Пока шлюпка пересекала гавань, Шэдде глядел вперед на темные очертания подводной лодки на фоне освещенных фонарями доков. Они приблизились, и часовой на борту крикнул: «Эй, на шлюпке!» Рулевой отозвался, и через несколько минут они подошли к борту. Ни вахтенный офицер, ни вахтенный старшина не встречали его, и Шэдде нахмурился и сжал губы. В центральном посту он увидел старшину из рулевой группы, и больше никого. Он прошел в кают-компанию. Там сидели Уэдди и Шепард, весело беседующие и разглядывающие бутылку коньяка. Они вскочили на ноги, как только он появился, но Шэдде, не взглянув на них, прошел в свою каюту и захлопнул за собой дверь. На его звонок мгновение спустя из центрального поста прибежал старшина рулевой группы.
— Передайте первому, чтобы немедленно явился ко мне, — прорычал Шэдде.
— Есть, сэр.
Не прошло и минуты как явился Каван.
— Слушаю вас, сэр! — с первого взгляда Каван понял, что Шэдде разъярен. Глаза у него горели, голос пресекался от гнева.
— Почему ни вахтенный офицер, ни вахтенный старшина не встречали меня?
— Они были внизу, сэр. Вахтенный офицер…
Шэдде повелительно вздел руку.
— Мне это известно. Я только что имел удовольствие видеть Уэдди и Шепарда в кают-компании за бутылкой коньяка. — Помолчав, он прибавил с горьким сарказмом: — Без сомнения, поднимали тосты за мое здоровье.
— Они не пили, сэр, они…
— Вы хотите сказать, что я лгу? — перебил Шэдде.
— Нет, сэр. Но Уэдди и Шепард расследуют обвинение против Кайля, а вахтенный старшина…
— Какое обвинение? — снова перебил Шэдде.
— Он напился и ударил главстаршину Шепарда.
— Что? — уставившись на Кавана, недоверчиво произнес Шэдде. — Напился?! Как он мог напиться?! Ведь он был лишен увольнения на берег!
— По-видимому, стянул бутылку коньяка из кладовой.
— Чрезвычайно занятно, — осклабился Шэдде. — Однако это никак не объясняет, почему вахтенный офицер не счел возможным встретить меня.
— Полагаю, сэр, что в тот момент он находился в центральном посту, возясь с Кайлем. Все это произошло как раз во время вашего прибытия, сэр.
Шэдде с усмешкой взглянул на первого помощника.
— Вы полагаете? — передразнил он. — Возможно, вы объясните, почему меня не встретил и вахтенный старшина?
— Он помогал вахтенному офицеру управиться с Кайлем, сэр. — Каван потянул себя за ухо, привычка, которая чрезвычайно раздражала Шэдде.
— Понятно. Все были так чертовски заняты, что наплевали на своего командира. Конечно, ведь командир сам должен знать свой корабль и не заблудиться.
Каван начал испытывать раздражение.
— Могу заверить, сэр, — тихо произнес он, сдерживая закипавшую в нем злобу, — что вы ошибаетесь.
Шэдде взял со стола радиограммы и принялся просматривать.
— Кто еще не вернулся на борт? — зловеще, обыденным тоном спросил он.
— Холмс и Браун, сэр.
— Гм, — буркнул Шэдде. — Меня это не удивляет. Экипаж так чертовски разболтан, что меня уже ничто не может удивить.
Каван промолчал, и это вовсе вывело из себя Шэдде. Он гневно взглянул на первого помощника.
— Знаете, Каван, мне кажется, что вы не отдаете себе отчета в серьезности положения. По-видимому, вы поддались общей распущенности, если можно так выразиться, но я не привык, чтобы вахтенный офицер не встречал меня, когда я возвращаюсь на борт своего корабля.
Каван не шевельнулся, и Шэдде метнул на него быстрый из-под томных броней. Вены на висках у него надулись.
— Нет — продолжал он, повысив голос. — Я не привык к кораблям где воруют коньяк из офицерской кают-компании и бьют своих командиров после пьяных оргий. — Он принялся шагать из угла в угол, сжимая руки за спиной. — Через несколько дней я передаю лодку новому командиру. Уверяю вас, я не намерен сдать ему разболтанный экипаж. Хотя времени осталось мало, но я переверну здесь все вверх тормашками. — Он остановился, и его темные глаза пронзили Кавана. — Вы поняли меня?
Каван не отвечал.
— Для начала, — продолжал Шэдде, — передайте вахтенному офицеру мое неудовольствие и мой ему приказ — первые десять дней стоянки в Портсмуте без берега.
— Ему положен отпуск, сэр, как только мы придем в Портсмут, — глядя в глаза командиру, произнес первый помощник.
Шэдде сердито швырнул на стол радиограммы и срывающимся от ярости голосом вскричал:
— Мне наплевать, что ему положено! Вы слышали мое приказание? Исполняйте!
Шэдде вел себя чудовищно. Первый помощник понимал это, но спорить с ним, когда он раздражен, было опасно. Командир был явно вне себя, и никакие доводы не подействовали бы на него. В таком состоянии он не прислушался бы к голосу рассудка. У Кавана как раз подходил срок получения очередного звания, и он хотел сохранить незапятнанным свое личное дело, каких бы усилий ему это ни стоило. Не произнеся ни слова, он вышел из каюты.
В пять минут второго Шэдде улегся на койку и выключил свет. Уже давно он по-настоящему не наслаждался хорошим ночным отдыхом. Он был утомлен, находился почти в состоянии нервного истощения и не мог заснуть. Он лежал в темноте, мучимый раздумьями, письмом Элизабет, происшествием в Стокгольме, завершением своей службы на море, а теперь еще и автомобильным происшествием и теми унижениями и заботами, которые оно сулило. Он много выпил, он знал это, но, сколько бы он ни пил, голова у него всегда оставалась ясной. Без сомнения, анализ крови нарисует мрачную картину, что он был пьян. Судебное разбирательство положит конец его надеждам на восхождение по служебной лестнице и поломает столь многообещающую карьеру. Он понимал, что его мир рушится, один за другим крошатся краеугольные камни всей его жизни. Какое будущее ждет его?
Затем он задумался об отношениях, которые возникли у него с офицерами корабля, и туго стиснул пальцы. Уэдди; ссора из-за него с Каваном; поведение Саймингтона и доктора на приеме в посольстве; стычка с Галлахером из-за радио. Все были против него, все, за исключением Риса Эванса. Почему? Ему вспомнилась сухопарая фигура Саймингтона, и он почувствовал, как мышцы где-то в глубине желудка собрались в тугой, болезненный узел и его голову охватила невыносимая боль. Почти истерически он произнес вслух: «Я должен заснуть! Я не могу больше терпеть этого!» Но сон не приходил. Шэдде включил свет. Был уже четвертый час. Он позвонил вестовому и велел позвать доктора.
— Сейчас, сэр! — удивленно повторил вестовой.
— Да. И побыстрей.
Через несколько минут явился О’Ши в накинутом поверх пижамы плаще, растрепанный, с мутными от сна глазами. Шэдде встретил его в халате, сидя за столом.
— Вы посылали за мной, сэр?
— Да. Я не могу заснуть.
— Давно ли это с вами?
— Сейчас дошло до точки. В голову лезут всякие мысли и не дают уснуть.
— Как у вас с аппетитом, сэр?
— Плохо. Почти ничего не ем.
— А желудок?
Нахмурившись, Шэдде посмотрел на О’Ши. Он недолюбливал врача, и вопрос показался ему оскорбительным.
— При чем тут желудок? — вызывающе спросил он.
— Регулярно ли работает?
— Какого черта это имеет отношение к бессоннице?!
— Огромное, сэр. Я хочу помочь вам…
— Очень нерегулярно, — нехотя ответил Шэдде.
— Головные боли?
— Да. Острые. Вот и сейчас… — Шэдде взглянул на доктора. — Они мучают меня, не дают заснуть…
Доктор невольно ощутил жалость к командиру. Он вдруг увидел одинокого, снедаемого комплексами человека.
— Когда вернемся домой, вам следует показаться флотскому специалисту.
Глаза Шэдде сузились, губы угрюмо сжались.
— Позвольте узнать, к какому именно специалисту? — ледяным тоном спросил он.
— К диагносту, сэр. — О’Ши хотел было сказать «к психиатру», но не осмелился.
Шэдде встал и зло посмотрел на него.
— Я послал за вами, О’Ши, потому что не могу уснуть. Мы выходим в море в восемь тридцать. Я хочу уснуть сейчас, понимаете, сейчас! Я не могу ждать ваших знахарей! Я должен выспаться!
— Я мог бы дать вам снотворного, сэр, — с серьезным видом произнес О’Шн, — но уже половина четвертого. Действие снотворного не пройдет до восьми тридцати…
Шэдде отвернулся.
— Благодарю, — холодно проговорил он. — Вижу, вы не хотите помочь мне. Вы похожи на остальных офицеров лодки, О’Ши, у вас уйма бойких отговорок, никогда не лезете в карман за словом, у вас припасен ответ на все, но когда доходит до дела, вы прячетесь в кусты. — Он взглянул доктору в лицо. — Я спрашиваю, вы действительно не знаете, что со мной?
О’Ши молчал. Он не мог рассказать Шэдде о том, что Рис Эванс поведал ему сегодня утром.
— Я могу только сказать, сэр, что у вас не в порядке с нервами, — наконец произнес он.
Шэдде побледнел. Слово «нервы» означало «Сэйбр», пролив Ломбок… Вот, значит, на что намекает этот паршивый костоправ! Шэдде подскочил к двери и растворил ее настежь.
— Вон отсюда! — закричал он. — Убирайтесь, пока я вас не вышвырнул!
Как только доктор ушел, Шэдде послал за Грэйси.
— Садитесь, Грэйси, — Шэдде указал главстаршине на стул. — Вы помните нашу беседу относительно радиограмм?
— Да, сэр, — кивнул Грэйси.
— Я хочу получить их сегодня.
— Сейчас, сэр?
— Позднее, когда мы выйдем в море. Я продумаю все детали и вызову вас.
Шэдде безостановочно мерил каюту шагами, и Грэйси встал. Ему было неловко сидеть, когда командир стоял.
— С тех пор, как вы впервые упомянули про это, сэр, я подумал о некоторых сложностях… — произнес он с тревогой.
— Сложностях? Каких сложностях?
— Да вот, сэр… Радиограммы, связанные с готовностью ракет и их запуском, являются сверхсекретными. Я не знаю адреса групп и коды…
— Об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Шэдде. Улыбка была сухая и озабоченная. — Я все знаю и сам заготовлю текст. Вам останется только передать его по закрытой цепи и принять на ваш телетайп.
— Еще одна трудность, сэр. — Грэйси сморщил лоб. — Чтобы быть похожим на истинный, приказ об открытия огня должен заключать в себе координаты цели, а у меня их тоже нет. Они совершенно секретны.