– Конечно.
– Ты, кажется, желал, чтобы я продал замок Го-Па герцогу де Салландрера?
– Да.
– А теперь желаешь, чтобы мы ехали туда же, чтобы принять герцога?
– Да.
– Собственно потому, что с ним едет Концепчьона?
– Разумеется.
– Так почему же ты не едешь с нами?
– Я приеду после вас дней через пять.
– Все это очень странно!
– Нисколько. В мое отсутствие вы успеете поговорить обо мне.
Виконтесса поняла его и улыбнулась.
– Брат – большой дипломат, – проговорила она, – он назначает вас своим посланником.
Рокамболь в точности выполнил программу сэра Вильямса, то есть катался в Булонском лесу, обедал дома и затем снова вечером был у своего ментора.
В этот самый вечер, часов в одиннадцать, по бульвару Инвалидов шел тряпичник с корзинкой за спиной и фонарем в руке.
– Никто не может вообразить, – ворчал он про себя, – как полезно людям моей категории ходить часто по театрам, где можно поучиться вдоволь. Если бы я не видел Фредерика-Леметра в роли тряпичника, то, конечно, не сумел бы составить себе этот приличествующий настоящему случаю костюм. Теперь же я – самый безукоризненный артист в лохмотьях.
И тряпичник окинул самодовольным взглядом свои лохмотья.
Благодаря этому костюму Вантюру удалось увидать, как в полночь в сад герцога де Салландрера прошел какой-то ливрейный лакей и через час вышел оттуда обратно в сопровождении негра Концепчьоны.
Лакей протянул руку негру и сказал: «Вот, возьмите себе». – «Покорно благодарю, господин маркиз», – ответил негр с почтительным поклоном.
Калитка опять затворилась, и лакей, выйдя на бульвар, споткнулся о Вантюра.
– Пьяница! – проворчал он, продолжая свой путь.
– Черт бы тебя побрал! – прошептал Вантюр, приподымаясь. – На этот раз ты не потрудился, любезный, переменить свой голос, и я узнал его. А! Ты лакей, ты изволишь ходить по ночам через калитки и тебя величают маркизом. Черт бы тебя побрал!
Вантюр встал, вскинул на плечи корзинку и зажег фонарь.
Рокамболь продолжал свой путь к набережной. Но у Вантюра были хорошие ноги, и он шел за ним невдалеке.
На Сюренской улице тряпичник значительно приблизился к Рокамболю, который очень скоро скрылся в воротах одного дома.
– Ладно! – сказал Вантюр. – Я знаю теперь, где ты живешь, если только ты являешься сюда за тем, чтобы переменить одежду. Но я и это узнаю.
Вантюр опять погасил огонь и сел в углублении между двумя домами.
Было уже два часа ночи. Вантюр смотрел на фасад дома.
– Если квартира твоя выходит на улицу, то я увижу в окнах свет, – сказал он про себя.
И действительно, минуты через три в окнах мезонина засветился огонек; он был виден в продолжение часа, а затем опять погас.
Вантюр по-прежнему ждал на своем обсервационном посту.
– Или ты живешь тут, – думал он, – или же приходишь сюда менять свой костюм. В первом случае ты ляжешь спать, во втором, конечно, не замедлишь уйти. Подожду еще…
Но его ожидания были совершенно напрасны, так как он не знал, что в доме есть два выхода, и, смотря на первый из них, он не приметил, как из второго выхода вышел мужчина в плаще, сел в купе и уехал.
Вантюр ждал еще около часа и, наконец, пробормотал:
– Все равно! Теперь я знаю, как мне быть. Господин маркиз, наверное, живет здесь, и завтра вечером мы попробуем поискать бумаги, которые он, конечно, не сжег. Рокамболь не такой человек, чтобы уничтожать бумажки, стоящие дороже золота.
И затем он медленно пошел.
На следующий день в восемь часов утра на Сюренскую улицу пришел какой-то комиссионер в синей куртке и рыжем парике. Это был не кто иной, как переодетый Вантюр. Он вошел в дворницкую и с самым глупым и добродушным видом спросил привратника, где квартира господина маркиза.
Привратник, читавший в это время газету, поднял голову, осмотрел комиссионера с головы до ног и с удивлением ответил:
– Маркиз? Какой маркиз?
– Ах, я, право, не знаю его имени, – заметил наивно Вантюр, – на углу улицы Маделен какая-то дамочка подала мне это письмо, сказав, что вам известна квартира.
– Здесь нет никакого маркиза.
При этом ответе Вантюр несколько отступил.
– Это такой высокий белокурый молодой человек, живущий в мезонине, – сказал он.
– На улицу или во двор?
– На улицу.
– Следовательно, вы говорите про господина Фридерика, но ведь он совсем не маркиз.
Вантюр глупо улыбнулся.
– О, – сказал он, – господин Фридерик, вероятно, называет себя маркизом для того только, чтобы приманить к себе эту дамочку.
– Это может быть…
– Ну, так как же? Дома этот барин?
– Нет… Он уехал на целую неделю и не больше, как с час тому назад.
Вантюр поклонился и ушел, пытливо взглянув на привратника, как бы желая прочесть на его физиономии, правду ли он говорит. Но в то же время он увидел другие ворота и сразу понял все.
– Ну, болван же я, – подумал он. – Теперь ясно как божий день, что мой маркиз вошел в одни ворота, а вышел в другие. Его-то я и видел, когда он садился передо мной в купе… О-го! Рокамболь, по-видимому, делает свое дело; у него есть купе, и он ходит по ночам в отель Салландрера…
Затем он отправился в пассаж Солнца на Пепиньерской улице, где находилось несколько меблированных квартир для ремесленников, уличных комиссионеров и прочего подобного люда. Войдя в дворницкую одного из подобных домов, Вантюр снял с гвоздя ключ и, поднявшись на шестой этаж, вошел в маленькую комнатку. «Никто не поверит, – пробормотал он, запирая за собой дверь, – что здесь живет человек, у которого найдется несколько тысяч франков и который рассчитывает в самом непродолжительном времени получить двадцать пять тысяч ливров годового дохода».
Сказав это, Вантюр разделся. Затем он вынул из чемодана синий сюртук, черные панталоны, красный жилет и надел их на себя. Преобразившись таким образом из уличного комиссионера в мелкого лавочника, он вышел по другой лестнице на улицу и сел в извозчичий фиакр.
– Куда прикажете? – спросил его извозчик.
– Церковная улица, номер пять; я дам на водку…
– Ладно! – сказал кучер, стегнув свою клячу. Через полчаса Вантюр вышел из фиакра на Церковной улице, перед двухэтажным домом под номером пятым, весьма приличного вида. Из окна дворницкой высунулась красноватая физиономия в очках.
– Ну, дружище! – сказал этой личности Вантюр. – Ладишь ли ты с мамашей?
– Это предостойная дама, – ответил привратник с низким поклоном.
Вантюр посмотрел на него и, улыбнувшись, подмигнул ему.
– Бедная, дорогая мамаша! – проговорил он. – Она таки довольно потрудилась на своем веку и имеет теперь полное право отдохнуть… Нас ведь у нее было восемь человек, и она всех нас подняла на ноги.
– Скажите, пожалуйста!
– А между тем я боюсь, чтобы ей не наскучило сидеть без дела…
– Очень не мудрено-с…
– Люди, трудившиеся весь свой век, любят постоянно работать.
– Верно-с.
– И если б я мог найти для нее какое-нибудь легкое занятие, что-нибудь вроде меблированных комнат…
– Да вот не угодно ли вам, – наша хозяйка продает все свое заведение.
– Неужели?
– Она хочет отдохнуть.
– А дорого она просит?
– Пустяки – всего восемь тысяч франков за шестнадцать номеров.
– А контракт?
– Еще на целых шесть лет… За квартиру пятьсот франков, и жильцы все хорошие – да и вообще комнаты у нас стоят очень редко пустыми.
– Отлично! Я переговорю об этом с мамашей, а потом мы повидаемся с вами.
И Вантюр поднялся на первый этаж и постучал у дверей направо.
– Войдите!.. Ключ в дверях, – крикнул из-за двери сиповатый голос.
Вантюр повернул ключ и вошел в хорошенькую меблированную комнату с кухней. На диване сидела старуха, одетая с головы до ног в черное и с очками на носу. Она читала газету, держа в руках серебряную табакерку.
– Силы небесные! – воскликнул восхищенный Вантюр. – Моя мамаша, ты теперь, право, походишь на какую-нибудь патронессу… У тебя такой праздничный вид… Итак, госпожа вдова Бризеду, перед вами стоит ваш сын – господин Жозеф Бризеду, мелкий торговец с Парижской площади!
После этой громкой тирады Вантюр запер дверь и уселся подле вдовы Фипар, значительно преобразившейся, как видит читатель.
Теперь мы объясним в нескольких словах, как попала вдова Фипар на Церковную улицу.
Разгадав интригу, задуманную Рокамболем, Вантюр понял необходимость удалить из Клиньянкура старуху, которую Рокамболь мог опять отыскать и принудить ее рассказать, где он находится. Вследствие этого-то он и перевез старуху на Церковную улицу.
Он был уверен, что Рокамболю и в голову не придет искать Фипар в таком отдаленном квартале.
Вантюр переговорил в нескольких словах с «прекрасной» вдовой и, заручившись ее желанием и полною готовностью свидетельствовать перед судом против Рокамболя, вернулся домой.
Герцог де Шато-Мальи был дома и смотрел на конюшне, как чистят лошадей.
Когда Вантюр вошел на конюшню, то герцог сообщил ему, что он нанял уже в его отсутствие конюха.
– Он придет сегодня вечером. Бедняга показался мне таким несчастным…
– Ваше сиятельство – хозяин здесь, – ответил почтительно Вантюр.
Герцог знал, что Вантюр не ночевал дома, и ему ужасно захотелось расспросить его, поэтому он перешел в стойло, где стояла его любимая лошадь Ибрагим. Вантюр последовал за ним.
– Ну что? – спросил его герцог.
– Все идет хорошо, – ответил Вантюр. – Я собрал все справки о ваших врагах и о вашем сопернике.
Герцог вздрогнул.
– Ваше сиятельство, – продолжал Вантюр, – вы обещали мне иметь ко мне доверие, а потому я прошу вас не выспрашивать меня больше.
– Хорошо, – герцог кивнул головой.
– Вы, вероятно, наняли англичанина?
– Да, кажется, вот он сам.
И при этом герцог указал на нового конюха, который в эту минуту входил на конюшню. Ему на вид, казалось, было не больше тридцати лет. Волосы его были ярко-рыжего цвета, а лицо красное, как кирпич.