– Понимаешь ли, – продолжал Рокамболь, – Фипар жива, она узнает меня, сколько бы я ни изменял свою оболочку. – И Рокамболь рассказал ему все, что произошло с ним в эту ночь.
– К тому же, – добавил он, – мы до сих пор еще не имеем известий о Вантюре.
Сэр Вильямс заметно нахмурился.
– Если Фипар увидится с Вантюром, тогда я положительно пропащий человек.
Сэр Вильямс вполне разделял опасения своего ученика, но, однако, он не растерялся и написал:
«Теперь дело не в Фипар; был ли ты в Монфоконе?»
– Был. «Отлично!»
– Но разве тебя не беспокоит, что Фипар жива? «Нет. Клиньянкур невелик; ты можешь найти свою
Фипар, когда тебе будет только угодно, и тогда постарайся задушить ее получше».
– Право, совет не дурен; я сейчас же отправлюсь в Клиньянкур.
«Нет, не теперь, а завтра ночью».
– Ты думаешь?
«Сегодня у нас есть другое дело».
– Правда?
«Булавка у тебя?»
– У меня.
«Ты уверен, что втыкал ее в тело лошади, издохшей от карбункула?»
– Уверен вполне.
«Ну так отправляйся теперь спать, а завтра поступай в конюхи к Шато-Мальи».
– Ну, а Фипар?
Сэр Вильямс пожал плечами и не удостоил Рокамболя ответом.
Как мы уже знаем, через несколько часов после этого Рокамболь вступил на должность конюха у герцога де Шато-Мальи, и Вантюр и он не узнали друг друга.
Приметив, что Вантюр волочит ногу, как сбежавший каторжник, Рокамболь решил, что ему необходимо дознаться, какая может быть этому причина.
Оставшись один в конюшне, он подошел к арабской лошади, любимице герцога, и уколол ее отравленной булавкой.
– Жаль убивать такое животное, – думал он. – Маркиз де Шамери охотно бы дал за него две тысячи экю!..
В эту же ночь Вантюр пробрался в квартиру Рокамболя и украл у него из книги документы герцога де Шато-Мальи.
«Не стоит будить теперь герцога, – думал он, возвратившись через час из своей ночной экспедиции в отель Шато-Мальи. – Я лучше завтра отдам ему эти бумаги, а теперь надо хорошенько обдумать, как мне захватить Рокамболя». Вантюр уже хотел идти спать, как вдруг увидал свет и услыхал говор в конюшне. Это странное обстоятельство возбудило в нем любопытство, и вместо того, чтобы идти в свою комнату, он отправился в конюшню. У стойла Ибрагима, любимой лошади герцога, стояли два конюха и берейтор. Бедное животное лежало на подстилке в ужасных мучениях; загородка стойла была обагрена кровавой пеной.
– Что с ней? – спросил Вантюр, подходя к конюхам.
– Не знаю, – ответил берейтор, – но она мучится так уже с пяти часов вечера… Его сиятельство уже несколько раз приходил навестить ее.
Вантюр наклонился к лошади и, осмотрев ее, вздрогнул.
– Лошадь эта не поправится, – проговорил он громко, – у нее карбункул и потому ее лучше убить.
Мы уже говорили, что правая нога кучера возбудила у Рокамболя некоторое подозрение.
– Нужно хорошенько присмотреть за этим молодцом, – подумал он. – Право, если бы он был несколько потолще… но нет… этого быть не может – у Вантюра огромный живот…
Однако это не успокоило Рокамболя. Вантюр гримировался так хорошо, что противник не узнал его… Но отчего же у англичанина была такая походка, как будто он провел десять лет в каторге, во Франции?
В полдень герцог де Шато-Мальи возвратился с прогулки и спросил себе завтрак; затем он прошел в кабинет и принялся читать письма. Между ними он нашел одно извещение нотариуса, требовавшее немедленного ответа. Герцог сел в кресло, написал письмо и приказал Цампе:
– Одеваться! Я сейчас еду…
И вслед за этим он оперся руками об ручки кресла, на котором сидел, и несколько приподнялся, но сейчас же опустился опять и болезненно вскрикнул:
– Что это значит, Цампа? Зачем здесь булавка?
И герцог указал Цампе на свою ладонь, на которой выступила капля крови.
Мы уже знаем, каким образом Вантюр похитил бумаги герцога де Шато-Мальи, а теперь посмотрим, что предпринял Рокамболь относительно вдовы Фипар и Вантюра.
Уколов булавкой лошадь и поранив ею руку герцога, он решил, что ему больше нечего делать у Шато-Мальи, и в силу этого спокойно ушел из конюшни и отправился на Сюренскую улицу, где и обратился вновь в маркиза де Шамери. «Мне больше нечего делать у Шато-Мальи, – думал он, – Цампа будет сообщать мне все новости».
Через час после этого господин маркиз был уже в своем отеле на Вернэльской улице.
Виконт и виконтесса д'Асмолль уехали в это утро в замок Го-Па вместе с герцогом де Салландрера, и в отеле де Шамери оставался теперь только один сэр Вильямс, к которому и поспешил Рокамболь. Слепой ждал его с большим нетерпением; он узнал уже его шаги на лестнице.
«Ну что?» – написал он, когда вошел Рокамболь.
– Все идет хорошо…
«Уколол лошадь?» – появилось на грифельной доске.
– И лошадь и герцога… Что теперь делать? «Отыскать Фипар и узнать, где Вантюр».
– Это не совсем-то легко…
«Переоденься в блузника и отправляйся бродить по Клиньянкуру… Там ты должен найти Фипар».
– Ну-с?
«Нужно действовать на нее кротостью, она может быть полезна нам…»
– Какой вздор! «Как знать?»
– Но как же ты хочешь, чтобы маркиз де Шамери рисковал быть узнанным теткою Фипар, бывшею кабатчицей в Менильмонтане?
Сэр Вильямс пожал плечами и написал дипломатический ответ: «Лучше отравить, чем задушить».
– Понимаю. А потом? «Отделаться от Цампы».
– Способ?
«Не знаю еще, но подумаю…»
– Потом?
«Отправиться в замок Го-Па вместе со своим старым матросом Вальтером Брайтом и возвратиться оттуда уже не иначе как мужем Концепчьоны».
– Ты думаешь?
«Пока я с тобой, пока я жив, ты будешь иметь во всем успех… Но когда меня не станет, все у тебя рухнет, как карточный домик».
Эта фраза должна бы была запечатлеться навсегда в памяти Рокамболя, но он не обратил на нее большого внимания.
– Нужно ли сейчас же отправиться в Клиньянкур? – спросил он.
«Теперь который час?»
– Три. «Слишком рано… Тряпичники выходят по ночам.
Ступай туда в семь часов».
На этом слепой окончил свою аудиенцию, и Рокамболь ушел.
Ровно в шесть с четвертью часов Рокамболь переоделся в настоящего парижского шалопая-блузника и в семь часов был уже в Клиньянкуре, резиденции всех тряпичников.
Узнав у одного мальчишки, где жила вдова Фипар, он прямо направился к ее домику. Но напрасно он стучался: дверь не отворялась.
– Тетки нет дома, – заметила ему проходившая в это время мимо него женщина.
– Где же она?
– Уехала еще вчера с каким-то мужчиной, который привез ей платье, башмаки и чепчик. Она разоделась, точно какая-нибудь герцогиня.
Рокамболь невольно вздрогнул.
– Каков собой был этот мужчина? – спросил он.
– Толстый, старый, лысый, в черном сюртуке.
– Это мой дядя! – вскрикнул Рокамболь и мысленно прибавил: «Это, должно быть, был Вантюр».
Затем словоохотливая барыня рассказала Рокамболю, что тетушка Фипар уехала в карете, извозчик которой назывался Мародером и стоит на Монмартре.
Этого указания было вполне достаточно для Рокамболя, который немедленно отправился на Монмартр и, отыскав там указанного извозчика, прикинулся агентом тайной полиции; благодаря этому маневру он узнал, куда переехала вдова Фипар.
– Вот как, – бормотал он, направляясь по указанному адресу. – Вы, госпожа Фипар, переехали теперь в Гро-Калью, на Церковную улицу, дом номер пять, и называетесь теперь Бризеду. Отлично, я вас сейчас же навещу.
Не прошло и четверти часа после этого, как он уже был у госпожи Фипар.
Войдя в ее квартиру, Рокамболь разыграл из себя такого нежного сынка, что старуха не утерпела и простила ему все. Блистательный маркиз не погнушался обнять ее и нежно поцеловать, пообещав ей купить каменный дом.
Когда таким образом мир был вполне восстановлен и старуха Фипар окончательно расположилась в пользу своего ненаглядного Рокамбольчика, он ловко выспросил у нее все относительно Вантюра. Убедившись с ее слов, что он не ошибся, подозревая в кучере Шато-Мальи Вантюра, он смекнул сейчас же, что Вантюр, вероятно, распечатал письмо графини Артовой к герцогу де Салландрера.
– Ну, мамаша, укладывайся, – сказал он громко. – Едем!
– Куда?
– В твой собственный дом, и акт на него я тебе передам прямо в руки.
– Не врешь?
– Честное слово твоего милого Рокамбольчика.
– Но… Вантюр?
– Не говори ему, что ты виделась со мной, вот и все…
– Ладно…
– Прощай, мамаша! На тебе в задаток, – переменил решение он и бросил старухе на кровать билет в пятьсот франков.
Простившись с Фипар, Рокамболь вернулся домой и, к своему великому ужасу, убедился, что у него украдены документы графа де Шато-Мальи.
– Теперь уже два часа ночи, – пробормотал он. – Есть надежда, что герцог уже лег спать, а потому, вероятно, разбойник не успел еще передать их ему… Надо скорей бежать в отель де Шато-Мальи.
Переодевшись немедленно в платье конюха, он отправился опять в отель герцога Шато-Мальи.
Он пришел туда в тот момент, когда Вантюр разговаривал с берейтором о том, что лошадь заражена карбункулом.
– Был ли здесь герцог? – спросил Вантюр.
– Два раза и даже сам вытирал перегородку своим платком.
Вантюр вздрогнул.
– Так как в первые часы своей болезни Ибрагим никого не допускал к себе, кроме герцога.
– Но он не кусал его? – спросил Вантюр с беспокойством.
– Напротив, он лизнул его несколько раз. Рокамболь видел, как на лице Вантюра выступили капли пота, и на этот раз он окончательно узнал его.
Убедившись в том, что ему было нужно узнать, Рокамболь спокойно удалился и спрятался в пустом стойле.
Из вопроса Вантюра – видел ли герцог Ибрагима – он составил мнение, что Вантюр не успел передать ему бумаг.
Через несколько времени после этого пришел в стоило к больной лошади Цампа и сообщил, что герцог тоже заболел и теперь спит.
При этом известии Вантюр опять вздрогнул, но не перестал наблюдать за Цампою.