– Аплодирую!
– Все было продумано до мелочей. Никакого экспромта. Действительно, мы проехали туда, они все показали: бассейн, корты, у каждого своя квартира отдельная, даже у сержантов. Сели мы за столик с этим 80‑центовым виски, они меня угощают, я говорю: «Ну вот, ребята…» Тут идет этот текст, который уже месяца 2–3 назад был подготовлен. «Ваша жизнь-то уже здесь заканчивается…» – «Откуда ты взял?» – «Ну все же газеты пишут». – «А ты что, читаешь местные газеты?» – «Но других же здесь нет. Точно как в “Собачьем сердце” приходится читать эти газеты, вот они пишут…». – «Да врут они все. Кстати, у нас 6 дней тому назад был Александр Хейк (это главнокомандующий войсками НАТО в Европе). И проводил у нас здесь секретное совещание о будущем нашей базы». – «О, мужики, отсюда поподробнее. Сколько вопросов стояло на этом совещании?» – «Шесть вопросов: это, это и это». И пошла секретнейшая информация: какие условия аренды, на сколько лет, стоимость этой аренды и т. д.
– Вот так Вы и использовали всегда Ваш талант художника и архитектора в разведке?
– Да. Я вырабатывал стиль своей работы, который будет у меня в дальнейшем всю оставшуюся жизнь.
Мне было легче других разведчиков. Мой очень большой друг Герой России Алексей Козлов начинал свой путь нелегала за рубежом рабочим прачечной, потом стал директором прачечного комбината. Ему приходилось работать с утра до вечера. А я за 40 лет службы в нелегальной разведке ни одного дня не работал по найму.
24 часа в сутки у меня были посвящены только разведке, поиску кандидатов на вербовку, секретной информации. Каждый раз я ждал, когда придет момент и исполнится моя мечта. То, за чем я пришел в разведку.
– И что это за мечта?
– Я поставил себе цель в жизни: я проживу свою жизнь напрасно, если я не получу хотя бы один подлинный документ с высшим грифом секретности НАТО – с грифом «Космик». Чтобы этот документ был у меня в руках и чтобы он лежал на столе у руководства нелегальной разведки. Если я этого не сделаю – жизнь прожита напрасно.
– Сколько таких документов получили?
– Есть одно дело, где собраны информационные документы, подлинные документы. Это 300 томов, в каждом томе по 300 страниц. Я не могу перемножить, у меня с математикой плохо.
– И каждая страница с грифом «Космик»?
– Нет, не каждая. Есть грифы «Секрет», «Топ-секрет», потому что «Космик» – это только натовский гриф. В НАТО тоже есть топ-секретные документы, а это высший гриф секретности. А нормальные цэрэушные документы имеют «Топ-секрет», например, документ только для командования или для президента США. У нас это документы «особой важности», а у них стоит гриф «Топ-секрет». Президент еще не прочел эти документы, а наше руководство уже знает, о чем они.
– И каждый раз, добывая эти документы, Вы были в роли художника?
– В роли художника или архитектора. Там всякие были чудеса. Но это секретно. Скажу в общих словах. Я находил людей, которые мне помогали. Мне надо было взять под контроль, во-первых, штаб-квартиру НАТО, поскольку это моя голубая мечта. Во-вторых, администрацию президента США. Президентов не надо вербовать, они приходят и уходят; вот, например, Трамп есть, ну и толку… А вот его аппарат все знает. Разведка – это святое дело, нужно знать все, чем они занимаются, какие козни они против нас ведут. Госдеп – это тоже интересная структура, там секретные документы находятся о наших взаимоотношениях. Знаете, как интересно читать секретные документы ЦРУ? Вот один, помню, читаю: «Такого-то числа из Новороссийского порта вышел сухогруз с 26 танками на борту для Ирака». Думаю: как же так, неужели у нас такие лопухи – не маскируют наши сухогрузы, отправляющиеся с военным грузом в Ирак? Сообщаю кому нужно в Генштаб: вот такая информация есть, вас фотографируют, когда вы отправляете груз. Мне говорят: ничего подобного, в этот день действительно вышел сухогруз в Ирак, но отправляли трактора.
А американцы докладывали, что чуть ли не звездочки на погонах у капитанов кораблей можно разглядеть. Забавно.
– Так Вы в Америке тоже работали?
– Мне запрещали туда ездить. «Если что-то с тобой случится, тюрьма тебе не грозит, – так говорили мои товарищи-руководители. – Тебя будут судить только в том штате, где есть смертная казнь, на меньшее ты не рассчитывай. А мы не хотим, чтобы ты… Мы тебя не вытянем оттуда. Абелю проще было. А тебя там не любят». Я думал: все равно я туда поеду, мне хочется. Если я чего решил, то делаю. И я поехал! Выговорешник за это получил.
– Кстати, выговор Вам за натовскую базу дали?
– А как же! С занесением в личное дело. При этом за полученную информацию получил одно из первых поощрений – личный подарок Андропова (с формулировкой «за удачное выполнение боевого задания»). А за выговор я не в обиде. Потом, кстати, руководители плюнули на меня, махнули рукой: ах так, ну вот тебе задание! И посложнее давали. А я все выполнял. Это коротко о разведке. Больше я Вам ничего сказать не могу. (Смеется.)
– А у меня еще вопрос: какие главные качества нужны человеку, если он хочет идти в разведку?
– Первое качество – люди должны быть патриотами. Разведка – это ведь не ремесло. Я считаю, что это искусство, а каждое искусство состоит из деталей. Здесь нет мелочей никаких.
Второе – профессионализм. Но казус в том, что разведка – это не профессиональная работа, это работа подвижников. Надо так любить это дело, отдавать все. Почему? Чем отличаются профессионалы от подвижников? У профессионала есть выполненная работа, и он получает за качество и количество произведенных предметов. Хорошо умеешь ты голы забивать – дорого ты стоишь, не умеешь голы забивать – кое-как ты будешь оплачиваться. В разведке ты должен быть готов отдать Родине все: это не значит жизнь (это не самое сложное, это ерунда). А вот пожертвовать судьбой своих детей, понимаете? Есть у нас такие примеры, когда в семье рождаются дети, они вырастают и вдруг говорят: «Мама, папа, вы, оказывается, обманывали нас всю жизнь. Вы, оказывается, не те, как говорили». Они приезжают сюда, а по-русски ни одного слова не знают. Оказывается, у них здесь есть бабушка, дедушка. Вот это жертвоприношение… Вот это самое страшное.
– Скажите, Вы не жалели, что так и не стали архитектором?
– Ни одной минуты. Если бы сейчас мне пришлось выбирать, я бы выбрал именно эту дорогу. Все, что нужно, построят мои друзья. А я занимался главным – обеспечением безопасности нашей Родины. Эти вещи несоразмерны по своей значимости, общественной, человеческой значимости. Просто несоразмерны.
Юрий Анатольевич Шевченко скончался 6 ноября 2020 года после хронической болезни, он прожил 81 год.
Семен Кауфман: как танцор Большого театра тайны добывал
Представить солиста Большого театра в роли Штирлица сложно, почти невозможно. Танцор – это ведь, простите, ноги, а разведчик – мозг. Да и разве может быть что-то общего у балета с разведкой? Как может быть связано плие с паролями и явками?
Семен Кауфман доказал, что может. После выступлений на сцене с великой балериной Майей Плисецкой он выполнял задания Центра в сфере внешней разведки и контрразведки. И балет для него был лучшей «крышей». Танцовщик уникальной судьбы помогал диссидентам и даже предотвращал теракты.
– Семен Иосифович, Вы, наверное, с детства грезили Большим театром?
– Я никогда не мечтал быть артистом. Отец – полярник, офицер. Он хорошо знал Папанина (одного из первых Героев Советского Союза) и вообще всех папанинцев, потому как работал в Главсевморпути, а жили мы в Доме полярников. Слова «хореография» я вообще не слышал и понятия не имел, что это такое.
Семен Кауфман в роли Дон Кихота.
Болеро
Я был уверен, что окончу школу, поеду в Ленинград в арктическое училище и там поступлю либо на летчика, либо на штурмана полярной авиации. Одним словом – мечтал о погонах. И вдруг – балет…
– И как это случилось?
– У соседки была подруга, которая работала в Большом театре. Она меня порекомендовала. Попросила отца: «Давайте попробуем его». И попробовали. Меня отвели в балетное училище при Большом театре. Предполагалось, что это условно на один год, а оказалось – на 35 лет… Солистом стал с 1960‑го года в самый лучший период, когда рядом работали Уланова, Плисецкая, Стручкова, Васильев, Максимов, Лавровский… Моим педагогом был Мессерер – дядя Майи Плисецкой.
– С Майей Плисецкой в одних спектаклях танцевали?
– Ну конечно же! Мне посчастливилось принимать участие в спектаклях, где она танцевала главные партии. Это и «Конек-горбунок», и «Лебединое озеро», и «Спартак»… Знаете, я ведь еще когда был учеником первого класса балетного училища – увидел ее на сцене в «Дон Кихоте». Я там играл маленькую роль поваренка. Помню, как я шел с подносом и кроме Плисецкой ничего не видел и не слышал. Был как завороженный. С Майи и началась моя настоящая любовь к балету. Тогда я подумать не мог, что спустя много лет буду танцевать с ней в специально поставленном для нее балете «Кармен-сюита» и объеду с ним полмира!
С. Кауфман (Иван Сусунин). Краковяк с Л.Дмитриевой
– Как она к Вам относилась, ведь Вам приходилось общаться и в неофициальной обстановке, на тех же гастролях?
– Очень тепло. Вот у меня хранится ее фотоальбом с дарственной надписью: «Сенечке Кауфману с самыми теплыми чувствами». Майя была проста в общении, она одинаково искренне откликалась как на проявление внимания высокопоставленных особ, так и самых обычных зрителей или артистов. Вот почему все ее обожали! А еще она умела радоваться, как ребенок, подаркам. Помню, она как-то пригласила меня в номер, чтобы показать букет черных тюльпанов: специально для нее их вырастил в своей резиденции на острове лидер Югославии Броз Тито.
Одним словом, театральная карьера у меня хорошо сложилась: я станцевал более 50 афишных партий на сцене, проехал более 30 стран мира с театром. А когда вышел на творческую пенсию, перешел работать в Министерство культуры СССР, в Госконцерт. Там проработал 6 лет, потом ушел – так сложились обстоятельства. И в результате, совершенно неожиданно для меня, опять вернулся в Большой театр и стал заместителем генерального директора! В ту пору его возглавлял Володя Васильев, с которым мы вместе учились – он был старше меня на два выпуска.