агент Тарас, которого американцы вскоре «втемную», как бы уже своего подготовленного курьера, перебросили в Западную Украину в специально оборудованном самолете. Но мы уже знали об этом и контролировали ситуацию. Неожиданно в нашу комбинацию вмешался сам Хрущев и приказал сбить самолет. Ему нужен был материал для выступления в ООН. С большим трудом Киеву удалось уговорить Москву не делать этого.
– А что с Орланом и Маричкой стало?
– Орлан талантлив был невероятно. И это с образованием-то в 4 класса! Как правило, руководители бандеровского подполья имели хорошее образование. После вывода Марички Орлан проживал под контролем в нашем оперативном особняке и вместе с оперработником учился в школе рабочей молодежи, где был единственным из 160 учеников, кто претендовал на золотую медаль. Умер в Киеве в 2002 году. А Маричка живет в США, у нее вторая семья, дети.
– И все-таки почему Америка поддерживала бандеровское движение?
– Американская и английская разведки активно использовали в своих целях зарубежные центры ОУН в Мюнхене. Там было много украинцев, очутившихся после Второй мировой войны на Западе. Именно среди этой украинской диаспоры западные спецслужбы находили нужных им людей для подготовки и заброски в Советский Союз. Лидеры оуновских центров доказывали своим «хозяевам», что в Западной Украине все еще активно действует вооруженное подполье, с помощью которого можно успешно получать интересующую США и Англию разведывательную информацию.
– Американцы всегда были уверены, что наши спецслужбы слишком вмешивались в судьбу Украины…
– А что было бы, если бы мы не разгромили бандеровское подполье? Сколько бы людей еще погибло? Националистическая идея – она ведь провальная. Не бывает наций чистых, особенно в сегодняшнее время. Но эта идея захватывающая. Она – как легковоспламеняющийся материал. И она при ловком регулировании щедро проплаченной массовой пропаганды легко приникает в сознание людей. Дело сделано. Остальное – за малым: свобода действий, все дозволено, убивай сколько хочешь. Тебе обещают прекрасную жизнь в будущем, не оговаривая, когда это будущее счастье наступит…
Что сегодня происходит? Даже если отбросить три четверти того, что показывают наши телеканалы, то оставшаяся четверть разве не о жесткости говорит? Биатлонистка работает снайпером, пилот бросает кассетные бомбы на мирное население… Это факты.
Я слишком много видел, чтобы сомневаться. К сожалению, мы не отслеживали ситуацию с национализмом на Украине последние годы. Мы проспали… В 1990 году во Львове был создан Украинский национальный союз – УНС. Тогда многие жители Украины называли членов этой организации украинскими нацистами. Мы промолчали.
Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона (УНА – УНСО) – открыто нацистская и русофобская. Боевики этой организации откровенно хвастаются своим участием в вооруженных конфликтах против российских войск. А помните, как ее участники несколько лет назад с зажженными факелами промаршировали по притихшему городу? Это очень напоминало нацистский Берлин 1933 года. И ведь факелы несли внуки и дети тех, кто был в подполье, кто погиб от рук советской власти, соответствующим образом воспитанные и ненавидящие все, что связано с Россией. Долгие годы они маскировались, стали коммунистами, комсомольцами… Еще Шухевичем была дана команда легализоваться, проникать в органы власти. И они проникли.
Вот тогда националистическое движение смогли остановить.
Георгий Захарович Санников ушел из жизни 11 декабря 2022 года в возрасте 93 лет.
Виталий Коротков: на войну по блату, в разведку по любви
Полвека назад в советской разведшколе случился курьез. Мудрый преподаватель рассказывал, как он работал в США с агентом. И бросил фразу: «Я дал ему наводку». Один из будущих разведчиков тогда спросил: «Почему на водку?! Почему не на чай?!» – чем вызвал сначала замешательство, а потом взрыв хохота. Это был Виталий Коротков. Кто бы мог подумать тогда, что наивный парнишка вскоре станет одним из лучших разведчиков? Что он будет получать ценнейшую информацию в разных европейских странах?
Именно Виталию Викторовичу сотрудник немецкой разведки и контрразведки, бывший оберштурмфюрер СС Хайнц Фельфе, передал более 15 тысяч секретных документов.
Уже будучи «в отставке», немец писал русскому другу письма вплоть до самой смерти. Вот они, эти листки, передо мной. Читаю их – и прямо мурашки… В них Фельфе делится самым сокровенным, советуется и просто рассказывает обо всем, что происходит с ним и с новой Германией…
А Короткову трудно не доверять. Невозможно не попасть под его обаяние даже сейчас. Он сидит сейчас передо мной, поет романсы на немецком, вспоминает войну и свою работу в Германии. И глаза сияют, как будто ему 17, а не 87.
– Виталий Викторович, Вы ушли на фронт в 15 лет. Неужели Ваши родители, а отец был генералом, не пытались Вас остановить?
– Мама сама написала отцу письмо, в котором просила помочь мне. Я к тому времени уже дважды убегал из дома на фронт, но меня ловили и возвращали. Отец помог, меня взяли. Он сам прошел не одну войну. Был даже в чапаевской дивизии. Так что благодаря отцу меня зачислили в танковое подразделение. Я сразу попал на Курскую битву, но на относительно спокойный участок. Мы занимались эвакуацией и ремонтом подбитых танков. Тогда на передовой я был всего несколько раз, так что особого геройства мне, еще мальчишке, проявить не удалось.
Ева Меркачева с Виталием Коротковым и Георгием Санниковым в Пресс-бюро СВР
– А что поразило Вас на войне?
– Меня потрясали смерти не в бою, а из-за болезни или по случайности. Однажды на моих глазах погиб мой самый близкий друг. Он прыгнул в окоп, неловко держа автомат. И оружие выстрелило прямо ему в голову. Друг умер мгновенно. А я стоял, будто парализованный от ужаса и горя…
Вы меня лучше спросите о чем-то хорошем.
– Конечно… Как Вы праздновали День Победы? Уж этот день точно для Вас был полным радостных мгновений.
– 9 мая 1945 года я был в Хабаровске. Наш выпуск из танкового училища направили на 2‑й Дальневосточный фронт. Полдня мы провели на улицах. Гуляли, целовались, обнимались. А потом в гостинице офицерской – неловко вспоминать, но что было, то было, – напились. Что пили? Водку, конечно.
– Ваше имя есть на Рейхстаге. Вы дошли до Берлина?
– Тут целая история была. До Берлина я не дошел, но так хотелось увидеть Рейхстаг! И тут мне дали направление на службу в Австрию, в Центральную группу войск. Дорога пролегала через Берлин.
1 января 1946 года с трудом нашел дорогу к Рейхстагу, потому что даже наименований улиц не было. Кругом царила разруха: битый кирпич, остатки домов…
Возле Рейхстага был довольно большой оживленный рынок. Видел я там американских солдат, которые торговали сигаретами, и немцев, которые пытались продать самое разное барахло, чтобы, наоборот, купить эти сигареты. Меня все это мало интересовало. А вот у Рейхстага я провел несколько часов. Долго читал надписи, фамилии… И не мог удержаться – сам начертал свое имя. Вечером я нашел забегаловку, заказал пиво, и сидел, слушал немецкую речь. Тогда я еще и сам даже думать не мог, что скоро вернусь в Берлин.
– Ваши друзья-разведчики рассказывают историю про некую Анну Ивановну, благодаря которой якобы Вы пошли в разведку. Это байка?
– Нет! Все правда. Это было в 1951 году, когда я уже заканчивал институт. К нам пришла симпатичная женщина, позвала меня на беседу. Она не представилась, была улыбчива и дружелюбна. Она дала заполнить мне анкету. Такая толстая-толстая анкета была. Меня заинтересовало: откуда вообще эта дама? Женщина ничего не говорит. Тогда я стал искать, кто анкету печатал. Смотрю, на последней странице указано – Министерство иностранных дел. Я подумал: неужто МИД? Я тогда не знал, что разведка называлась Комитетом информации при МИД. Потом была еще одна встреча. Загадочная незнакомка сказала: «У Вас будет комиссия по распределению, и когда Вас спросят, куда Вы идете, скажите: к Анне Ивановне». Я спрашиваю: «А кто такая Анна Ивановна? Вы? А что за работа?» Она в ответ только улыбалась: «Вас ждет интереснейшая жизнь». Так и оказалось!
– Почему выбрали именно Вас?
– Не знаю. Не думаю, что я чем-то отличался от своих сверстников. Учился я хорошо. А то, что я фронтовик, – так половина в нашей группе воевали.
В общем, вызвали меня на Старую площадь, в здание ЦК КПСС. Я был не один, нас там собралось много парней. Огромная комната, посредине стол и стул. За ним сидел мужчина. Ты подходишь, он спрашивает: кто такой? Называешь себя. И он после этого: «Решением ЦК КПСС Вы направляетесь на работу в разведку. Есть возражения?». Ну какие могут быть возражения?
Виталий Коротков
Я представления не имел по-настоящему, что такое разведка. Моя семья никакого отношения не имела к спецслужбам. И тут началась для меня совершенно другая жизнь: тайнопись, микрофильмирование… Вскоре меня послали в Австрию, а потом в Германию.
– Было внутреннее сопротивление, когда узнали, что Вас отправляют в Германию? Все-таки Вы воевали, на Ваших глазах немцы убили столько Ваших товарищей…
– Нет, не было. Было бы глупо и неправильно судить народ, простых немцев, за то, что сделал Гитлер. Кроме того, разведчик не выбирает, куда ему ехать.
– Немецкий язык Вы выучили еще в годы войны?
– Нет. Когда я добрался до Берлина в 1946‑м, то знал всего десяток слов по-немецки. В институте я потом учил язык, но знания все равно были примитивны. А вот уже в разведшколе началась серьезная подготовка. Группа была всего из двух человек – меня и моего товарища. Перед нами поставили задачу за 10 месяцев освоить курс пяти семестров иностранного вуза. Мы освоили. Занимались немецким ежедневно по 4 часа. Кроме этого много читал, пел романсы Шуберта. До сих пор все слова помню. Хотите послушать? (Поет романс.)