– Если говорить о смерти Ричарда Эбернети, то вы правы. Но ведь есть еще убийство Коры Ланскене. И когда мы поймем, кто убил ее, то получить доказательства будет не очень сложно. – Еще раз внимательно посмотрев на адвоката, сыщик добавил: – И вы, возможно, уже предприняли кое-какие шаги.
– Практически ничего. Я предпочел действовать методом исключения. Понимаете, для меня грустно думать, что один из членов семьи Эбернети – убийца. Я все еще никак не могу в это поверить. Поэтому я надеялся, что несколькими простыми вопросами смогу исключить некоторых членов семьи из списка подозреваемых. А может быть, кто знает, и всех их… Это означало бы, что Кора ошиблась в своих предположениях и ее убийца – это обычный случайный бродяга, который ворвался к ней в дом. Ведь если подумать, то ситуация достаточно проста – надо лишь выяснить, что члены семьи делали в тот день, когда была убита Кора Лангскнет.
– Еh bien[53], – сказал Пуаро. – И что они все делали?
– Джордж Кроссфилд был на скачках в Херст-парке. Розамунда Шайн ходила по магазинам, а ее муж – мы ведь должны включать сюда и мужей…
– Вне всякого сомнения.
– Ее муж обговаривал условия опциона на пьесу. Сьюзан и Грегори Бэнкс весь день провели дома, а Тимоти Эбернети – он инвалид – находился в своем доме в Йоркшире. Жена его в это время возвращалась из Эндерби-холла. – Энтвисл прервался.
– Правильно, это то, что они сами вам говорят. – Эркюль Пуаро посмотрел на рассказчика и понимающе кивнул. – Но говорят ли они всю правду?
– Я просто не знаю, Пуаро. Некоторые из их слов можно попытаться опровергнуть, хотя это будет трудно сделать, не привлекая к себе внимания. Ведь подобные действия можно приравнять к открытому обвинению. Вот послушайте, я просто изложу вам некоторые из своих выводов. Джордж вполне мог быть на скачках в Херст-парке, но я в это не верю. У него хватило наглости сказать, что он поставил на пару победителей. По моему опыту, очень многие преступники попадаются только из-за того, что слишком много болтают, – я спросил его имена этих лошадей, и он назвал их мне без всяких видимых усилий. Как я выяснил, обе лошади в тот день сильно играли, и одна из них действительно пришла первой. Вторая же, даже будучи фаворитом, в результате не смогла войти даже в тройку призеров.
– Интересно… А насколько этот Джордж нуждался в деньгах в момент смерти своего дядюшки?
– По-моему, нуждался, и очень сильно. У меня нет никаких доказательств, но есть сильное подозрение, что он спекулировал на бирже на деньги клиентов фирмы и находился на грани раскрытия. Еще раз – это только мое предположение, но некоторый опыт в таких делах у меня есть. К сожалению, нечестные стряпчие в наше время совсем не редкость. Могу только сказать, что свои деньги я Джорджу не доверил бы, и, мне кажется, Ричард Эбернети, который прекрасно разбирался в людях, был в нем сильно разочарован и никак не связывал с ним будущее семейного бизнеса. Его мать, – продолжил адвокат, – была довольно красивой, но глупой девушкой и вышла замуж за человека с характером, который я бы назвал несколько подозрительным. – Он вздохнул: – Женщины в семье Эбернети никогда не умели выбирать мужей.
Помолчав, Энтвисл продолжил:
– Что касается Розамунды, то она просто очаровательная дурочка. Я не могу представить себе, как она топором разрубает голову Коре! Ее муж, Майкл, темная лошадка – человек с амбициями и, насколько я могу судить, с невероятным тщеславием. Я очень мало о нем знаю, поэтому не могу вот так сразу обвинить его в жестоком убийстве или в тщательном планировании отравления, но пока я не буду уверен, что в тот день он делал именно то, о чем говорит, я не исключу его из списка подозреваемых.
– Однако его жена, по вашему мнению, вне подозрений.
– Нет-нет – в ней есть некая бессердечность, но топор… Я действительно не могу представить себе эту картину. Она выглядит такой слабой и беззащитной…
– И красивой, – добавил сыщик с легкой, циничной улыбкой. – А вторая племянница?
– Сьюзан? Она совершенно не похожа на Розамунду – по моему мнению, эта девочка способна на очень многое. В тот день они с мужем были дома. Я сказал – естественно, нарочно, – что несколько раз пытался дозвониться до них. На это Грег очень быстро ответил, что у них весь день не работал телефон. Он даже пытался кого-то там вызвать, но безуспешно.
– Значит, это опять бездоказательно… Вы не можете их исключить, как надеялись… А что за человек этот муж?
– Мне было сложно понять его. В нем есть что-то неприятное, хотя я никак не могу понять, что именно. А что касается Сьюзан…
– Слушаю вас?
– Она напоминает мне своего дядю. В ней видны та же жизненная сила, желание и умственные способности, что и в Ричарде. Хотя, вполне вероятно, ей не хватает доброты и теплоты моего ушедшего друга.
– Женщины не в состоянии быть добрыми, – заметил Эркюль, – хотя иногда они демонстрируют нам свою нежность. А она любит мужа?
– Я бы сказал, что она от него без ума. Но послушайте, Пуаро, я не могу поверить… я не хочу верить ни на минуту, что Сьюзан…
– Вам больше нравится Джордж? – поинтересовался сыщик. – Ну, это вполне естественно! Что касается меня, то я не испытываю сантиментов по отношению к молодым и хорошеньким леди. Ну, а теперь расскажите о своем визите к старшему поколению…
В течение какого-то времени Энтвисл рассказывал о своем посещении Тимоти и Мод, а потом Пуаро подвел итог:
– Итак, миссис Эбернети – хороший механик, который прекрасно разбирается во внутренностях автомобиля. А мистер Эбернети – совсем не такой инвалид, за которого пытается себя выдать. Он выходит на прогулки и, согласно вашему рассказу, способен на довольно резкие телодвижения. Кроме того, он самовлюбленный человек, который завидовал успеху своего брата и не мог смириться с его превосходством…
– Но о Коре он говорил с большой любовью.
– И высмеял ее глупое выступление в день похорон. А что с шестой наследницей?
– С Хелен? Миссис Лео? Ее я ни на минуту не подозревал. В любом случае ее невиновность легко подтвердить – все это время она находится в Эндерби-холле. И кроме нее в доме находятся трое слуг.
– Еh bien, друг мой, – сказал маленький бельгиец. – Давайте перейдем к делу. Что требуется от меня?
– Я хочу знать правду, Пуаро.
– Понимаю, понимаю… На вашем месте я бы чувствовал себя точно так же.
– И только вы можете узнать ее для меня. Я знаю, что вы отошли от дел, но умоляю вас заняться этим случаем. И потом, это деловое предложение, и я вам заплачу. Послушайте, лишних денег не бывает!
Сыщик ухмыльнулся:
– Да, только при условии, что все они не уходят на уплату налогов… Но, должен признаться, ваша проблема меня заинтересовала. Потому что она непроста и совсем неясна. Но одну вещь, друг мой, вам легче будет сделать самому. А уж после этого я полностью возьму дело в свои руки. Мне просто кажется, что вам будет значительно удобнее расспросить врача, который лечил мистера Ричарда Эбернети. Вы его знаете?
– Совсем немного.
– Что он за человек?
– Практикующий терапевт средних лет. Вполне знающий. Был в добрых отношениях с Ричардом. По-моему, очень хороший человек.
– Тогда попробуйте его разговорить. С вами он будет более откровенен, чем со мной. Расспросите его о болезни мистера Эбернети, о лекарствах, которые тот принимал во время болезни. Узнайте: может быть, Ричард намекал ему о том, что его хотят отравить? Кстати, мисс Гилкрист уверена, что в разговоре с сестрой Эбернети использовал именно слово «отравление»?
Мистер Энтвисл задумался.
– Она, по крайней мере, использовала именно это слово, – но мисс Гилкрист относится к тому типу свидетелей, которые очень часто меняют услышанные слова, считая, что таким образом они точнее описывают ситуацию. Например, если Ричард говорил о том, что кто-то хочет его убить, то мисс Гилкрист вполне могла решить, что его хотят отравить, потому что его страхи ассоциировались у нее в голове со страхами ее тетушки, которая боялась, что в еду ей что-то подмешивают. Впрочем, я могу еще раз поговорить с ней об этом.
– Пожалуйста, или я сам это сделаю. – Пуаро немного подумал и произнес уже совсем другим голосом: – А вам не приходило в голову, друг мой, что мисс Гилкрист сама может находиться в опасности?
На лице адвоката появилось удивленное выражение.
– Знаете, нет, не приходило.
– А вы сами подумайте. В день похорон Кора озвучила свои подозрения. В голове у убийцы сразу же возникает вопрос, не рассказывала ли она о них кому-нибудь еще? А наиболее вероятным ее слушателем является мисс Гилкрист. Мне кажется, mon cher, что ей лучше не оставаться одной в доме.
– Насколько я понимаю, туда собирается Сьюзан…
– Ах вот как, туда направляется миссис Бэнкс?
– Она хочет осмотреть вещи, оставшиеся после Коры.
– Понятно… понятно… Ну что же, друг мой, сделайте то, о чем я вас попросил. И думаю, что неплохо было бы подготовить миссис Эбернети – миссис Лео Эбернети – к моему возможному приезду в дом. Но это мы решим после. Итак, теперь я беру дело в свои руки. – И Пуаро яростно закрутил усы.
Глава 8
I
Мистер Энтвисл задумчиво смотрел на доктора Ларраби.
У него был большой опыт оценки людей по их внешнему виду – иногда это играло определяющую роль в какой-нибудь сложной ситуации или в решении какой-нибудь деликатной проблемы. Кроме того, Энтвисл был настоящим профессионалом в том, что касалось правильного начала разговора. Но как лучше начать с доктором Ларраби этот сложный разговор, который мог не понравиться врачу, так как ставил под сомнение его профессиональные качества?
Полная откровенность, подумал старый адвокат, или, на худой конец, хорошо дозированная откровенность. Начинать разговор с того, что у него возникли подозрения из-за рискованного замечания, сделанного глупой женщиной, было неправильно. Кору доктор Ларраби не знал.
Прочистив горло, мистер Энтвисл решительно перешел к делу:
– Я хотел бы проконсультироваться с вами по очень деликатному вопросу, – сказал он. – Возможно, это покажется вам оскорбительным, однако я искренне надеюсь, что нет. Вы мудрый человек и, уверен, понимаете, что любое нелепое предположение всегда лучше всего изучить до конца, нежели закрывать на него глаза. Это касается моего клиента мистера Эбернети, который недавно покинул нас. Скажите, вы абсолютно уверены, что его смерть произошла в результате естественных причин?
Румяный и добродушный Ларраби с удивлением посмотрел на адвоката:
– Что, черт возьми, вы имеете в виду?.. Конечно, да! Я ведь подписал свидетельство, не так ли? Если б я так не думал…
Юрист искусно остановил его:
– Конечно-конечно! Уверяю вас, что у меня и в мыслях не было не доверять вам. Но мне бы хотелось еще раз услышать ваше подтверждение этому факту в свете… э-э-э… некоторых слухов, которые появились не так давно.
– Слухов? Что за слухи?
– Никогда не знаешь, как начинаются подобные разговоры. – Теперь голос мистера Энтвисла звучал насквозь фальшиво. – Но в любом случае я уверен, что их необходимо прекратить, может быть, даже используя силу.
– Эбернети был больным человеком. Он страдал от болезни, которая свела бы его в могилу через, скажем, максимум два года. Хотя это могло произойти и быстрее. Смерть сына сильно подорвала его желание жить и способности организма к сопротивлению. Готов признать, я не ожидал, что смерть наступит так скоро или так неожиданно, но подобные прецеденты бывают во множестве. Любой врач, который берется предсказать, когда точно умрет его пациент или сколько он еще проживет, делает из себя полного дурака. Невозможно точно предугадать влияние личности самого больного. Иногда у слабых вдруг появляется невероятное желание жить, а сильные, напротив, легко поддаются болезни.
– Все это я понимаю и ни в коем случае не ставлю под сомнение ваш диагноз. Мы можем сказать – хотя это и звучит довольно мелодраматично, – что мистер Эбернети был приговорен. Я же спрашиваю вас несколько о другом – может ли человек, знающий, что он приговорен, добровольно и осознанно укоротить свою бренную жизнь? Или, может быть, ему в этом помог кто-то третий?
Доктор Ларраби нахмурился:
– Вы говорите о самоубийстве? Эбернети был не такой человек.
– Я понимаю. То есть с медицинской точки зрения вы можете дать гарантию, что такое невозможно?
Медик беспокойно пошевелился в кресле.
– Я бы не стал использовать слово «невозможно». После смерти сына жизнь уже не представляла для Эбернети того интереса, что прежде. Со своей стороны я считаю, что никакого самоубийства не было, но не могу сказать, что оно невозможно.
– Сейчас вы говорите с точки зрения психологии. А я, когда говорю о медицинской точке зрения, то именно ее и имею в виду: обстоятельства его смерти полностью исключают такую возможность?
– Нет-нет… Этого я не могу сказать. Он умер во сне, как часто умирают люди. И у меня не было причин подозревать самоубийство, ничто в его психологическом состоянии об этом не говорило. Если каждый раз, когда во сне умирает серьезно больной человек, мы будем требовать проведения вскрытия…
Лицо врача краснело все больше и больше. Энтвисл поторопился вмешаться:
– Все это так, все так. А что, если такое свидетельство было, но вы просто не обратили на него внимания? Если, например, он кому-то что-то сказал?..
– Сказал о том, что собирается совершить самоубийство? Действительно? Тогда я должен сказать вам, что очень удивлен.
– Но все-таки, если все это было именно так – поймите, что мы говорим чисто гипотетически, – можете ли вы полностью исключить такое развитие событий?
– Нет, я не могу этого сделать, – медленно произнес доктор Ларраби. – Но хочу повторить еще раз – меня это очень удивило бы.
Адвокат немедленно попытался развить свой успех:
– В таком случае, если мы предположим, что умер он не естественной смертью – еще раз, это все только мои предположения, – как он мог это сделать? Я имею в виду, с помощью какого препарата?
– Таких препаратов несколько, но, скорее всего, это мог быть какой-то наркотик. И точно никаких следов цианида – смерть была очень спокойной.
– А он принимал снотворные таблетки или микстуру? Что-нибудь в этом роде?
– Да. Я прописал ему «Сламберил» – совершенно безопасный и надежный гипнотик. Принимал он его не каждую ночь. Да и бутылочка с таблетками была достаточно маленькая. Превышение дозы в три или даже в четыре раза не вызвало бы смерть. Кстати, мне вспоминается, что я видел эту бутылочку на его умывальнике сразу же после смерти – она была почти полная.
– А что еще вы ему выписывали?
– Да много чего. Препарат, который содержал небольшие количества морфина, чтобы снимать приступы боли… Витамины в капсулах… Микстуру против несварения желудка…
Адвокат прервал собеседника:
– Витамины в капсулах? Кажется, мне тоже их один раз выписывали. Такие небольшие круглые желатиновые капсулы…
– Совершенно верно. С адексолином.
– А нельзя ли было положить в одну из этих капсул что-то еще?
– Вы имеете в виду какой-нибудь смертельный препарат? – Медик уже не скрывал своего удивления. – Но ведь ни один человек не будет… послушайте, Энтвисл, к чему вы клоните? Боже мой, уж не хотите ли вы сказать, что его убили?!
– Я не очень хорошо понимаю, что хочу сказать. Скорее просто хочу понять, что возможно, а что нет.
– Но какие факты у вас есть, чтобы предположить нечто подобное?
– Никаких, – ответил адвокат усталым голосом. – Мистер Эбернети мертв, и тот, с кем он говорил, тоже умер. Все это на уровне слухов – смутных и неприятных, которые я, если это возможно, хочу прекратить. И если вы сейчас скажете, что ни один человек не имел возможности отравить мистера Эбернети, то вы сделаете меня счастливым! Уверяю вас, что вы снимете с моих плеч колоссальный груз.
Ларраби поднялся на ноги и стал прогуливаться по кабинету.
– Я не могу сказать вам то, чего вы от меня ждете, – ответил он. – Хотя мне этого и хотелось бы. Конечно, его могли убить. Любой мог удалить из капсулы масло и заменить его, например, чистым никотином или еще добрым десятком других препаратов. Или, например, подложить ему что-то в еду или питье. Такое выглядит даже более вероятным.
– Может быть, вы и правы, но в момент его смерти в доме находились только слуги – а я не думаю, что кто-то из них способен на такое. Более того, я уверен, что нет. Поэтому-то и ищу какую-то возможность, при которой результат был бы отдален во времени. Ведь не существует такого препарата, как мне кажется, который можно дать сегодня, а умрет человек через несколько недель?
– Идея интересная, но, боюсь, неосуществимая, – сухо сказал врач. – Я знаю вас, Энтвисл, как человека уравновешенного; кто распространяет подобные слухи? Мне они кажутся слишком надуманными и неправдоподобными.
– А Эбернети никогда ни о чем подобном вам не рассказывал? Никогда не намекал, что, может быть, один из его родственников хочет убрать его с дороги?
Доктор с любопытством посмотрел на юриста:
– Нет, мне он ничего подобного не говорил. А вы уверены, Энтвисл, что это не простая игра в сенсацию? Знаете, иногда истероидный субъект может вначале выглядеть вполне логичным и нормальным…
– Надеюсь, что все именно так, как вы говорите. Это вполне возможно.
– Послушайте, чтобы я понял: некто говорит… Я полагаю, это женщина, не так ли?
– Да, это была женщина, конечно.
– Говорит, что Эбернети сказал ей, что его пытаются убить?
Зажатому в угол Энтвислу нехотя пришлось рассказать всю историю о высказывании Коры во время похорон. Лицо врача прояснилось.
– Мой дорогой друг! На вашем месте я не стал бы обращать внимания на это высказывание. Все объясняется очень просто. Некоторые женщины на определенном этапе своей жизни – женщины с неустойчивой психикой, жаждущие сенсации, – могут сказать все что угодно. И очень часто говорят, знаете ли!
Это предположение медика обидело адвоката. В своей жизни ему приходилось иметь дело с истеричными искательницами сенсаций.
– Может быть, вы и правы, – произнес Энтвисл, вставая. – К сожалению, у нее мы ничего спросить не можем, так как ее тоже убили.
– Что значит – убили? – Доктор Ларраби посмотрел на адвоката с таким видом, словно засомневался в его нормальности.
– Возможно, вы читали об этом в газетах. Миссис Ланскене из Личетт-Сент-Мэри в Беркшире.
– Ну конечно, читал, только я не знал, что она родственница Ричарда Эбернети! – Было видно, что Ларраби потрясен.
Чувствуя, что ему удалось слегка отомстить врачу за его демонстрацию профессионального превосходства, и расстроенный тем, что его сомнения так и не развеялись в результате этого визита, мистер Энтвисл откланялся.
II
Приехав в Эндерби, Энтвисл решил поговорить с Лэнскомбом. Начал он с того, что спросил старика о его планах на будущее.
– Миссис Лео попросила меня остаться до того момента, пока дом не продадут, сэр, и я с удовольствием сделаю так, как она просит. Миссис Лео всем нам очень нравится, – вздохнул дворецкий. – Я чувствую, сэр, если мне будет позволено высказаться, что дом надо продавать. Я прожил здесь так много лет и видел, как молодые хозяева выросли в нем… Я всегда был уверен, что после отца здесь будет жить мистер Мортимер, возможно, со своей собственной семьей. И у нас была договоренность, что когда мне уже будет трудно здесь работать, то я поселюсь в Северной Сторожке. Эта Северная Сторожка – очень милый домик, и я все ждал, когда смогу заняться им и превратить его в безупречное жилище. Но, полагаю, теперь все эти планы в прошлом.
– Боюсь, что так, Лэнскомб. Усадьбу будут продавать, не разделяя, но с вашим наследством вы…
– Я ни в коем случае не жалуюсь, сэр. И прекрасно понимаю, что мистер Эбернети был со мною очень щедр. Деньги у меня есть… правда, приемлемый маленький домик для жилья найти будет трудновато. Моя замужняя племянница пригласила меня пожить вместе с ними, но это будет совсем не то, что жизнь в поместье.
– Я это знаю, – согласился мистер Энтвисл. – Перед нами, стариками, теперь открывается новый мир. Я хотел бы почаще встречаться с моим старым другом перед его кончиной… Как он жил эти последние несколько месяцев?
– Он был сам не свой, сэр, с того дня, как умер мистер Мортимер.
– Да, эта смерть его сломала. И потом, он был больной человек, а у больных людей иногда появляются странные фантазии. Мне кажется, что именно от таких фантазий мистер Ричард больше всего и страдал в последние дни. Он ничего не говорил о своих врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему зло? Не приходило ему в голову, что в еду ему что-то подсыпают?
Было видно, что дворецкий удивлен этими вопросами – удивлен и оскорблен.
– Я ничего такого не припомню, сэр.
Энтвисл проницательно взглянул на него:
– Я знаю, что вы очень верный слуга, Лэнскомб. Но, понимаете, подобные фантазии со стороны мистера Эбернети мало что значат – это просто… э-э-э… симптом некоего заболевания.
– Правда, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда ничего такого не говорил ни лично мне, ни в моем присутствии.
Юрист мягко перешел к другой теме:
– Перед смертью он ведь приглашал сюда некоторых из членов семьи, не так ли? Племянника и племянниц с их мужьями?
– Да, сэр, это правда, сэр.
– А он был доволен этими визитами или расстроен?
– Ничего не могу сказать по этому поводу, сэр. – Глаза Лэнскомба устремились вдаль, а старая спина напряглась.
– А мне кажется, что можете, – мягко наступал Энтвисл. – Вы просто хотите сказать мне, что не ваше дело рассуждать на подобные темы. Но иногда приходится идти против самого себя. Я – один из самых старых друзей вашего хозяина и очень любил его. Вы – тоже, поэтому я и задаю вам эти вопросы как человеку, а не как дворецкому.
Помолчав несколько секунд, старик спросил бесцветным голосом:
– А разве что-то не так, сэр?
На этот вопрос юрист решил ответить честно.
– Я не знаю, – сказал он. – Надеюсь, что нет, но хочу быть в этом уверенным. А вы сами не ощущали, что что-то идет не так?
– Только после похорон, сэр. И я не могу точно объяснить, что это такое. Но и миссис Лео с миссис Тимоти были не в себе в тот вечер, когда все разъехались после похорон.
– А вы знаете содержание завещания?
– Да, сэр. Миссис Лео была так добра, что рассказала мне. Если мне будет позволено выразить свою точку зрения, то завещание, на мой взгляд, вполне справедливое.
– Да, очень справедливое. Все получили одинаковые доли. Но мне кажется, это не то завещание, которое мистер Эбернети хотел написать после смерти сына. Ну, а теперь вы ответите на тот вопрос, который я вам задал?
– Ну, если вас интересует мое личное мнение…
– Да-да, я все понимаю…
– Хозяин, сэр, был очень разочарован после визита сюда мистера Джорджа… Мне кажется, что хозяин надеялся, что мистер Джордж заменит ему мистера Мортимера. А мистер Джордж, если мне будет позволено выразиться так, до этого стандарта не дотянул. Ведь мужа миссис Лауры всегда считали непутевым, и, мне кажется, мистер Джордж пошел по его стопам… – Немного помолчав, Лэнскомб продолжил: – А потом приехали молодые леди со своими мужьями. Ему сразу же понравилась мисс Сьюзан – очень живая и хорошенькая молодая особа, но, как мне показалось, он не мог выносить ее мужа. В нынешнее время молодые леди очень часто выбирают себе странных мужей, сэр.
– А вторая пара?
– Вот здесь я мало что могу сказать. Очень приятная и красивая пара. Мне показалось, что хозяину было отрадно, что они живут здесь, но… мне кажется… – Старик заколебался.
– Продолжайте, Лэнскомб.
– Дело в том, что хозяин никогда не был в восторге от театра. Однажды он сказал мне: «Не могу понять, что люди находят в этой сцене? Какая-то дурацкая выдуманная жизнь. Мне кажется, она лишает людей остатков разума, а уж что происходит с моральными принципами, и представить себе не могу. Одно точно – начисто теряется чувство меры». Естественно, что он не имел в виду непосредственно…
– Да-да, я все понимаю. Ну, а после этих посетителей мистер Эбернети сам отправился путешествовать – сначала к брату, а потом к своей сестре, миссис Ланскене…
– Вот об этом я ничего не знаю, сэр. То есть, конечно, он говорил мне, что поедет к мистеру Тимоти, а потом в какую-то Сент-Мэри.
– Вот именно. А вы не помните, он ничего не говорил о своей поездке после того, как вернулся?
Лэнскомб задумался.
– Мне кажется, нет. Прямо он об этом не говорил. Хозяин был рад вернуться домой. Все эти путешествия и ночлеги в чужих домах его очень изматывали – вот об этом он говорил, я хорошо помню.
– И больше ничего? Ни об одном из них?
Дворецкий нахмурился:
– Знаете, хозяин иногда… как бы это сказать… иногда бормотал себе под нос, если вы понимаете, о чем я говорю. Вроде бы и со мной говорил, а все больше с самим собой – причем меня он совсем не замечал, привык, что я всегда где-то рядом.
– Я знаю, что он знал вас и доверял вам.
– Я, правда очень смутно, помню, что он тогда говорил… вроде того, что он сам не знает, что делает со своими деньгами, – это он о мистере Тимоти, полагаю. А потом сказал что-то вроде: «Женщины могут быть дурами в девяносто девяти случаях из ста, но могут быть провидицами в сотом». Да, а потом он еще сказал: «Говорить о том, что чувствуешь, можно только людям своего поколения – они не думают, что ты что-то выдумываешь, как это полагает молодежь». А позже добавил – правда, не знаю, в какой связи: «Не очень приятно расставлять людям ловушки, но другого выхода у меня нет». Хотя мне кажется, сэр, что в этом случае он имел в виду второго садовника – у нас стали пропадать груши…
Однако мистер Энтвисл не поверил, что Ричард Эбернети был так озабочен поведением второго садовника. Задав дворецкому еще несколько вопросов, он отпустил его и задумался над тем, что только что узнал. Практически ничего. То есть ничего из того, о чем раньше не догадался бы сам. Хотя было несколько многообещающих моментов. Например, когда Ричард говорил о том, что женщины могут быть дурами и в то же время проницательными, он имел в виду Кору, а не миссис Тимоти. И именно ей он рассказал о своих чувствах. А еще он говорил о ловушке – но для кого?
III
Мистер Энтвисл долго обдумывал, как много он может рассказать Хелен, и в конце концов решил, что расскажет ей все, о чем знает сам.
Прежде всего он поблагодарил женщину за то, что она разобрала вещи Ричарда и отдала целый ряд необходимых распоряжений по дому. О продаже поместья уже объявили, и пара возможных покупателей должна была приехать в самое ближайшее время.
– Покупатели – частные лица? – спросила Хелен.
– Боюсь, что нет. О покупке думает Христианский союз женской молодежи, один из молодежных клубов и совет попечителей благотворительного Фонда Джефферсона, которые ищут помещение для размещения своей коллекции, – ответил юрист.
– Жаль, что в доме не будут жить люди, хотя с практической точки зрения это понятно.
– Я хотел бы попросить вас побыть здесь до того момента, как дом будет продан, если это не слишком затруднит вас.
– Да нет, скорее наоборот – это мне подходит. На Кипр я собираюсь не раньше мая, и мне гораздо приятнее находиться здесь, чем в Лондоне. Вы же знаете, я люблю этот дом, и Лео тоже любил его. Нам здесь было хорошо вместе.
– Есть еще одна причина, по которой я буду вам благодарен, если вы останетесь. У меня есть друг, которого зовут Эркюль Пуаро…
– Эркюль Пуаро? – резко подняла голову женщина. – Так вы думаете, что…
– Вы его знаете?
– Я слышала о нем. От одних своих друзей – только я думала, что он давно уже умер.
– Да нет, он жив. Правда, не очень молод.
– Да уж, молодым его сложно будет назвать, – механически заметила миссис Эбернети, и ее побелевшее лицо стало напряженным. – Так вы считаете, что Кора… была права? Что Ричарда… убили? – с трудом выговорила она.
И тогда мистер Энтвисл рассказал ей все. Это было так приятно – поделиться своими сомнениями с Хелен, женщиной, обладавшей спокойным и рассудительным характером.
Когда он закончил, она сказала:
– С одной стороны, все это выглядит как выдумка, – но это совсем не выдумка. И мы с Мод, сразу же после похорон, думали об этом же, я уверена. Говорили себе, что Кора – просто дурочка, и в то же время чувствовали какую-то тревогу. А потом, когда Кору тоже убили, я сказала себе, что это простое совпадение – и это вполне может быть совпадением, но как же сложно в это поверить! Все действительно так непросто.
– Да, все непросто. Но Пуаро – человек очень оригинальный и почти гений, признанный таковым еще при жизни. Он прекрасно понимает, что всем нам требуется: уверенность в том, что все эти домыслы – чушь собачья.
– А если нет?
– А почему вы так говорите? – резко спросил Энтвисл.
– Я не знаю. Просто мне не по себе. И не из-за того, что сказала в тот день Кора – из-за чего-то еще. Из-за чего-то, что в тот момент показалось мне неправильным.
– Неправильным? А в каком смысле?
– Вот в этом-то все и дело – не знаю.
– Вы хотите сказать, что это как-то связано с одним из людей, которые были в комнате?
– Да-да – что-то в этом роде. Но я не могу определить, с кем или с чем. Вам, наверное, все это кажется абсурдным…
– Совсем нет. Напротив – это интересно, очень интересно. Вы, Хелен, женщина умная, и если на что-то обратили внимание, то это что-то имело значение в тот момент.
– Правильно, но я не могу вспомнить, что конкретно это было. И чем больше я думаю…
– А вы не думайте об этом. Так вы никогда ничего не вспомните. Забудьте об этом, и рано или поздно оно само к вам вернется. А когда вспомните – сообщите мне… немедленно.
– Обязательно.