В начале первого тома «Моя жизнь во Христе» блаженный праведник Иоанн Кронштадтский пишет: «Мысль наша постоянно течет именно под условием существования беспредельного мыслящего Духа. Вот почему апостолы говорят: «Мы не довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога» [172]. Вот почему и Спаситель говорит: «Не пецытеся, како или что возглаголете, даст бо ся вам, что возглаголете» [173]. Видишь, и мысль и даже самое слово приходит к нам отвне. Это, впрочем, в состоянии благодати и в случае нужды»[174].
Дабы показать Вам мою любовь и смирение пред Вами, отец мой, свидетельствую Вам, что хотя я и хуже и неразумнее ослицы Валаама, однако в беседе с Вами мне много содействовала благодать Божия, частию же говорил я от опыта своего скудного. Так же и в письмах.
Вы своим первым письмом (вопросом о записках моих в минуту Вашего колебания), теперь вопросом «на каком основании?» и другими понудили меня, дорогой отче, пойти на самое трудное; но Ваше обещание хранить все это в тайне (а я совершенно верю Вашему слову) дало мне, неразумному, решимость быть с Вами откровеннее, чем с кем бы то ни было другим, и это в надежде, что, быть может, окажу Вам хотя малую пользу на Вашем пути ко спасению, ко Христу[175].
Хотя я и не отец Ваш духовный, но скажу Вам, что благодаря встрече с Вами я опытом познал то, о чем преподобный Симеон Новый Богослов пишет в одиннадцатом Слове об отце и чаде духовном. Он пишет: «Возлюбленный мне в Господе! Я принял тебя на лоно свое, когда ты пришел ко мне, с теплым усердием преподал тебе истинное учение, с немалым трудом вообразил тебя во образ Христа чрез покаяние и возродил чадом духовным с великим терпением, многими попечениями и каждодневными слезами, хотя ты не знал ничего из этого, понесенного мною ради тебя. Это и не дивно. И дети, находясь в утробе матери, нимало не чувствуют ее печалей, ни болезней, какие терпит она во время рождения»[176].
Хотя я Вам и не мать (ибо не я породил Вас к жизни духовной), но скажу, что благодаря встрече с Вами я познал отчасти силу слова апостола Павла: «Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас» [177].
За Ваш переход в Православие ведь я должен отвечать на Страшном суде. Помню, как Вы в начале нашей первой беседы в библиотеке имели приблизительно такие мысли: «Да, я имею склонность к Православию, но что если католичество есть истина, тогда я, перейдя в Православие, отпаду от Христа. Как бы мне знать определенно — где истина, кто прав». Дорогой отец Давид, если бы я, окаянный, не был уверен в том, что в переходе в Православие Ваше спасение и, быть может, других многих, то разве пошел бы я на все эти труды и как решился бы я понести такую страшную ответственность пред Богом. Но эти слова мои к Вам возымеют ли силу? Не знаю. Молюсь и чувствую иногда, что изливаю силу души своей как бы в какую-то пустоту. И тогда в скорби прошу Господа, чтобы Он Милостивый указал Вам кого — либо другого, раба Своего, который смог бы помочь Вам; а я, немощный, и своего бремени не могу понести, а других только в соблазн могу ввести. Большего сделать я не могу[178].
В жизни по Богу мы познаем, что мы свободны. Эту свободу Господь не отнимает от человека ни в каком случае, дабы не низвести своего умного создания на степень подсознательных. Апостолы молились за весь мир, пылая огненною ревностью спасти его — обратить ко Христу, но не достигли. Святители — их наместники — то же делали и делают, но неверные были и есть. Каждый как хочет, так и живет. А я, нищий и убогий, что могу? Лишь бы самому не погибнуть.
Знаете ли, дорогой отец Давид, что если Вы не утвердитесь верою в Православной Церкви и еще будете предаваться сомнениям и раздумиям, то Вы не познаете истинной духовной жизни. Для этого утверждения припомните обстоятельства и все бывшее с Вами за это время, и, быть может, пред Вами станет очевидным особый промысл Божий о Вас. Дай Бог, чтобы Вы увидели это и после крепко помнили.
В минуту колебания встаньте на молитву и говорите Господу, Сердцеведцу, что Вы все это делаете, ища Его; Он Истина, Он Любовь. Он за наше спасение претерпел Крест — не попустит Он заблудиться человеку, который пред Ним воистину не лукавствует.
Вы идете необычным путем. Вам, прежде чем начать жизнь духовную по — православному, нужно предварительно как-то проникнуть в тайны Духа, закрытые вообще от взора людей. Закрыты они потому, что мир не приемлет яже Духа Божия: юродство (μωρία) бо ему есть [179], мир о слове Христовом говорит: «Жестоко слово сие» [180].
Преподобный Серафим Саровский запрещает говорить о духовном с человеком душевным[181]. Он напоминает в данном случае учение святого Дионисия Ареопагита: «Tu vего, fili… ipsemet divinus divina doctrina factus, atque animi secreto sancta recondens, tanquam uniformia, a profana multitudine conserve; neque enim fas est, ut Eloquia testamentur porcis projicere spiritalium margaritarum purum ilium, ac lucidum pulchrificumque adornatum»[182].
Поэтому, следуя совету святых, Вы после не скоро склоняйтесь на беседу с неиспытанным человеком о том, что так бесконечно дорого душе нашей. Вас, дорогой отец Давид, я не считаю совершенно непосвященным, наоборот, я знаю, что Вы уже многое пережили и многое понимаете и с должным благоговением относитесь к духовной жизни.
Но все же на Вашу просьбу более открыто говорить с Вами о Кресте я при всем желании как-то еще не решался до сих пор. Из книжицы епископа Феофана Вы можете многое почерпнуть[183]. Кресты — бывают трех родов. Из них два первые неизбежны для всех помышляющих о спасении; Вы их и опытом познали уже отчасти в юности, более разумно теперь. Рано нам говорить о третьем Кресте, который тяжек, по слову божественного Григория Синаита, даже для самых мужественных. Боюсь я осуждения за то, что хочу говорить о том, чего не делаю. Но, как выше сказал, обстоятельства понуждают меня и на то, что выше моих сил и разумения. Не знаю, примете ли Вы мое слово с верою или еще больше соблазнитесь. Впрочем, я уверен, что Вы примете, ибо неложно хотите жить по Богу.
Истинный подвижник Христов, чтобы избежать ада, эту жизнь делает адом и сознанием своим постоянно низводит себя во ад, сколько есть сил на то. Хотя бы он чудеса творил, он говорит себе: «Окаянный я человек; воистину я хуже всех, грешнее всех[184]. Все спасутся — один я погибну[185]. Еще немного — придет смерть, и окаянная душа моя навеки снидет во ад на неисповедимые страдания»[186]. И так держит он себя как бы на грани отчаяния (смотрите «Лествицу» — «Слово о темнице»[187]), сколько хватает душевных сил.
В своих записках, данных мне, старец отец Силуан (говорю Вам, потому что Вы его знаете, а другим нельзя говорить, он запретил) пишет: «Однажды ночью сижу я в келлии, молюсь (значит, умною молитвою — мое объяснение), и вот бесы нашли, полна келлия. Я и стал просить Господа: «Господи, Ты, милостивый, видишь, что я хочу Тебе молиться чистым умом, скажи мне, что я должен делать, чтобы избавиться от бесов?» — и слышу от Господа ответ в сердце: «Держи ум свой во аде, и не отчаивайся». Я стал так делать, и ум мой очистился, и я перестал видеть бесов»[188].
Душа при этих мыслях смиряется и обретает покой, как и Господь сказал: «Научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим…» [189]
И время, и силы мои истощились. Урывками за эти дни писал я Вам это письмо — то днем, то вечером, то в библиотеке, то в келлии. Если Бог приведет нас побеседовать еще и если Вы этого захотите, то рад буду.
Сейчас добавлю только, что в подвиге нашем повседневном мы должны держаться бескорыстности, то есть хотя смысл своей жизни мы полагаем в стяжании благодати Святого Духа, однако каждый раз, подвизаясь за соблюдение заповедей Божиих, мы не должны ожидать награды, но предавать все это на усмотрение благости Божией. Опыт же показывает, что благодать приходит к нам в то время более, когда мы ее не ждем, почитаем себя недостойными ее и даже самого спасения. Но это все отчасти. Раньше я не решился бы Вам говорить и этого, потому что нужно было как-то увериться Вам сначала в том, что, перейдя в Православие, Вы именно избежали ада, нужно было сначала познать сладость рая, — чтобы воспоминанием о ней укрепляться верою и надеждою на дальнейшем крестном пути. Но Вы, дорогой, отчасти уже и познали ее; к сожалению, сомнения всякий раз не позволяли Вам достигнуть в большую меру[190]. Мы по постоянному опыту (не единичному, а общему монашескому) знаем, что при покаянии, при постриге, при хиротонии (при причащении иногда) — посещает человека обильная благодать.
Враг сомнениями исковырял Ваше сердце и сделал его неспособным к принятию благодати[191]. Но Вы не отчаивайтесь. Не достигли сегодня — достигнем завтра. Преткновения тоже полезны — они обогащают наш опыт. Кроме того, скажу еще, что в познании большой благодати есть много опасностей, и потому редко кому дает это Господь в начале. Дело в том, что мы не в силах удержать великой благодати, живя в телесной храмине; душа же, познавшая благодать, после, пот