Вот она, я уже улавливаю, замечаю, — характерная черта членов экипажа «тринадцатой» — скромность, неумение и нежелание говорить о себе!
Потом, когда во время очередных командировок и отпусков мне доводилось встречать других матросов, старшин и офицеров «С-13», этот вывод неуклонно подтверждался. Подводники с «С-13» умели воевать, умели отдавать все силы и знания, всю душу свою вкладывали в дело, которому их учили, не жалели даже жизни своей ради победы над врагом. А вот рассказать о себе громче и ярче — так сказать, «подать себя» как следует — не умели и не хотели.
Может быть, потому так долго не было рассказа о подвиге, до сути которого я добирался сейчас с таким трудом?..
Я был наивен, думая так. Я и не предполагал тогда даже, что эти трудности далеко не самые главные…
Глава 3. О некоторых трудностях и препятствиях на пути к тайне
Итак, поиск шел своим чередом. В редкие часы отдыха от основной работы я сочинял письма тем членам экипажа подводной лодки, адреса которых успел установить. Находясь в командировках и очередных отпусках, старался встретиться с будущими героями книги и членами семей умерших подводников. По-прежнему рылся в газетах времен войны и нынешних, в журналах и брошюрах, просматривал переводную литературу в поисках каких-либо дополнительных сведений. Ведь как играет порой небольшой, малозаметный, на первый взгляд, штришок, когда ложится он именно на свое место, как расцвечивает, как раскрашивает он все полотно рассказа о людях и событиях!
И штрихи такие находились со временем, но с трудом.
Постепенно вырисовывалась обстановка тех дней, становились более понятными условия базирования «С-13» в Ленинграде, Кронштадте и финском порту Турку. Обрастали подробностями биографии членов экипажа. После многократных проверок и перекрестных перепроверок уточнялись факты из жизни подводников на корабле и в базе…
Короче говоря, материал в основном был уже собран. Мне все яснее становился план дальнейшей работы над книгой. К тому времени я уже твердо решил, что результаты поиска обязательно надо опубликовать. Но предварительно следовало с ними познакомить военных моряков-балтийцев. С этой целью решил поместить несколько глав будущей книги на страницах флотской газеты «Страж Балтики».
Идея эта была благосклонно встречена ответственным редактором Филиппом Федоровичем Камойликом.
Вскоре четыре главы книги предстали перед флотскими читателями.
Реакция была почти однозначная: поток писем матросов, старшин, офицеров, школьников — членов их семей. Начались активные письменные и устные расспросы и запросы. Среди них оказалось письмо, особенно обрадовавшее меня. Адресовано оно было редактору газеты.
«Во вверенной вам газете за 28, 29, 30 и 31 января 1970 года опубликованы очерки капитана 3-го ранга В. Геманова „Героические атаки“, с которыми бюро секции ветеранов-подводников хочет ознакомиться.
Не имея возможности получить вашу газету на месте, в Ленинграде, просим выслать, по возможности, 2–3 экземпляра, из которых один нами предназначается семье командира подводной лодки „С-13“ Маринеско Александра Ивановича (в Одессе проживают его мать и сестра). Заранее благодарим.
По поручению бюро секции ветеранов-подводников военно-научного общества при Центральном военно-морском музее СССР инженер-капитан 1-го ранга запаса М. Ф. Вайнштейн».
Надо ли говорить, что в тот же день пакет с газетами уже полетел в Ленинград. Интерес военно-научного общества ЦВММ радовал не только как факт сам по себе. Он открывал определенные перспективы для сотрудничества с ветеранами Военно-Морского Флота в большой поисковой работе. И вместе с тем он говорил о том, что я на верном пути, что выбранный мною герой, его жизнь и подвиги достойны широкой пропаганды, пользуются вниманием широкой аудитории.
В общем-то будущее показало, что все это верно. Многочисленные письма моряков-балтийцев и членов их семей говорили, что они единодушны в оценке публикаций, в оценке героя и его дел. Читатели ждали книгу.
Но не все было гладко. Некоторое время спустя в редакцию газеты зашел приехавший в Калининград по своим издательским делам командующий Краснознаменным Балтийским флотом в годы войны адмирал в отставке Владимир Филиппович Трибуц. Состоялся большой заинтересованный разговор журналистов с гостем. В ходе его затронута была тема героизма подводников Балтики в Великой Отечественной войне. Коснулись мы и подвига экипажа Краснознаменной подводной лодки «С-13». И тут я услышал неожиданное и категоричное заявление Владимира Филипповича, обращенное ко мне:
— Ни в коем случае не пишите о Маринеско!
— Почему?
— Помнится, в годы войны мне докладывали, что у него были недостатки и упущения. Причем серьезные. Как же мы будем воспитывать людей на его примере?
— А какие недостатки были у Маринеско?
— Пьянство!
Что ж, аргумент был очень серьезный. Он логично объяснял позицию адмирала. И все-таки что-то не нравилось мне в этой жесткой позиции, было в ней что-то недосказанное и, как мне казалось, недоказанное. Захотелось убедиться в правильности довода, потому что из личного опыта знал, как порой внешне правильные формулировки, выдержанные в нужном тоне, сказанные вроде бы к месту и в соответствующей обстановке, не играют положительной роли, так как не соответствуют правде жизни, противоречат истине.
Какова же была на самом деле правда жизни? Нет ли здесь каких-то наслоений?
Выяснить, уточнить, поставить все на свои места в запутанном, обросшем домыслами и догадками деле — такая задача встала передо мной со всей пугающей очевидностью. Почему? Да потому, что к этому времени мне довелось ощутить, почувствовать, что все, связанное с Александром Ивановичем Маринеско, осложнилось громоздкой, сложной и непробиваемой позицией, занятой по отношению к герою рядом лиц, имевших довольно высокое положение. Кем, чем и как была навязана эта позиция? Когда и в силу чего возникла? Какую истинную цель преследует? Ответа на эти вопросы я не находил, сколько ни бился. Никто не мог точно объяснить причин умолчания подвига, многозначительно пожимали плечами да показывали пальцами вверх — там, мол, ищите!
Разумеется, такое положение дел вызывало у автора определенную долю пессимизма. Тем более что могучая сила авторитетов давила на психику людей, которым предстояло работать с ожидающей выхода в свет рукописью, заставляла их оглядываться, до некоторой степени подстраховываться: «Мало ли что, а вдруг?..» Пессимизм усугубился, когда я обратился к командующему Балтийским флотом адмиралу Александру Евстафьевичу Орлу, в годы войны бывшему командиром дивизиона, в который входила «С-13». Хорошо знакомый мне лично, много раз беседовавший со мной о подводниках адмирал на этот раз отмолчался. Спустя некоторое время к нему, ставшему уже начальником Военно-морской академии, я послал письмо с просьбой поделиться личными впечатлениями об Александре Ивановиче как о командире и человеке. В ответ — ни слова, даже формального, сухого, — ничего!
В общем-то умолчание — тоже определенная позиция, и довольно красноречивая.
И тогда во мне заговорило упрямое желание добиться своего: лично разобраться, установить, убедиться, чтобы воздать должное герою. А то, что Александр Иванович настоящий, не надуманный, не назначенный приказом герой, у меня к тому времени не было сомнения. Потому что десятки встреч с членами экипажа «С-13» — матросами, старшинами и офицерами, разговоры с работниками штаба бригады и командирами подводных лодок, такими, в частности, как Герои Советского Союза М. С. Калинин и С. П. Лисин, орденоносцы А. М. Матиясевич, Е. Г. Юнаков, В. Ю. Браман и другие, показали лицо настоящего Маринеско — прямого, честного, открытого, не терпящего в отношениях фальши, лжи и двуличия, человека дружелюбного и компанейского. К нему никак не подходило короткое, как удар хлыста, словцо «пьянство».
Да, он не чурался «наркомовских» ста граммов. Да, на берегу, особенно после трудных, но удачных боевых походов, получив так называемые «призовые» деньги за потопленные вражеские корабли, он обрастал шлейфом «друзей» на час и тогда не ограничивался «наркомовскими». Но не вина его в том, а беда. Других он мерил по себе, а сам был без «двойного дна», весь нараспашку. Потому и обманывали, и подводили его. Это очень помешало герою в службе. Испортило ему жизнь. Приклеило расхожий ярлык на оставшиеся дни. И еще горько аукнулось после трагической смерти героя…
Не перестаешь удивляться тому, как все-таки живы порой, как упрямы бывают сложившиеся представления некоторых людей! Хорошо еще, если мнения эти остаются только их достоянием, не оказывают негативного влияния ни на кого и ни на что. К сожалению, в жизни получается иначе.
Конечно, если у человека сложилось мнение на основе непосредственного опыта, личных наблюдений, его следует уважать, считаться с ним. А если представления и мнения эти производные, со слов других людей? Пусть даже людей, чья принципиальность, честность, порядочность не вызывали до того сомнений. Уже это ущербно, так как мнение-то не личное, а приносное. И более того — ущербно и даже преступно, потому что зачастую такие вот «сообщения», принятые на веру, неподтвержденные, к тому же вызванные неизвестно какими причинами, играют зловещую роль. Приобретая характер некоего документа, они утверждаются на определенное время, держатся цепко, становясь на удивление живучими. В свою очередь, это держит доверившихся людей в плену ложных представлений, мешает им усомниться в правильности услышанного, в его соответствии истине.
Нет, далеко недаром до сих пор еще подобные мнения и представления господствуют в умах людей, не дающих себе труда вернуться к исходному рубежу своего познания, заново, а вернее, наконец-то проанализировать то, о чем им было сказано ранее. Сказано, вполне возможно, сгоряча, под настроение, а то и просто по злому умыслу. Ошибка или добровольное заблуждение, закрепившиеся в умах и сердцах людей, долго мешают восторжествовать правде, справедливости, воздать должное достойным.