' в. д.[42] Сразу после того, как отряд после завершения постановки лег на обратный курс, он был обнаружен нашим сторожевым катером ЗК № 35. Катер смело лег на сближение с противником и открыл пулеметный огонь, но вскоре потерял врага в дымзавесе. Немцы же, обойдя наш катер с юга, вскоре сами атаковали его с темной стороны горизонта, в результате чего ЗК № 35 получил несколько пулевых пробоин, а его командир был ранен.
Эпизод 29 апреля не получил большого резонанса в наших штабах, поскольку было ясно, что если враг и ставил мины, то сделал это в пределах неиспользуемой части канала. Никаких изменений в организации ночных переходов кораблей между Ленинградом и Кронштадтом это не внесло, а ближайшее разведывательное траление фарватера № 4—Б состоялось лишь 16 мая, то есть намного позже гибели подводной лодки Щ-323, речь о чем пойдет ниже.
Развертывание противником дозорных сил и противолодочных поисковых групп
Пока в конце марта – начале апреля отряды БДБ производили усиление минных заграждений в Финском заливе, а соединение сетевых заградителей трудилось над созданием «Вальросса», 3-я и 25-я флотилии тральщиков, предназначенные для несения дозора на противолодочных рубежах, оставались в Южной Балтике. Контр-адмирал Бемер считал важным до начала кампании вытралить стоявшие там с июня 1941 г. немецкие оборонительные заграждения «Вартбург», чтобы расширить размер полигонов, используемых для подготовки немецкими подводными лодками. Траление продолжалось до 17 апреля, когда 3-я, а спустя сутки и 25-я флотилии получили приказ срочно прибыть в Таллин. Поводом к нему послужила активность советских сил в районе Лавенсари (она, в свою очередь, как было показано выше, была реакцией на подновление немцами заграждения «Зееигель»), которую в штабе начальника тральных соединений расценили как подготовку к прорыву на запад первой советской подводной лодки. Когда же вечером 18-го адмирал получил донесение от воздушной разведки об обнаружении у острова субмарины, он решил привести всю систему дозоров в боеготовое состояние. Правда, вскоре выяснилось, что тревога была преждевременной, а поскольку район между Кронштадтом и о. Сескар еще не очистился ото льда, то никаких подлодок в районе Лавенсари быть не может. После этого 25-я флотилия была отпущена продолжать траление, а силы 3-й флотилии разделены для несения дозоров на обоих противолодочных рубежах. В этой конфигурации и находились немецкие дозорные силы на момент начала прорыва подлодок 1-го эшелона.
Состав дозорных сил на Гогландском рубеже по сравнению с 1942 г. несколько изменился. К концу предыдущей кампании ежедневно у западной кромки заграждения находились группы, насчитывавшие в общей сложности четыре тральщика спецпостройки проекта М35 и четыре больших охотника за подлодками, мобилизованными из числа рыболовных траулеров и китобойных судов. Каждый из них был оборудован современной гидроакустической станцией и имел большой запас глубинных бомб. Смена кораблей осуществлялась по скользящему графику через два дня на третий, что позволяло противнику поддерживать постоянное количество на рубеже. В мае 1943 г. аналогичные по назначению группы насчитывали только четыре корабля: один тральщик 3-й и три тяжелые плавбатареи 24-й десантной флотилии, причем последние не обладали никакой гидроакустикой. В отличие от предыдущего года немецкое командование не ставило перед этим дозором задачи поиска и преследования подлодок противника, ограничившись лишь наблюдением за минным заграждением и предотвращением попыток его траления. Ту же задачу имели и размещенные на островах Гогланд и Большой Тютерс финские и немецкие береговые батареи и наблюдательные посты.
В северном Гогландском проходе позади минного заграждения «Рукаярви» дозор несли корабли и катера финского Отряда легких сил (1-я и 2-я флотилии канонерских лодок, 2-я флотилия сторожевых катеров, 2-я флотилия тральщиков), но, поскольку подлодки КБФ в кампанию 1943 г. не пытались форсировать Гогландский рубеж северным проходом, подробно рассматривать организацию этого дозора мы не станем.
Количество кораблей, привлеченных к несению дозора на главном – Нарген-Порккалауддском рубеже, – несмотря на его меньшую протяженность, было несоизмеримо большим. В мае ежедневно на позициях вдоль сетевого заграждения находились четыре тральщика 3-й тральной флотилии, четыре сторожевых корабля (переоборудованные рыболовные траулеры) 3-й сторожевой флотилии и 18–20 малых тральщиков проекта KFK 31-й флотилии[43]. Тральщики и сторожевики были оснащены ГАС, работавшими в активном режиме, KFK – опускаемыми шумопеленгаторами. Подобной плотности противолодочных кораблей на одном рубеже ранее немецким командованием в ходе Второй мировой войны не создавалось.
Главным же новшеством, по сравнению с 1943 г., было развертывание поисковых противолодочных групп между рубежами. В предыдущий год командование противника считало этот район большей частью заминированным, поскольку в 1941 г. немецкими и финскими кораблями там было выставлено минное заграждение «Юминда» (2734 мины, не считая минных защитников). Лишь в северной части этого района, той, что прилегала к финским шхерам, финские сторожевые катера осуществляли ночной поиск советских подлодок, всплывших для осуществления зарядки батарей.
К началу 1943 г. мелкопоставленное заграждение «Юминда» должно было разрядиться не менее чем на 90 %. 27 октября противник приступил к тралению его остатков и до конца года смог обнаружить и уничтожить здесь всего 20 мин. Таким образом, в штабах противника сознавали, что в центральной части залива образовалась свободная от мин и дозоров зона, которую советские подлодки смогут спокойно форсировать. Это контр-адмирала Бемера совершенно не устраивало. 3 мая начальник тральных соединений отдал приказ о разделении центральной части залива на четыре дозорных района (Wachtgebeit=WG). Три из них должны были заниматься дозорными группами в составе трех быстроходных десантных барж каждая, вооруженных глубинными бомбами и опускаемыми шумопеленгаторами, в четвертом группа развертывалась по дополнительному указанию.
Правда, в ходе кампании выяснилось, что баржи являются плохой платформой для размещения ШПС. «Учения с финскими подлодками показали, – писал в одном из своих двухнедельных отчетов Бемер, – что БДБ могут выслушивать их шумы только при совершенно спокойной погоде. Большой корпус барж служит резонатором, из-за которого каждая небольшая волна, ударившая в борт, так усиливается, что шумы подлодок уже услышать невозможно»[44]. По-видимому, не ожидая большого эффекта от БДБ в качестве противолодочных кораблей, Бемер в своем приказе прямо указывал, что «главная задача в том, чтобы просматривать по возможности большую площадь моря и помешать подлодкам всплыв ать»[45], то есть препятствовать осуществлению зарядки подлодками аккумуляторных батарей. 15 мая в приказ были внесены некоторые изменения, касавшиеся границ зон патрулирования (прил. 2.9). Патрулирование дозорных групп было начато вечером 20 мая, когда первые подлодки КБФ уже приступили к форсированию залива, а значит, не могло быть учтено в момент составления «Плана действий подлодок».
Помимо немцев в северной части данного участка залива были учреждены два района для противолодочного патрулирования финских кораблей – район «D», занимавшийся, как правило, одним-двумя сторожевыми катерами, и район «E», где патрулировали оборудованный ГАС минный заградитель и сторожевой катер. Патрули выделялись от так называемого «отряда «Вяйнемяйнен», в который помимо единственного финского броненосца береговой обороны входили минзаги «Риилахти» и «Руотсинсалми», 1-я флотилия сторожевых катеров (СКА «VMV 1», «VMV 2», «VMV 5», «VMV 6»), 1-я флотилия тральщиков и суда обеспечения.
Районы развертывания немецких и финских поисковых противолодочных групп в центральной части Финского залива
К решению задач ПЛО в небе над Финским заливом активно привлекалась и вражеская авиация. 23 марта после длительных проволочек главнокомандование люфтваффе издало приказ о переформировании так называемой «6-й эскадрильи 7-й авиационной группы специального назначения» (6/Fl.Gr.z.b.V.7) в 127-ю разведывательную авиагруппу (Aufklдrungsgruppe 127 (See) трехэскадрильного состава[46]. Под этим названием скрывалось добровольческое эстонское подразделение – «специальная эскадрилья Бушманна», – созданное под немецким контролем еще в феврале 1942 г. За 8 месяцев того года эстонские летчики на переданных немцами гидросамолетах совершили 748 боевых разведывательных вылетов, главным образом на поиск подводных лодок в Финском заливе. Тем не менее в декабре из-за негативного отношения рейхсмаршала Геринга был получен приказ о роспуске эскадрильи и создании на ее базе немецкой эскадрильи связи. «Адмирал Прибалтики» вице-адмирал Т. Бурхарди договорился с командованием 1-го воздушного флота о сохранении эстонского подразделения, хотя гидросамолеты эстонцам все же пришлось сдать. Одновременно командование кригсмарине, упирая на тот факт, что люфтваффе не могло выделить для морской разведки на Балтийском ТВД достаточных по численности немецких авиачастей, пыталось добиться решения о воссоздании эстонского подразделения, что в конце концов завершилось успехом. С конца марта началось развертывание полноценной авиагруппы, в которой 1-я эскадрилья была морской разведывательной на гидросамолетах, 2-я – ближнеразведывательная и ночная бомбардировочная на колесных самолетах и 3-я – учебная и связная. И все же из-за нехватки самолетов и персонала к началу кампании удалось в полном объеме развернуть лишь 1-ю эскадрилью. На 1 мая группа располагала 10 гидросамолетами Ar.95, 13 He.60 и одним двухмоторным транспортным бипланом DH.89, из которых по состоянию на 3 мая полностью готовых к полетам было два Ar.95 и два He.60