А при жизни она его называла Феденька, а он ее – моя Лебедушка. У них были очень нежные и теплые отношения, они никогда не повышали друг на друга голос.
– И она позволяла ему обольщать женщин ради служения Родине?
– Хорошо, что Вы об этом спрашиваете. Эта любовная линия меня особенно волновала, ведь о Федоре Карповиче иногда говорят и пишут, что он будто бы был советским «Джеймсом Бондом». Впрочем, о многих выдающихся разведчиках существуют подобные расхожие утверждения.
Из рассекреченных документов видно, что у Федора Парпарова основным агентом была Август (или Августа) – супруга высокопоставленного сотрудника германского МИДа. Допускаю, что с ее стороны могли быть какие-то чувства. Как говорится, человеку нужен человек. Агент Августа могла видеть в нем друга, который готов ее выслушать, поддержать. Но! Он сам в переписке довольно сухо ставит ей задачи и дает указания, как действовать. Ни слов нежности, ни обещаний. Возможно, нечто большее и было, однако, оно никак не отражено в рассекреченных документах. Зато из переписки хорошо видно, что работа с Августой была построена на идейных побуждениях и мотивации ее помощи антифашистам. Конечно, существовал и финансовый вопрос, приходилось Парпарову и бороться с сомнениями своего источника, но все это, как ни цинично может звучать, технические детали разведки, а не ее результаты. Кстати, скупой на похвалы Центр оценивал информацию, полученную от нее, как «весьма важную и интересную». Эти сведения докладывали лично Иосифу Сталину.
– А как же Марта, Эльза и другие?
– Первоисточники всех публикаций про Марту и Эльзу, которые многократно использовались и теперь «гуляют в интернете», – два очерка по истории советской внешней разведки, которые вышли в 1997 году. В их основе тогда лежал отнюдь не столь обширный объем информации, как сейчас. После рассекречивания новых материалов о Парпарове нам удалось сопоставить информацию о женщинах-агентах. И по датам, по описываемым событиям и личностям выходит, что Марта, Эльза и Август – это одно и то же лицо, все сходится!
Вот примерная хронология событий. Федор Парпаров познакомился с Августой в начале 1930 года по газетному объявлению, в котором подыскивал себе компаньонку из берлинского высшего общества для бизнеса и журналистских расследований. В те времена такое не являлось чем-то из ряда вон выходящим. Причем Центр долго не мог поверить в ценность источника и его надежность. Думали, что это «подставной агент» и заставляли «Евгения» (таков был оперативный псевдоним Федора) долго и тщательно проверять Августу. Но в конце концов вербовка состоялась и все заработало довольно четко и слаженно. Евгений даже купил Августе фотоаппарат, научил делать снимки (придумали легенду, что она увлеклась фотографией). И она снимала все документы, которые муж буквально со стола Гитлера приносил домой.
– То есть муж ей доверял настолько, что показывал эти документы?
– Нет. Она делала это тайно. Документы он приносил домой, к себе в кабинет, где с ними работал. А после работы прятал в сейф. Парпаров помог ей с подбором ключа к сейфу.
– То есть она была двойным агентом?
– Прикрываясь помощью мужу, она работала на Парпарова. А в его лице – на советскую внешнюю разведку. А помощь мужу только помогала ей обеспечивать алиби. Интересно, что это мы говорим о нем как о муже. Сам «Евгений» в одном из своих отчетов презрительно называет его «сожителем». Возможно потому что и сам немец во время загранкомандировок пытался использовать привлекательную внешность Августы для добывания секретов.
Из письма Федора Парпарова Лаврентию Берии 06.08.1939 г.:
«… Руководство не позволяло мне шире разворачивать работу, опасаясь, что это повлечет за собой провал очень ценного агента «Августа», материал которого докладывался лично тов. Сталину. Лишь в 36 и 37 году в связи с переходом «Августа» в другую страну, я занялся подготовкой новых вербовок…»
– И все же в разведке считают Парпарова очень любвеобильным…
– Едва ли это было так. Психологи (а я по образованию психолог) говорят: «Много чувств – мало IQ». Less emotional – more professional. More emotional – less professional. Разведчики по своей профессии люди сдержанные, малоэмоциональные, обладающие исключительным самообладанием. Такие профессиональные качества, как расчетливость, предусмотрительность, решительность не совместимы с эмоциональной привязанностью.
– Среди агентов Парпарова были и мужчины?
– Конечно. Во время своей командировки в Голландию в 1937 году Федор Карпович завербовал бывшего резидента Секретной службы Ее Величества королевы Великобритании под оперативным псевдонимом Пинчер. Отношения с ним приобрели дружеский характер. Выяснилось, что тот имел свою агентуру, работавшую по военному направлению. Материалы, полученные через него, касались строительства аэродромов и посадочных площадок, сведений о береговой обороне Пиллау и о работе судостроительных верфей. Тогда, в конце 30‑х годов, накануне Великой Отечественной войны, это было очень ценно. Документы, которые получали от Пинчера, так же как и материал от Августы, попадали на стол самого И.В. Сталина.
Августа и Пинчер – два важнейших источника развединформации, о которых мы точно знаем. Но, наверняка, был кто-то еще. Ведь в документах упоминается значительно большее число.
А вообще у Федора Парпарова изначально, когда он попал в Берлин, была задача понять: насколько нацистская партия там укрепляется, чем она руководствуется и какая военно-политическая задача есть в целом у Германии. По этим вопросам он передал в Центр около 3000 листов ценнейшей информации.
– Прежде чем перейти к самому тяжелому периоду жизни разведчика, скажите, а ваш отец в детстве не догадывался о работе родителей?
– Он учился в иностранных школах (преимущественно в Швейцарии), по-русски не говорил до 14 лет, так как его ребенком вывезли в Германию. Частые переезды: Германия, Швейцария, Испания, Франция, снова Германия – через время для мальчика стали привычными, так же как и частая смена фамилии. Но в какой-то момент стал понимать что-то. Однажды он спросил у своего отца – почему тот себя странно повел в ресторане (спрятался за газетой). Был случай, когда Федор Карпович его оставил одного посреди города и на некоторое время исчез. Когда вернулся, сын спросил: «Папа, ты что – шпион?!» Тот ему ответил, что занимается антифашисткой деятельностью.
– Ваш отец вспоминал, как арестовали Федора Карповича?
– Да. Ему тогда было 14 лет. В октябре 1937 года срочно вызвали из-за границы в Москву (по планам начальника ИНО А.А. Слуцкого он должен был потом возвратиться со специальным заданием). Отец говорил, что добирались до СССР они долго, меняли гостиницы, паспорта. В столице поселились в гостинице «Москва». На 27 мая 1938 года Парпарову был назначен прием у наркома Ежова. По воспоминаниям отца, Федор Карпович тщательно готовился, был сосредоточен, радостно взволнован. Он не думал о наградах, хотя отлично осознавал, что проделал большую работу, у него на связи ценнейшие агенты, он проник в высшие эшелоны немецкой политической и военной иерархии. Ни о чем плохом он и не думал. Ожидал, возможно, каких-то поручений, значимых для себя, потому что планировалась еще одна его командировка. И вот он в этом приподнятом, торжественном настроении, чисто выбритый, ушел и не вернулся.
Мой отец в своей рукописи пишет (как и сам Федор Карпович в письме наркому), что вина за необоснованный арест лежит на Зельмане Пассове, который возглавил Иностранный отдел после смерти прежнего руководителя Абрама Слуцкого.
В 4 часа утра следующего дня в дверь номера гостиницы «Москва» постучались с обыском. Так семья узнала, что Федор Карпович арестован. Первое время он находился во внутренней тюрьме здания НКВД на Лубянке. Потом его перевели в Лефортово (перед освобождением была еще и «Бутырка»). Он содержался в одиночной камере, а до этого несколько суток провел в узком вертикальном железном ящике, в котором практически невозможно было пошевелиться. У него сильно отекали ноги, и если бы не ботинки, которые были на два размера больше, он не смог бы ходить. Его лишали сна, еды и питья. Избивали и угрожали расстрелом, заставляя оговорить себя и предать своих товарищей. В знак протеста против произвола и применения пыток во время следствия Парпаров объявил голодовку и написал рапорт на имя начальника тюрьмы с требованием заменить следователя. Он потом говорил жене: «Раинька, Раинька, как они меня мучили!».
– А как же семья это пережила?
– Мой папа, тогда, напомню, подросток, дважды отправлял письма Сталину. В первый раз на немецком языке (он на нем разговаривал до последнего дня лучше, чем на русском, а на русском не всегда мог правильно подобрать глаголы, говорил, к примеру, не «штаны порвались», а «штаны поломались»). Просил разобраться в деле его отца, верного сына своей Родины. А потом написал второе письмо и также отнес его в приемную НКВД по адресу: Кузнецкий мост, 24 – и бросил в ящик. Наверное, эти письма никто всерьез не рассматривал.
Бабушка очень сильно переживала все происходящее. К тому же нужно было как-то выживать. Первое время она распродавала свои вещи. Благо, в Москве работали комиссионные магазины и был велик спрос на иностранную одежду, украшения. Потом она вспомнила о том, что училась в Институте красоты в Париже, и начала заниматься косметическим делом прямо на дому. Постепенно обзавелась клиентурой, среди которой были известные в те времена московские театральные актрисы (она им делала какие-то масочки, процедуры).
– Следствие шло больше года?
– Да, судя по материалам дела с 28 мая 1938 по 30 июня 1939 года. Допросы чаще были ночные – начинались обычно в 23.00 или даже позже и заканчивались в 3–4 утра. Парпарову вменяли шпионаж в пользу Германии. Он рассказывал на допросах, что его действительно вызывали в гестапо, пытались вербовать, но безуспешно. На том и стоял, кто бы его ни допрашивал, а следователей сменилось не менее пяти. Признаний в шпионаже от него не удалось добиться никому.