Придя в наркомат в тот день, Фитин сам составил шифровку в берлинскую резидентуру о немедленной проверке сообщения о дате начала войны.
«Фитин рассказывал мне, как 22 июня, ранним утром, его срочно вызвали на доклад к Сталину. По дороге Павел Михайлович видел идущих радостных выпускников десятых классов и спросил сам себя: «Неужели «Старшина» был не прав?» Но когда он вошел в наркомат, дежурный сообщил ему, что германские войска перешли границу с СССР. Слово «война» в тот момент старались не произносить. Уже гораздо позже Фитин признался мне, что, как ни странно, он в тот момент чувствовал себя счастливым человеком. «Почему? – спросил я. – Разве можно было радоваться началу войны?» – «Если бы немцы хотя бы на день перенесли наступление, то меня, наверное, не было бы в живых», – последовал ответ. И он не лукавил – Сталин не прощал неточностей».
Сотрудник особой группы «Я», подчинявшейся лично Сталину, Юрий Колесников.
Фитин руководил внешней разведкой всю войну. Передо мной очередные доказательства этого: секретные донесения Фитина, которые помогли выиграть Курскую битву. Я все листаю и листаю желтые страницы со свеженьким штампом «Рассекречено». Спецсообщения из Великобритании, от «кембриджской пятерки»…
– Странно, но дед никогда ничего не говорил про войну, – вспоминает Андрей Фитин. – Почему эта тема была табу, я так и не понял.
– Правда всегда торжествует – это мое убеждение.
– Радостное совпадение наших убеждений.
(Диалог Штирлица и Мюллера, «Семнадцать мгновений весны».)
Совершенно секретно. Народному комиссару госбезопасности тов. Меркулову.
Рапорт.
«За три с половиной года нашими резидентурами в Нью-Йорке и Лондоне получены особой важности материалы, освещающие научную разработку проблем урана как нового мощного источника энергии для мирных и военных целей… Указанные материалы с 1943 года систематически направлялись и направляются в адрес наркома химической промышленности тов. Петрухина для использования их в лаборатории № 2 А.Н.СССР, созданной по специальному решению ГКО… Несмотря на наш рапорт, положение с темпом работ в этой лаборатории продолжает оставаться неудовлетворительным. Так, за 1944 год нами было передано в лаборатории 117 материалов, на 86 из которых не получено никакого заключения, несмотря на наши многочисленные запросы…
Начальник 1 управления НКВД Фитин».
Павел Фитин убедил руководство страны в важности ядерных разработок. В своих рапортах он все время подчеркивал: «Полученные нами данные говорят о большом значении, которое придается проблеме урана в капстранах, о привлечении первоклассных кадров научных работников и затрате больших средств…» И добился конкретных действий от руководства. Это было лично его предложение – тотально засекретить все работы Советского Союза по урану, перенести лабораторию из Москвы на окраину.
А я уже изучаю увольнительные документы… Как так? За что?
Июнь 1946 года. Фитин отстранен от руководства внешней разведкой. Главный разведчик советской эпохи даже военную пенсию не заработал (ему оставалось всего два года).
– Сожаление было, что сил столько потратил и пришлось все оставить, – говорит Андрей Фитин. – Но дед никого не обвинял. Вообще не таил никакой обиды. Однажды только сказал: «Правда найдет себе путь».
Сначала Фитин поступил в распоряжение управления кадрами МВД, потом был отослан в Германию – заместителем уполномоченного МГБ СССР. Затем еще послужил в Свердловске (кстати, вместе со своим сыном, работавшим в КГБ) и Казахстане. В 1953 году из органов его уволили окончательно. «Начальник Штирлица» закончил свою служебную карьеру, работая на… фотокомбинате.
Версий тому множество. По одной из них, все это была месть Берия. Тот опасался, что Фитин начнет рассказывать всему миру о том, как предупреждал о неизбежности войны и как его никто не слушал. Расправиться с Фитиным Берия в тот момент не мог, кроме как просто убрав его с руководящих постов и «выслав» из Москвы подальше.
– Совершенно не согласен, – говорит историк СВР Александр Бондаренко. – Не Берия, а Хрущев, который тогда набирал политический вес, был причиной печальной участи Фитина. И это была именно личная неприязнь.
«После 1946 года он тоже какое-то время жил в стесненных условиях. Помню, как-то я приезжаю к нему в маленькую комнатушку, которую он снимал в районе Палашевского рынка, и вижу, как бывший «начальник Штирлица» разгружает руками уголь, который «для сугреву» привезли всему дому…»
Выдержка из письма. Оно было написано за 4 месяца до смерти
Сотрудник особой группы «Я», подчинявшейся лично Сталину, Юрий Колесников.
Даже когда сам Фитин был в немилости, он не боялся идти и просить за других. Рассказывают, как он спас от репрессий несколько разведчиков.
– Последние годы он жил в Москве, я в Ленинграде, потому общались в основном по телефону, – говорит Андрей Фитин. – Еще он писал мне письма. Он был очень добрым. И был как нянька для всех. Если у кого-то трудности, то обязательно идет выручать. Однажды в мою школу прислал посылку с фотоматериалами по Дзержинскому – у нас в школе был класс им. Дзержинского.
Те, кто знал Фитина, вспоминают, как он общался с людьми. С разными. Мог вести любой диалог, будто барьера никакого между собеседниками быть не могло в принципе. Но сам любил общество спортсменов (сам играл в теннис, занимался скоростным бегом на коньках), писателей, артистов. Многие из них до сих пор не знают, что это тот самый «начальник Штирлица»!
– Как-то на 9 мая все собрались, отмечают, – вспоминают друзья. – Он, как обычно, душа компании, и кто-то спросил: а вообще Павел Михайлович кто по профессии? И никто не ответил. Потому что никто не знал.
Глава 3Женская линия
Елена Косова: две жизни русской разведчицы
Одни говорят, что разведка – это не женское дело, поскольку представительницам прекрасной половины трудно хранить тайны. По своей природе они слишком эмоциональны, больше доверяют чувствам, чем логике, и плохо разбираются в политике и военном деле. Другие видят силу женщин-разведчиц как раз в их слабостях. А еще в искусстве перевоплощения, которым они владеют куда лучше, чем мужчины. Кто прав? Пытаясь найти ответ, я всматриваюсь в лицо своей собеседницы Елены Косовой. Она была первой советской женщиной, которая работала в ООН. И никому в голову не могло прийти, что она в то время являлась разведчицей. У нее на счету десятки удачных операций, большинство из которых до сих пор не рассекречены. И ни одного провала. Но мировую известность она снискала отнюдь не как разведчица и даже не как жена резидента внешней разведки Николая Косова, а как… скульптор. Ее работы сегодня – в лучших музеях разных стран. Она лепила Маргарет Тэтчер, Брежнева, де Голля, Кеннеди и… даже своих коллег-разведчиков. Именно разведка научила ее запоминать лица и видеть в человеке то, что скрыто от посторонних глаз.
Елена Косова тчк Сотрудница Службы внешней разведки тчк Оперативный псевдоним Анна тчк Работала в Нью-Йоркской резидентуре, в том числе с группой Владимира Барковского, занимавшегося научно-технической разведкой в рамках проекта, сыгравшего важнейшую роль в создании атомного оружия в России тчк В органах государственной безопасности с 1947 года тчк Страны пребывания: США, Голландия, Венгрия тчк
– В годы войны я мечтала пойти на фронт, даже записалась на снайперские курсы, – начинает свой откровенный рассказ Елена Александровна. – Увидела как-то объявление, что принимают юношей и девушек в высшую военную школу МГБ. Я тогда не знала, что это и есть школа разведки. Папа был командующий внутренними войсками МВД, и он был против моего решения. Говорил: «Ну что тебе там делать? Это не женский путь. Ты что, подвигов захотела?» Но переубедить ему меня не удалось.
Елена Косова
– И чему вас учили в школе разведки?
– В основном иностранным языкам. У нас на группу из 5 человек было 6 преподавателей английского, причем почти все профессора. Требовали так, что я не могла продохнуть. Мы слушали американское радио, учились быстро записывать… Нам полгода не давали значения английских слов, которые мы запоминали: отрабатывали вначале одно только произношение. Но когда мы приехали в США, я была разочарована. Как только начинали говорить, все понимали, что мы приезжие. Благо, что мы не были нелегалами, и даже по легенде мы представлялись русскими, иначе наш английский грозил бы провалом.
– Почему так вышло?
– Потому что учили мы английский по Джеку Лондону, по другим классикам. Контрольные делали по экономическим текстам, которые изучают в Англии только определенные типы (их называют «котелки»). Вот представьте, если я сейчас в магазине скажу продавцу: «Не будете ли вы настолько любезны, чтобы дать мне вот эту корочку хлеба. Я вас заранее благодарю». Что он подумает? То-то. А нас примерно так учили. И, помню, в Штатах хозяин одной лавки мне сказал: «А вы на каком языке вообще разговариваете?» Это он так пошутил. Потом добавил, мол, не берите в голову. Но как не брать? Нам пришлось спешно осваивать язык разговорный.
– В Америку вы были командированы Центром вместе с мужем?
– Да, когда я окончила школу, мы поженились. Я работала в отделе «В» Комитета информации (так тогда называлась внешняя разведка) и вела американское направление. И вдруг нас с мужем в 1949 году посылают в командировку в Штаты, обоих в качестве русских корреспондентов ТАСС. Приезжаем в Нью-Йорк, а начальник ТАСС (он, конечно же, понимал, кто мы и откуда) говорит, мол, штат переполнен. И чтобы освободить место для меня, ему придется уволить негритянку, у которой трое детей. Я отказалась. И потом я стала работать в представительстве СССР при ООН. У меня была надежная легенда, что я закончила какой-то институт тихоокеанских отношений, являюсь специалистом по защите прав женщин и т. д. Помню свое первое появление в ООН. Меня принял первый зам. секретаря международной организации. К моему удивлению, он заговорил со мной на чистейшем русском языке. Да на таком красивом! Оказалось, что был сыном китайского посла в Петербурге и там заканчивал университет. Я ему сразу понравилась – худенькая, симпатичная, бойкая, сообразительная, с отличным чувством юмора. И если наши предложили меня на первую ступень политического офицера, то он прислал свое заключение, что берет сразу на вторую, повыше. И я сразу стала получать в ООН зарплату, как наши мужчины. А поручили мне африканский участок по несамоуправляемым территориям. И я выступала с докладами, делала анализ и вообще выполняла свою официальную работу так, что никто не мог придраться.