Авросимов. Чем же, сударь?
Исправник. Этот прекрасный подпоручик очень удручен, как будто решается его судьба. J’ai vu ses larmes[9].
Авросимов. Это от холода, сударь.
Исправник. Bien sûr[10]. Он что, причастен?
Слепцов. Ну, что там у вас?..
Авросимов. Вы потише, сударь.
Исправник. Я так и знал. Quelle monstruosité![11]
Слепцов. И опять ничего. Вот черт!
Заикин. Может, они плохо роют? Mais je me souviens, je me souviens[12].
Авросимов. Вы не можете осуждать.
Исправник. Нет уж, могу! И даже смею!
Слепцов. Ну что еще? О чем вы?
Исправник. Господин ротмистр, мы напрасно теряем время.
Слепцов. Это еще почему?
Исправник. Ежели недавно зарыт предмет, ежели тут недавно зарывали, как же могла трава сохраниться? C’est impossible, impensable[13].
Слепцов. Черт! Trhison![14]. Что же вы молчали?
Исправник. Я было пытался, но вы, étant de mauvaise humeur[15], всякий раз обрывали меня…
Слепцов. Вы всякий раз говорили, о чем угодно, только не об этом… Мы теряем время и деньги!.. Николай Федорович, голубчик, что же это, а?
Заикин. J’ai rien â vour dire[16].
Слепцов. Ладно, до рассвета есть время. Сделаем передышку и попробуем еще раз. А вы, сударь, подумайте хорошенько, черт возьми! Мы не можем partir bredoulle[17].
Авросимов. Сударь, вспомните о том, кто несчастнее вас…
Заикин. Оставьте меня!.. Неужели вам радостна будет моя гибель?
Авросимов. Это не гибель, а жертва…
Заикин. Я уже жертвовал… Ничего из сего не вышло…
Авросимов. Да вы не сожалейте об том.
Заикин. Оставьте меня!.. Кабы вы знали про все, вы бы меня не мучили.
Слепцов. Да, действительно глубже копать уже некуда. Вы ведь утверждали, что не глубоко, да?
Заикин. Говорил… Сударь, Николай Сергеевич…
Исправник. Люди готовы, можно начинать.
Слепцов. Мы начинаем, господин Заикин. Мы пробуем еще раз. На вашей совести…
Заикин. Хорошо, давайте еще раз… Помнится мне, что действительно ближе к лесу. Да, да, теперь вспоминаю. На той же линии, только ближе…
Слепцов. Здесь, черт возьми?
Заикин. Да, пожалуй…
Слепцов. Или здесь?
Заикин. Нет, нет, хотя, впрочем, возможно, и здесь…
Слепцов. Ну?
Заикин. Да, скорее всего здесь… Да, я помню… Конечно… Николай Сергеевич, выслушайте меня…
Слепцов. А, черт… Господин исправник, приступайте…
И снова глухо ударили лопаты, и тяжелое дыхание копающих перемешалось с шорохом мерзлой земли. Что-то там бубнил ротмистр Слепцов, перебегая от одного мужика к другому, взмахивая руками в отчаянии или в гневе. Подпоручик черной тенью неподвижно застыл в стороне, и в его позе тоже сквозило отчаяние. Из лесу крикнула птица, кто-то позвал, пронзительно и тоскливо.
«А ежели он прав? — вдруг подумал наш герой с ужасом. — Хотя кто же нынче посмеет это подтвердить? Противники-то разве подтвердят? А друзья ведь отрекутся…»
«Дуняша, как же ты от выкупа отказалась?»
А может, это ротмистр розовощекий ее принудил? Чего же она так печально глядела? Хотя чего же она так легко туда шла, словно в церковь, в своей домотканой рубахе? По этому скрипящему коридору?.. Ах, это не Пестелю по своему коридору идти… Жалеет ли он о своем поступке? Вестимо, жалеет, ежели бросился за кружкой перед ним, перед Авросимовым, который даже и не граф… Ах, вздор все, пустое. Вон он как перед графом сидит дерзостью… Да где вы взяли дерзость-то? Как где? Или я не вижу? Да что вы, сударь, один страх и есть… Полноте, не страх вовсе, а скорбь… Дак как он посмел, ротмистр несчастный, Дуняшу к себе силком заполучить?.. Как он мог правом своим воспользоваться, лицемер, говорящий, что они, мол, тоже люди!.. Ах, да оставьте вы, ей-богу, она как на праздник к нему шла… Вот как?
И надо было, покуда пистолет в ладони не охладел, ринуться к ротмистру в опочивальню, где он готовился к наслаждению, чтобы поднять его с ложа, его, считающего себя в полной безнаказанности. Ах, как вскочил бы он! «Перестаньте дрожать, сударь, я не разбойник. Надеюсь, вы не откажетесь от честного поединка… Где и когда?»
Исправник. Командир Вятского полка Пестель неподалеку здесь жил.
Авросимов. Ну и что?
Исправник. Хмурый был человек. Злодейство на его лице было написано. Как это он один, однако, против всех решился?
Авросимов. А нынче все против него…
Исправник. И поделом… Видите, как это ужасно, нарушать общий ход жизни!
Слепцов. Ну вот. Опять трава. Нас водят за нос, как детей! Предчувствие меня не обмануло. Я как знал, что вылазка будет неудачна. Николай Федорович, ваши шансы теперь — пыль. Vous comprenez â quel point votre situation est compliquée?[18]
Заикин. Боже мой, я сам во всем виноват! Какой невероятный позор. Je me sens menteur[19].
Слепцов. Vos regrets, vous pouver les garder[20]. Они не помогают. Ладно, хватит. Que les juges décident[21]. Господин исправник, отправляйте мужиков.
Заикин. Господин ротмистр, Николай Сергеевич. Je veus faire un aveu important[22]. Теперь уже все равно.
Слепцов. Что еще?
Авросимов. А может, рытье до завтра отложить? Обдумать все.
Заикин. Ах, оставьте с вашими советами, бога ради! Николай Сергеевич…
Слепцов. Да говорите, черт возьми! Soyez donc un homme![23]
Заикин. Теперь уж все равно. Voun avez été bon envers moi, et moi, ef moi j’ai abusé de votre bonté[24]. Я лжец. Мне нет прощения… Вы были мне как брат, как отец, а я j’ai tout detzuis[25].
Слепцов. Подпоручик, перестаньте жаловаться, в самом деле. Садитесь, господа, в кибитку.
Вот снова лошади рванули и понесли одуревших от усталости и разочарований людей к месту их ночлега.
В светелке, после того как расстались с неугомонным исправником, случилось маленькое происшествие, которое послужило началом дальнейших новых испытаний нашего героя.
— Послушайте, — сказал ротмистр подпоручику, сидящему на своей лавке в обреченной позе, — вы взялись меня одурачить? Я на вас положился и получил за это. Надо было мне держать вас за арестанта, а не за друга, в которого я поверил и которого полюбил всей душой.
Тут несчастный подпоручик заплакал не стесняясь.
— Николай Сергеевич, — сказал он, плача, — я хочу вам сказать… но это, если вы… если это останется меж нами…
— Что же вы можете мне сказать? Что вы теперь можете?.. Ну говорите, говорите… Я даю слово…
— Николай Сергеевич, — проговорил подпоручик с трудом, — делайте со мной что хотите… Я рукописи не зарывал…
При этих словах ротмистр побледнел и долго пребывал в оцепенении.
— Для чего же вы все проделали? — с ужасом и стоном спросил он наконец. — Вы понимаете, что это значит? Что же теперь, сударь?.. Но мне даже не потерянное время и невыполненный приказ столь ужасны, сколь ваша неблагородная ложь…
— Господин ротмистр, — проговорил подпоручик уже в полном отчаянии, — не называйте меня лжецом, — слезы так и текли по его лицу. — Да, я обманул вас, но в обмане моем не было злого умысла. Когда братья Бобрищевы-Пушкины отреклись от сего, а они, они ведь зарывали сии злополучные бумаги!.. так я решил взять на себя вину их… Всю дорогу, видя ваше со мной обхождение, я страдал и метался, понимая, что поступаю с вами подло, ввергнув вас в авантюру… Но поймите человека, очутившегося средь двух огней!
— Нет! — крикнул ротмистр дрогнувшим голосом, словно борясь с собой. — Нет! Вы не смели, черт возьми, морочить голову мне, господину Авросимову, следствию и государю! — вдруг он поник и сказал с болью: — Как вы сами себя наказали! Как отягчили свою судьбу…
— Я не хотел зла, не хотел зла, — пуще прежнего зарыдал подпоручик.
— Что же нам делать? — спросил ротмистр, когда страсти несколько поулеглись. — Участь ваша будет ужасна, господин подпоручик, ежели не найдется кто-либо в сем осведомленный, ежели вы его не найдете… Ведь должен был кто-то с вами об том разговаривать…
— Да, да, конечно, — проговорил подпоручик, едва сдерживая рыдания… — Такой человек есть… Дозвольте мне с ним встретиться, и я уговорю его раскрыть вам тайну.
— Кто он?
— Сударь, — вновь зарыдал подпоручик, — и назову вам человека, ежели вы пообещаете мне… дадите слово… Ежели в вас осталась хоть капля былого ко мне расположения, вы дадите слово, что оставите его имя в тайне… ибо он к сему делу совершенно не причастен… Если вы дадите слово… Ему просто показали, где зарыта рукопись, а какая — он не ведает… ежели вы дадите слово… ежели вы дадите слово…
— Назовите же мне его, — сказал Слепцов несколько в растерянности. — Время уходит. Я даю вам слово.
— Вы слышите? — обратился Заикин к нашему герою. — Он дает