– Я узнаю это в Фонтеней, – сказал тогда мнимый барон, садясь в карету и приказав кучеру ехать.
Но, как вероятно, догадывается читатель, Рокамболь не поехал в Фонтеней, хотя и сказал это швейцару.
Слова швейцара: «Доктор уехал, вот уже десять дней, с графиней» вызвали его на размышления, которые скоро привели его к тому убеждению, что лица, приезжавшие в замок Оранжери и укравшие там портрет, были Баккара и Самуил Альбо.
Мнимый маркиз пришел уже пешком в улицу Вернэль.
Войдя в свой кабинет, он написал Концепчьоне следующее письмо:
«Моя милая! Я увидал, я прочел в вашем письме, что час нашего счастья уже наступает…»
Все это письмо было переполнено множеством любезностей, между которыми он успел поместить, что у него украли портрет и что похитительницей его оказалась одна из его прежних любовниц.
Это письмо должно было иметь двойную цель: во-первых, он хотел предупредить графиню Артову, если бы она стала действовать посредством этого портрета на Концепчьону, а во-вторых, ему нужно было чем-нибудь оправдать то, что он так долго не ехал в Кадикс.
Запечатав и отправив это письмо, Рокамболь задумался:
– Я уничтожил Шато-Мальи, дона Хозе, сэра Вильямса и всех, кто мешал мне, – рассуждал он, – но если я не избавлюсь теперь от кадикского каторжника, то дело мое все-таки еще не кончено, и я могу погибнуть…
Весь остаток этого дня мнимый маркиз занимался своими делами и не расставался с виконтом д'Асмоллем и его женой.
Бланш – этот олицетворенный ангел чистоты и благороднейший дворянин Фабьен посадили в карету убийцу Рокамболя, и женщина, предполагавшая, что целует своего брата, залилась слезами.
– Право, – подумал негодяй, освобождаясь от их объятий, – я решительно был рожден для семейной жизни… Это трогает меня… Неужели она действительно моя сестра?..
Почтовая карета быстро покатила по мостовой. Ученик сэра Вильямса улыбнулся.
– Теперь, – сказал он про себя, – надо победить или умереть, жить в шкурке испанского графа или окончить все галерами…
На другой день после бала, данного начальством города Кадикса ее католическому Величеству, часов в восемь вечера во двор гостиницы «Три мага» въехала дорожная карета. В ней приехал знатный польский вельможа граф Вячеслав Полацкий, имевший, по словам его четырех лакеев, громадные имения в Померании, он был вдовец и беспрестанно путешествовал, стараясь и надеясь забыть свою покойную жену.
Гостиница «Три мага», как мы уже знаем, находилась на площади близ самого порта, и из окон комнат, которые занял Полацкий, был великолепный вид на море.
Разобрав свои вещи, он не замедлил вынуть из своего портфеля рекомендательное письмо к капитану дону Педро С, данное ему в Париже генералом С, и немедленно послал его по адресу.
Затем он отправился погулять и, вернувшись вскоре после этого в гостиницу, встретился при входе в нее с мужчиной и женщиной, вид которых окончательно смутил его и даже заставил задуматься.
Он узнал их – это были Фернан и Эрмина Роше.
Вечером, оставшись один, Рокамболь вздохнул и пробормотал:
– Да, я буду очень простоват, если не извлеку никакой пользы из всех моих сегодняшних открытий и если встреча с Роше не наведет меня на истинную дорогу. Мне кажется, что Баккара узнала через Роше
О настоящем Шамери, и если только ее теперь нет в Кадиксе, то она все-таки имеет здесь хороших представителей.
Но в это время в дверь его комнаты постучались.
– Войдите! – сказал он по-французски. Дверь отворилась.
Вошел посланный капитана дона Педро С.
Полацкий сразу узнал его, он мгновенно выскочил в другую комнату и через три минуты вышел оттуда.
Цампа вдруг отступил назад – он узнал в поляке человека, у которого он был рабом в Париже.
У поляка был теперь в руке револьвер.
– Мой милый друг, – сказал тогда поляк на чистом французском наречии, – мне кажется, что мы с тобой старые знакомые.
– Действительно, – пробормотал португалец.
– И я хочу поговорить с тобой, потому что мы долго не видались.
– Может быть, ответил португалец, дрожа всеми своими членами.
– Ну, садись же, – продолжал Рокамболь, – и оправься немного от своего волнения, ты впечатлителен, как какая-нибудь молодая девушка.
Затем Рокамболь улыбнулся и, заперев дверь на ключ, возвратился к Цампе, сел и стал играть пистолетом.
Возвратимся теперь к Концепчьоне де Салландрера, которую мы оставили, если читатель помнит, при получении письма от ее жениха мнимого маркиза де Шамери.
Это письмо дошло к ней именно в тот день, когда он въехал в Кадикс под именем поляка Вячеслава Полацкого.
Прочитав письмо, Концепчьона побежала с ним к своей матери и подала его ей.
– Напрасно де Шамери до сих пор не едет сюда, заметила старая герцогиня, ведь он должен быть официально представлен королеве, а она хотя и здесь покуда, но может скоро уехать из Кадикса.
Молодая девушка молчала. Прошел целый день… Концепчьона помнила хорошо, что графиня Артова назначила ей свидание, и по мере того, как час этого свидания наступал, ее нетерпение увеличивалось все больше и больше. К непонятному страху присоединилось непобедимое любопытство. Это происходило от того, что в рукописи графини говорилось, что Концепчьона без ведома своего, замешана в длинную историю, которую она только что прочла ночью, хотя там не было помещено ее имени, да и никто из лиц, о которых там упоминалось, не был лично знаком с нею.
Она провела большую часть вечера с матерью и только тогда вышла на террасу, к берегу моря, когда герцогиня удалилась уже в свою спальню.
Почти в полночь подплыла к вилле лодка… из нее сперва выскочил мужчина и, привязав лодку к железному кольцу, помог выйти из лодки женщине.
Ее удивление усилилось еще больше, когда она увидела, что эта женщина одна вошла на террасу, а мужчина остался внизу, у лодки.
В руках у женщины был какой-то круглый сверток.
Концепчьона пошла навстречу к ней.
Они встретились и поклонились друг другу.
– Вы одна? – спросила тогда Баккара.
– Совершенно одна… моя мать уже спит… а этот человек… кто это?
– Это простой матрос из порта, – ответила графиня Артова.
– А! – произнесла Концепчьона печальным голосом.
– Я хотела взять с собой Цампу, – сказала Баккара, – и если не сделала этого, то только потому, что не могла дождаться его… это очень жалко, так как он мог бы рассказать вам гораздо лучше некоторые подробности, чем я.
Концепчьона вздохнула.
– Не хотите ли вы опять говорить о Шато-Мальи? – сказала она.
– Может быть для того только, чтобы открыть вам истину.
– В ваших словах так много искренности, что я не имею права не доверять вам, но вы, вероятно, были обмануты им так же, как и я.
– Вы ошибаетесь до сих пор, – заметила Баккара. Тогда она рассказала молодой девушке все, что мы уже знаем относительно сватовства герцога де Шато-Мальи.
– Но я никогда ему не писала, – проговорила Концепчьона.
– Однако у меня есть ваши письма.
– Я положительно опровергаю это.
– Я вам их покажу сейчас, – сказала Баккара, «пойдемте в вашу комнату.
– Знаете ли, графиня, – заметила Концепчьона, – я начинаю думать, что или вы или я сошли с ума. Идемте скорее!..
Концепчьона провела графиню через длинный коридор в свою комнату, заперла за собою дверь и зажгла свечу.
Тогда графиня вынула несколько писем, связанных голубой ленточкой, и подала их Концепчьоне.
– Вот ваша переписка с герцогом, – сказала она.
– Моя переписка!.. О, я никогда, кроме одного раза, не писала герцогу.
Но взглянув на почерк первого же письма, девушка вздрогнула.
– Да, это мой почерк, – прошептала она… – Мне кажется, что я начинаю сходить с ума или это сон!..
– Нет, это не сон, сеньорита, – проговорила Баккара.
– Но ведь это я писала! – воскликнула Концепчьона.
– Нет – это просто подделались под ваш почерк. – И герцог получал эти письма?
– Да.
– И думал, что от меня?
– Он умер с этой уверенностью.
– Но ведь это ужасно!
– Вы правы… но читайте все!..
Тогда Концепчьона прочла все письма, переданные герцогу от ее имени Цампой.
– Боже! – прошептала она, – теперь я все понимаю, герцог думал, что я люблю его…
– Конечно.
– И что мнимый враг противился нашему браку…
– Герцог умер с уверенностью, что герцогиня де Салландрера была единственным препятствием для его счастья.
– Кто же носил ему эти письма?
– Цампа.
– Говорите имя того, кто вынудил его сделать это!
– Это соперник герцога де Шато-Мальи.
И тогда Баккара рассказала Концепчьоне историю Рокамболя, но не назвала его именем де Шамери.
– Объяснитесь же… говорите… говорите!.. – требовала молодая девушка, находясь в каком-то неопределенном волнении и испуге.
Несколько минут графиня была в нерешимости, но наконец она медленно сказала:
– Молодой человек, который ходит в рубашке каторжников, – этот молодой человек, у которого похитили имя, состояние, семейство, – настоящий маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери. Вы любите – Рокамболя!..
Девица де Салландрера, как подкошенная, грохнулась на пол.
При этом шуме отворилась дверь, и на пороге ее показалась старая герцогиня.
Она посмотрела на графиню и вскрикнула:
– Я все слышала… вы убили мое дитя!
Прошло несколько минут, прежде чем Концепчьона пришла в себя. Наконец молодая девушка встала.
– Милостивая государыня! – проговорила Концепчьона. – Я последняя в своем роду и чувствую, что во мне соединилась вся энергия моих предков. Вы сказали мне, что человек, которого я люблю, не маркиз де Шамери.
– Да.
– Ну так слушайте же мою клятву, если вы докажете ваши слова, то он, этот негодяй, дорого заплатит за то, что осмелился держать меня за руку. Но если вы солгали и обманули меня, то вы будете убиты мной же…
Тогда Баккара показала ей портрет. Одного взгляда на него было достаточно для Концепчьоны. Она все поняла.