— Я думала, что тебя весь день не будет, — сказала ей мать. — Раз ты дома, пойду по магазинам... Если хоть один открыт после праздников...
Оставшись одна, Клер позвонила Пишю, не слишком надеясь застать его. Но он был дома и сам подошел к телефону.
— Ах! Мадам Давьер... У меня нет для вас особых новостей...
Знаю только, что полиция отпустила шофера цистерны, не получив от него никаких сведений. Си постоянно повторял, что не знает, где и когда потерял документы. Невозможно сказать, лжет он или говорит правду... У вора, должно быть, был сообщник, который следовал за ним на машине. Доставив бензин на место, они бы бросили цистерну, понимаете?
— Мне говорил об этом в субботу жандарм...
— Я, разумеется, поддерживаю связь с метром Шарвилем, который занимается нашим делом... Я звоню ему каждый день, и он позвонит мне, как только узнает что-то новое. Он уже вступил в контакт со страховой компанией... Ситуация, конечно, очень сложная... Некоторые жители поселка являлись клиентами той же компании, что и нефтяная, и это должно все же облегчить дело.
Клер рассеянно слушала, пытаясь, собрать всю свою волю, чтобы заговорить как можно естественнее. Ей трудно было лгать. К счастью, он ее не видит: она покраснеет. Клер надеялась, что голос ее не выдаст.
— Я, со своей стороны, — сказала она, когда Пишю замолчал, — все пытаюсь выяснить одну непонятную вещь, которая меня очень занимает.
Клер сделала паузу, и ей показалось, что на другом конце провода дыхание Пишю участилось. Он ничего не спросил, и Клер продолжала:
— Когда я отправилась навестить мужа, он был очень болен... Я вам это говорила, не правда ли... Симптомы были очевидны, а разговаривая с дочерью стариков Гийоме, я узнала, что ее родителей мучила та же болезнь... У меня есть все основания думать, что ваш отец тоже был болен, так как мой муж не видел его в течение нескольких дней.
— Хочу вам заметить, что я об этом ничего не знал и что мой отец ничего мне не сообщил, — сказал Пишю сухо.
— Он, кажется, нечасто писал вам... Может быть, он не хотел вас беспокоить?
— Не понимаю, почему вы так настаиваете на этом... Для нас всех важен пожар, в котором погибло девять человек и сгорел целый поселок. Мы должны объединить наши усилия и направить их против тех, кто несет за это ответственность. В настоящий момент нашим противником является нефтяная компания, которая, разумеется, все отрицает. Дело будет передано в суд, потому что было бы слишком просто всю ответственность возложить на похитителя цистерны...
— Подождите, месье Пишю, дайте мне договорить... Прошу вас, немного терпения.
Он что-то пробурчал, но, кажется, готов был слушать.
— Я не видела других людей, потому что, повторяю еще раз, когда я приехала, поселок казался вымершим. Было не поздно, однако свет нигде не горел. Но я видела моего мужа и не отрекусь от своих слов: он был серьезно болен и жаловался на водопроводную воду... Он даже купил «Эвиан», чтобы не пить воду из-под крана... Но другие, наверное, не прибегли к такой предосторожности... Вот почему в пятницу я ездила в Гийоз и набрала воды в пластмассовую фляжку, чтобы отдать ее на анализ.
Молчание на другом конце провода затянулось, и Клер забеспокоилась:
— Вы меня слышали, месье Пишю?
— Да, слышал.
Он, казалось, был в ярости.
— Вы отдали эту воду на анализ?
— В настоящий момент ее еще исследуют... Я получу результат только вечером или завтра. Но по первым данным...
Если Клер надеялась, что он проявит подозрительное любопытство, она ошиблась. Бухгалтер хорошо владел своими нервами и не облегчал ей задачу.
— Да, судя по предварительным результатам, эта вода представляла опасность для человеческого здоровья. Это все, что мне пока известно, но как только я получу точные сведения, я немедленно сообщу вам.
— На что вы рассчитываете? — резко спросил Пишю. — Вы сами, без свидетелей, берете воду, отдаете ее неизвестно кому для анализа... И результат превосходит все ваши ожидания.
Клер охватило возмущение, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие.
— Вы что, обвиняете меня в фальсификации?
— Нет, но мне непонятно ваше упрямство... Вы занимаете опасную позицию. Вы единственный свидетель этой трагедии, а строите какие-то невероятные гипотезы... Мало вам этой истории с подозрительной водой, так еще дождь из бензина... Я знаю, что следователь не придает этому никакого значения, но все члены нашей ассоциации очень обеспокоены вашим поведением. Нет, поистине вы не делаете ничего, чтобы помочь нам...
— Знаете, что я думаю, месье Пишю? — закричала Клер в трубку. — Кто-то хотел отравить одного или нескольких жителей поселка, и ему почти удалось...
— А чтобы скрыть свое страшное преступление, он украл цистерну с бензином и поджег поселок?
— Почему бы нет?
— Мадам Руссе, мне очень жаль... Ваш муж погиб в этом ужасном пожаре, и, вероятно, вы еще под впечатлением вашего горя.
— Другими словами, я совершенно сошла с ума? — сквозь зубы проговорила Клер.
— Я не это хотел сказать, но вы потрясены, страшно потрясены... Я понимаю, быть вынужденной оставить мужа в огне...
Иначе говоря, она выдумывала всю эту историю, чтобы избавиться от чувства глубокой вины?
— Вы полагаете, я все выдумала? Болезнь мужа, рвоту, страшную слабость, которую он ощущал? Он не мог работать, едва передвигал ноги.
— Вы испытали жестокий шок, и многие на вашем месте были бы потрясены еще сильнее... Мне кажется, что вы сосредоточиваете все внимание на некоем факте, который имеет значение лишь в ваших глазах.
— Значит, я отравила воду, которая была во фляжке, лишь бы доказать, что не ошибаюсь?
— Я этого не думаю, мадам... Но нужно официально взять пробу, произвести официальный анализ...
— В субботу я вновь ездила в Гийоз... Водопровод разрушен... Оставался только кран в мастерской мужа... Но он был открыт, и вся вода вытекла. Впрочем, вначале около источника вентили были закрыты... Случайно я обнаружила неповрежденный водопровод в другом доме, но там труба перерезана так, что вся вода, которая оставалась, тоже вытекла...
— Да, конечно, — проговорил Пишю так, словно все это длинное объяснение кажется ему непостижимым.
— Я поеду туда с судебным исполнителем. Пусть он возьмет пробу, запечатает бутылки и отдаст их в официальную лабораторию.
— Но что это нам даст? — вне себя закричал Пишю. — Мертвых вы не воскресите... Вы все запутаете и возбудите недоверие по отношению к нам у властей и суда...
— Вы что, боитесь, месье Пишю? — бросила Клер в раздражении.
На этот раз наступила совсем другая тишина: наполненная невысказанным чувством сдерживаемой ненависти.
— Простите, — сказала Клер. — Я не хотела вас обидеть.
— Только что вы говорили об отравлении, а теперь подозреваете, что я боюсь... Не имеете ли вы дерзость думать, что я непосредственно замешан в этой безумной истории? Вы истеричка, мадам. Я не стану продолжать этот разговор.
Клер повесила трубку, недовольная своей несдержанностью. Ведь она хотела проявить хладнокровие и осторожность, а действовала грубо и так неудачно. Как глупо! Правда, теперь у нее есть хоть один открытый враг, но это слабое утешение.
Она, не мешкая, позвонила в муниципальную лабораторию. Молодой женский голос любезно объяснил ей, что следует сделать, чтобы подвергнуть анализу какое-либо подозрительное вещество.
— В любом случае вы должны обратиться в лабораторию Эна... Думаю, вы можете это сделать в Бурге... Но они выполнят работу не так быстро, как бы вам хотелось... Мы очень загружены.
— Но как взять пробы, пока еще не поздно? Я боюсь, как бы эту воду не ликвидировали.
— Тогда настаивайте, чтобы пробы были взяты теперь, даже если анализ будет произведен позднее.
— Это единственный путь?
— Я знаю, что есть судебные исполнители, которые занимаются подобными делами. Даже знаю двоих в Лионе... Вы можете попытаться договориться с ними.
— Большое спасибо.
Клер записала обе фамилии, поблагодарила еще и повесила трубку. Первый номер не отвечал, что было вполне естественно 26 декабря. Но по второму она дозвонилась.
— Я бы хотела, чтобы это было сделано сегодня, — сказала Клер, предварительно объяснив, в чем дело.
— Как далеко поселок от Лиона?
— Около пятидесяти километров.
— Хорошо, встретимся у въезда в поселок... Я приеду с химиком, с которым обычно работаю; он эксперт в суде. Он привезет стерильные бутылочки и все необходимое... Не скрою, что эта поездка будет стоить довольно дорого.
— Да, знаю, — ответила Клер, не колеблясь.
Она подумала, что мать одолжит ей немного денег до конца января, и осуществление ее навязчивой идеи не отразится на жизни Стефана.
— Мы сможем действовать только на участке, который принадлежит вам, — сказал судебный исполнитель. — Разве что получим согласие других лиц...
Как глупо было ссориться с Пишю! Он один мог бы помочь ей. Но стал бы он это делать, если, как думала Клер, совесть его нечиста?
— Я займусь этим, — пообещала она на всякий случай.
— Отлично... Мы сейчас перезвоним вам для проверки. Случается, нам звонят разные шутники...
Клер повесила трубку. Вскоре телефон зазвонил, и она подтвердила свое согласие. Оставалось лишь найти нынешних домовладельцев поселка.
Направляясь во второй половине дня в Гийоз, Клер размышляла о том, что ей повезло. Вначале она позвонила Пишю и извинилась в банальных выражениях. С безразличием, граничащим с презрением, он дал согласие на то, чтобы судебный исполнитель взял пробу воды и на участке, принадлежавшем его отцу. Кроме того, он дал Клер адрес Ронди: мадам Ронди была дочерью Гийоме.
Клер попала к ним в разгар обеда. Она была убеждена, что Ронди ничего не поняли из ее объяснений, но их согласие она получила.
Однако она была неприятно удивлена, увидев на перекрестке вновь появившиеся надписи, которые гласили, что дорога дальше перекрыта. На обочине у въезда в Гийоз стояло несколько автомобилей.