Я пишу вам, любезный граф, чтобы предоставить вам трудное дело – убедиться в существовании и верности этого портрета.
Фернан Роше».
В ту самую минуту, когда граф де Кергац дочитывал письмо, лакей доложил о приходе графини Артовой.
Граф бросился навстречу Баккара с письмом в руках.
Она прочитала его с величайшим вниманием и, наконец, проговорила:
– Девица де Салландрера находится уже в Испании, настоящий маркиз де Шамери также в Испании, следовательно, и я должна ехать в Испанию.
– А портрет, о котором он пишет?
– Я достану его.
– С кем же вы поедете?
– С доктором Самуилом Альбо. Я попрошу у вас только одно.
– А именно?
– Письмо к французскому консулу в Кадиксе.
– Хорошо. Оно будет у вас сегодня вечером.
– Итак, прощайте, граф. Я напишу вам из Кадикса. Графиня Артова, взяв с собою письмо де Кергаца, написала записку к Самуилу Альбо, прося его прийти к ней.
Мы уже знаем начало их разговора.
– Итак, доктор, мы завтра едем в Испанию. Уверены ли вы, что Цампа совершенно поправился и может ехать с нами?
– Конечно.
– Пришлите его ко мне сегодня вечером.
– Но что же мы будем делать в Испании, графиня?
– Мы едем разыскивать маркиза де Шамери.
– Разве он там?
– На каторге в Кадиксе. Доктор невольно вздрогнул.
– Но как же мы оставим графа Артова?
– Вы говорили мне о вашем товарище, докторе X., который лечит, следуя вашим советам и указаниям. Мы оставим графа на его попечении.
Самуил Альбо ушел от графини, а спустя полчаса пришел Цампа, совершенно уже поправившийся.
– Цампа, – проговорила Баккара, – вы были приговорены в Испании к смерти. Вы находитесь теперь под арестом, на поруках у доктора Альбо, если он объявит, что вы выздоровели, вас снова предадут в руки правосудия, которое, конечно, откроет, кто вы такой. Если вы этого не желаете, то должны во всем мне повиноваться.
– Все, что прикажете, – отвечал Цампа.
– Во-первых, вы должны сопровождать меня в Испанию.
– В Испанию?! – воскликнул в ужасе Цампа.
– Да. Но не беспокойтесь, вас там никто не узнает. Я беру вас с собой для того, чтобы вы рассказали девице де Салландрера, каким образом умер дон Хозе и как был отравлен герцог де Шато-Мальи.
– И тогда меня простят?
– Вас простят в тот день, когда человек, который хотел убить вас, будет сослан в каторжные работы или взойдет на эшафот.
Спустя два дня по Турени через маленький городок Г. проезжала почтовая карета. В ней сидели Баккара, в мужском костюме, с коротко остриженными волосами, и доктор Самуил Альбо. На запятках сидел Цампа, одетый в ливрею.
– Любезный доктор, – проговорила Баккара, – мы остановимся в двух милях отсюда, в замке Оранжери, куда завтра приедет мнимый маркиз де Шамери.
– Разве мы будем ожидать его здесь?
– Нет, но мы будем ночевать там сегодня.
– Зачем?
– Этого я теперь не скажу вам, – отвечала Баккара. – Помните только о том, что почтарь должен опрокинуть нас в ров близ замка Оранжери.
Действительно, спустя час почтарь сильно хлопнул бичом. Графиня, поняв этот знак, сказала доктору:
– Держитесь крепче за тесьму – тогда толчок будет не так силен.
Через несколько секунд карета довольно тихо опрокинулась в ров, так что пассажиры не почувствовали никакого ушиба.
Цампа и почтарь начали во все горло звать на помощь.
Сбежались люди, которые поспешили высвободить доктора и юношу (Баккара) из кареты, между тем как Цампа вылезал из рва, весь испачканный в грязи.
Сюда же явился и Антон, старый управитель замка Оранжери.
– Не ушиблись ли вы, господа? – спросил заботливый старик.
– Нет, благодаря Богу.
– Но ваша карета поломалась.
– Где же мы? – спросила графиня.
– В замке Оранжери, принадлежащем маркизу де Шамери.
– A! Это зять виконта д'Асмолля, не правда ли? Я хорошо его знаю.
– В таком случае, – сказал Антон, кланяясь почти до земли, – не угодно ли вам будет отдохнуть в замке, пока починят вашу карету.
– Хорошо, – сказала Баккара и, взяв за руку доктора, пошла за управителем.
Спустя несколько минут графиня и Самуил Альбо вошли в большую залу.
– Теперь восемь часов, – сказал Антон, – вашу карету не скоро исправят, так что я полагаю, что вам бы лучше переночевать здесь!
– Ах, какая досада! – проговорил доктор. – Ну да делать нечего.
Путешественникам подали ужин, и, пока они сидели за столом, Баккара заговорила с Антоном.
– Я привез вам хорошую весть, – сказала графиня, улыбаясь.
– Какую-с?
– Ваш барин приедет сюда завтра.
– Неужели? – воскликнул старик в сильном волнении. – О, слава Богу, наконец-то я увижу моего дорогого маленького Альберта!.. Извините, сударь… я хотел сказать господина маркиза. Но, видите ли, я знал его малюткой, еще вот каким.
Старик указал на висевший на стене портрет.
Графиня взяла свечку и со вниманием его рассмотрела.
Этот портрет был тот самый, о котором писал Фернан, и Баккара тотчас же заметила родимое пятно, на которое ссылался кадикский каторжник.
Она снова села за стол, а Антон вышел, мысленно радуясь, что вскоре увидит своего молодого господина.
Вскоре вошел Цампа.
– Послушайте, Цампа, – сказала Баккара, – вы были искусным вором.
Португалец поклонился с самодовольною улыбкой.
– И теперь вам предстоит случай поддержать свою репутацию. Вы видите этот портрет?
– Вижу, сударыня.
– Надеюсь, вы меня понимаете. К четырем часам утра карета будет готова, и мы уедем. Похлопочите, чтобы портрет к тому времени был в чемодане.
– Это будет исполнено, – отвечал Цампа с уверенностью человека, полагающегося на свое искусство.
Цампа удалился. Спустя несколько времени возвратился управитель.
– Я полагаюсь на вас, господин управитель, – проговорила Баккара, – и рассчитываю на то, что моя карета будет готова к четырем часам утра.
– Можете, сударь, вполне рассчитывать на это. Здесь Баккара рассказала управителю, что она – бразильский дворянин и путешествует по Европе вместе с этим господином, своим воспитателем. Затем подала ему визитную карточку с маркизской короной.
– Однако, – заметила она, – нам пора отдохнуть. Управитель поспешил отдать приказание отвести господ в приготовленные для них комнаты,
В четыре часа утра Цампа постучался к ним в дверь.
– Карета запряжена, – сказал он.
– А портрет?
– Он уже в карете.
Графиня и Самуил Альбо поспешили выйти на двор, где стоял уже старый управитель.
– Поклонитесь от меня маркизу, – сказала ему Баккара, вскочив в карету.
– Слушаю-с, господин маркиз, – отвечал управитель, кланяясь.
Графиня сунула ему в руку десять луидоров.
Цампа уселся на запятках и крикнул почтарю: «Пошел!»
Карета быстро помчалась.
Управитель тотчас же вошел в замок, чтобы велеть убрать комнаты, затворить двери и окна.
Войдя в залу, он вдруг вскрикнул от испуга, увидя, что в рамке нет портрета.
В это время вошел лакей.
– Знаете ли что, господин Антон, – сказал он, улыбаясь, – мне кажется, что этот молодой господин – барышня.
– Ах, отстань, пожалуйста, с своими пустяками. Я знаю только то, что у меня украли портрет.
Старый управитель бросился из залы в погоню за почтовым экипажем.
Но карета уже исчезла из виду.
– Боже мой! – простонал старик. – Что я теперь, несчастный, буду делать?
– Это, наверное, была женщина, – повторил лакей. – Она, должно быть, влюблена в маркиза я поэтому украла его портрет.
Возвратимся теперь к ложному маркизу де Шамери, то есть к Рокамболю, которого мы оставили лишившимся чувств в почтовой карете, в то время как голова приговоренного к смертной казни свалилась с плеч. Д'Асмолль, как помнит читатель, не любивший кровавых зрелищ, отвернулся и закрыл глаза. Глухой звук секиры и говор народа возвестили ему, что все кончено. Он открыл глаза, посмотрел на Рокамболя и заметил, что тот лишился чувств.
Маркиз был бледен как смерть, его зубы были сжаты, руки – неподвижны и безжизненны, так что заметны были все признаки летаргии.
– В гостиницу, скорей в гостиницу, – закричал виконт своему лакею, – маркиз в обмороке…
У д'Асмолля был с собой флакон со спиртом, он дал понюхать Рокамболю, но бесполезно, ложный маркиз не приходил в себя.
Толпа начала редеть и молча расходиться во все стороны; это дало возможность почтарю продолжать свою дорогу, сперва медленно, а потом рысью, и наконец карета двух путешественников выехала на большую улицу и на площадь С, на которой стоит лучшая гостиница в городе, гостиница Людовика XI.
Д'Асмолль выскочил из кареты, потребовал тотчас медика, и Рокамболя, все еще лежавшего без чувств, перенесли в комнату гостиницы и положили на кровать. Медик явился, осмотрел ложного маркиза, расспросил, что с ним случилось, и объявил, что его обморок не опасен.
– Это случилось, – сказал он, – от сильного испуга, при сильной нервной раздражительности. Обморок пройдет сам собой, только, может быть, за ним последует непродолжительный бред.
Медик прописал успокоительное лекарство и ушел, посоветовав оставить маркиза одного.
Предсказания доктора вскоре исполнились. Через час Рокамболь открыл глаза и бросил вокруг себя блуждающий взгляд. Он находился в неизвестной комнате и не заметил Фабьена, поместившегося в темном углу, у кровати. Вскоре сбылось то, что предсказал доктор, у больного сделался припадок горячки.
– Где я? – спросил он себя. – Где же я?
Его взгляд был тускл, голос хрипл. Он попробовал встать, но не мог.
Фабьен, сидя неподвижно близ кровати, не смел приблизиться.
Вдруг Рокамболь хлопнул себя по лбу.
– О, – сказал он, – я помню… я видел палача!.. Я видел его… у него были голые руки… он хохотал, глядя на меня, он показывал мне нож… ха-ха-ха!..
Рокамболь принялся бессмысленно хохотать под влиянием сильного страха.