После 22 апреля активность советской стороны в воздухе пошла на спад. Отчасти это было связано с метеоусловиями, отчасти – с изменением задач. В связи с завершением подготовки к развертыванию подлодок вице-адмирал Трибуц приказал военно-воздушным силам Балтфлота сосредоточить свои усилия на разряжении минных полей и борьбе с дозорными кораблями, речь о чем пойдет ниже. Что же касается отряда БДБ, то он до 28 апреля без каких-либо помех принимал мины в Киркомансаари, а затем после некоторой задержки, вызванной туманной погодой, вечером 30 апреля выставил «Зееигель-1а», запечатав проход между островами Гогланд и Большой Тютерс. В общей сложности в апреле 1943 г. «Морской еж» пополнился 1285 минами (в том числе 218 неконтактными)[36]. В начале мая минные заграждения были прикрыты с восточной стороны четырьмя двухрядными заграждениями, состоявшими из 560 минных защитников.
Схема постановок на МЗ «Зееигель» в апреле 1943 г.
Постановки на МЗ «Зееигель» в 1943 г.
* Русская мина образца 1912 г.
** Финский аналог немецкой мины ЕМС.
Таким образом, распространенное еще со времен войны мнение, что КБФ никак не препятствовал созданию противолодочных рубежей противника в Финском заливе, неверно. Флот этому препятствовал, хотя в его штабе даже и не подозревали, кто и когда именно эти рубежи создает. И все же, несмотря на помехи, создаваемые силами КБФ, в первую очередь его авиацией, противнику удалось выполнить план постановок в полном объеме. Причин тому видится две: слабость разведки, не позволившей в точности узнать намерения противника и характер проводимых им мероприятий, а также слабость самих ударов, определявшуюся малочисленностью ВВС КБФ и недостатками в тактике, в частности недооценкой важности массирования сил в одной группе.
Активные минные постановки противника в операционной зоне КБФ
В начале апреля, в то время как в восточной части Финского залива стоял сплошной лед, в акватории между Ленинградом и Кронштадтом он уже интенсивно таял. Расчистка фарватера Кронштадт – Ораниенбаум и Кронштадт – Лисий Нос началась 3 апреля, и на следующие сутки первый уже был готов пропускать суда. По состоянию на 14 апреля неподвижный лед держался полосой вдоль южного берега Невской губы в районе дамба Морского канала – Петергоф и вдоль северного берега губы в районе Ленинград – Сестрорецк. В остальной части Невской губы был мелкобитый плавучий лед[37]. В то же время на запад от Кронштадта сплошной лед держался еще и в начале 20-х чисел апреля.
С ночи на 18 апреля началось систематическое несение дозорной службы в Невской губе силами сторожевых катеров «КМ» Ленинградской ВМБ. С 23 апреля до конца месяца еженощно одиночные дозоры выставлялись на 13 линиях (№ 16 – № 28), кроме того, в районе банки Каменная курсировал катер поддержки дозора[38]. Хуже было с противоминным наблюдением, которое, исходя из опыта 1942 г., должно было сыграть важную роль в том случае, если авиация противника попытается заминировать подходы к Кронштадту. В предыдущую кампанию необходимость тралить вражеские мины серьезно отразилась на сроках развертывания подлодок 1-го эшелона, и повторения этого нельзя было допустить. Хотя приказ командующего КМОР по организации наблюдения вышел еще в конце марта, к вечеру 20 апреля – началу минных постановок немецкой авиации – подвижные посты наблюдения на катерах и шлюпках фактически еще развернуты не были – отчасти из-за наличия плавучего льда, отчасти из-за затянувшегося зимнего судоремонта.
Действия противника, как это часто бывало и ранее, застигли командование КБФ врасплох – в ночь на 21 апреля 30 бомбардировщиков люфтваффе внезапно попытались заминировать Большой Кронштадский рейд и прилегающие к нему с запада и юга подходы (операция «Фрошляйх» – «Лягушачья икра»). Еще четыре самолета бомбили Кронштадт и Ораниенбаум с целью маскировки постановки и отвлечения средств ПВО. На следующую ночь постановка повторилась с еще большим масштабом – в ней приняли участие 66 самолетов-миноносцев и 3 бомбардировщика. Тем не менее в последующие сутки, неожиданно, операция не получила продолжения. Как оказалось, командование люфтваффе решило по собственному усмотрению, вопреки пожеланиям германского военно-морского командования, прервать едва начавшуюся операцию. Впрочем, и за две ночи немцы успели немало – было сброшено 144 донные неконтактные мины ВМ-1000, из которых пять, согласно донесениям экипажей, взорвались при падении. Один из бомбардировщиков с задания не вернулся, так что судьба еще двух мин осталась невыясненной[39]. Впрочем, и этого количества, будь оно выставлено так, как следует, с лихвой хватило бы, чтобы приковать корабли Балтфлота к местам стоянок, – мины были оснащены магнитно-акустическими взрывателями, средств борьбы с которыми мы на тот момент практически не имели. Флот располагал всего тремя трал-баржами, которые одновременно могли создавать и магнитное поле, и работать акустическими тралами, но на практике это почти никогда не делалось. Подавляющий объем траления выполнялся обычными электромагнитными тралами, а для создания акустического импульса использовалось такое «проверенное» средство, как сбрасывание глубинных бомб со сторожевых катеров. В результате с момента первой постановки и до конца мая нам удалось уничтожить всего пять донных мин: три – трал-баржами и две глубинными бомбами, причем расход последних составил 227 штук. Потерь в результате подрывов на донных минах не было.
Почему же весьма внушительная по количеству выставленных мин постановка не дала никакого результата? Возможных ответов тут несколько. Во-первых, согласно наблюдениям наших постов, число взорвавшихся при ударе о воду мин оказалось значительно большим, чем по наблюдениям немцев, а именно 81. Во-вторых, чтобы избежать потерь от огня зенитной артиллерии, немцы сбрасывали мины со средних и больших высот, в связи с чем точность постановки была весьма низкой и многие мины упали далеко в стороне от использовавшихся фарватеров. В-третьих, большую положительную роль играло размагничивание кораблей, которое к 1943 г. стало обязательным мероприятием. Однако не во всех случаях обстоятельства складывались настолько благоприятно для советской стороны, как в этом.
За таянием льда в Невской губе внимательно наблюдали не только из Кронштадта, но и с южного берега залива, из района Стрельна – Петергоф, занятого немецкими войсками. 19 апреля на основании доклада морского коменданта «R»[40] «адмирал Прибалтики» вице-адмирал Т. Бурхарди отдал приказ о подготовке к проведению операции «Брут-машине» («Инкубатор»). Под этим названием скрывались действия по постановке мин в морском канале между Ленинградом и Кронштадтом. В 1941–1942 гг. противник осуществил шесть таких постановок, но не добился существенных успехов, поскольку уже после первых обнаружений мин движение кораблей между Ленинградом и Кронштадтом было перенесено на Переходной фарватер, который постоянно находился в поле зрения береговых постов и куда немцы не могли проникнуть незамеченными. Поэтому большая часть их постановок осуществлялась в пределах фарватера 4-Б, которым корабли не ходили, если не считать периодических заходов тральщиков с целью контрольного траления. Тем не менее и эта часть фарватера, как уже отмечалось выше, была прикрыта катерными дозорами, так что причин для беспокойства, казалось бы, не имелось.
Схема фарватеров между Ленинградом и Кронштадтом
Несколько слов нужно сказать о технической стороне самих постановок. Они производились специальным инженерным подразделением сухопутных войск вермахта с использованием легких моторных катеров, так называемых «штурмботов» (Pioneer Sturmboot 39)[41]. Благодаря своей высокой грузоподъемности катер данного типа представлял собой идеальное средство для транспортировки донной мины весом около тонны. К бортам оснащенного мотором «штурмбота»-постановщика лагом по обе стороны крепились два «штурмбота» без моторов и экипажей с минами. Несколько таких сцепок выводилось на морской канал, где «штурмботы» с минами откреплялись от постановщика и затапливались путем пробития днища. Для прикрытия действий сцепок немцы выделяли несколько «штурмботов»-сторожевиков с пулеметным вооружением. Последнее было крайней мерой, поскольку главным залогом успеха постановки считалась скрытность. За доставку и погрузку мин, формирование и конкретную задачу отряду постановщиков отвечали морские офицеры, выделенные морским комендантом «R». Сам комендант отвечал за организацию взаимодействия между отрядом и береговыми батареями.
Несмотря на кажущуюся бесцельность своих действий (противник на основе наблюдений должен был примерно знать сеть фарватеров, используемых нашими кораблями), вице-адмирал Бурхарди был полон решимости, как только позволит ледовая обстановка, возобновить проведение операции «Брутмашине». 20 апреля он дал письменные указания о доставке «штурмботов» и мин из Таллина в устье реки Стрелки (Стрельна), где катера должны были быть спущены на воду и загружены минами. Одновременно был составлен приказ на постановку (прил. 2.7).
Боевое столкновение СКА ЗК № 35 с катерами противника вечером 29 апреля 1943 г.
Первая постановка при наличии соответствующих погодных условий должна была состояться уже в ночь на 23 апреля. Фактически отправка сил и средств из Таллина задержалась до 22 апреля, в связи с чем первый выход имел место только поздно вечером 24-го числа. Несмотря на наши дозоры, немцам удалось скрытно проникнуть на морской канал в месте пересечения его меридианом 30°00,7' в. д. и выставить там шесть мин (три LMB «зеленых»/«синих» и столько же BMA II). Из-за погодных условий следующую постановку удалось осуществить вечером 29 апреля. На этот раз мины ставились в месте пересечения канала меридианом 29°57