика приучили не только понимать жесты господина, но даже угадывать его желания по мимике.