Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа — страница 154 из 194

– Мне хочется пойти за ним, – заметил Аватар на ухо Милону.

– Но куда?

– К его больному… идем… – И, сказав это, он вышел тихонько из своей комнаты.

Больной, к которому отправился доктор Винцент, был не кто иной, как барон де Морлюкс – отец Аженора.

Он сломал себе ногу при выходе из театра.

Ему было около сорока лет. В молодости он был очень не дурен собой.

Барон де Морлюкс много кутил в своей молодости и в силу-то этого обстоятельства поплатился, как и все кутилы, преждевременною старостью. Вообще он рано поседел и большую часть зимы страдал подагрою.

В эту-то ночь было очень холодно, и барон де Морлюкс так неловко поскользнулся, что после падения уже не мог встать.

Ушиб причинил барону такое страдание, что он кричал от боли, и только его принесли домой, как он потребовал хирурга.

Один из его друзей, бывший при нем, посоветовал ему послать в Змеиную улицу, где живет один из искуснейших врачей-хирургов.

Через три четверти часа после этого доктор Винцент входил уже к больному.

Оставшись наедине с бароном де Морлюксом, доктор Винцент сделал ему необходимую перевязку и, взглянув пристально на лицо больного, невольно отступил назад.

Он узнал в нем того человека, который несколько лет тому назад подкупил его на ужасное преступление.

– Это вы? – вскричал он. – Наконец-то я нашел вас. Де Морлюкс побледнел, вздрогнул и, сделав громадное усилие над собой, стал уверять Винцента. что он положительно не знает его.

Но доктор настаивал и требовал от Морлюкса, чтобы он раскаялся.

– Вы богаты, – говорил он, – у вас есть имя и титул, убийца своей сестры…

– Да замолчишь ли ты, несчастный! – простонал барон. – Ведь ты погубишь нас обоих.

Доктор не слушал его и продолжал:

– Раскайтесь! Неужели вас не преследуют угрызения совести?! И до сих пор еще Бог не поразил нас!

Доктор приостановился, посмотрел на барона, который был в каком-то оцепенении, и сказал ему:

– Прощайте, сударь, раскайтесь!.. И вышел.

Винцент был так взволнован, выходя от барона, что не обратил ни малейшего внимания на двух человек, стоявших неподвижно у ворот соседнего дома. Он прошел мимо них и все-таки не заметил их.

Эти люди пошли почти вслед за ним.

Доктор дошел пешком до своей квартиры и, по обыкновению, постучал три раза в дверь.

Дверь отворилась и тотчас же снова захлопнулась за ним.

Двое мужчин, следивших за ним, несколько подождали и потом тоже вошли.

Затем Рокамболь решился на отчаянный шаг. При помощи Милона он вошел в комнату к доктору Винценту и, выдав ему себя за агента тайной полиции, увез его на виллу Сайд, где доктор сознался Рокамболю, что он отравил баронессу Миллер, будучи подкупленным бароном и виконтом де Морлюксами.

Рокамболь сознался ему в том, что он не агент тайной полиции и что если и решился воспользоваться этим именем, то единственно вследствие того, что хотел убедиться в том, что Морлюкс – негодяй и убийца, которого он заставит возвратить дочерям баронессы Миллер похищенное у них.

Затем они расстались, и доктор уехал домой, дав со своей стороны обещание Рокамболю содействовать ему в отыскании дочерей баронессы Миллер и возвратить им то, что было отнято у них Морлюксами.

Проводив доктора, Рокамболь сказал Милону:

– А теперь идем за миллионами наших малюток.

Рокамболь отправился в Гренельскую улицу к тому дому, где, по словам Милона, была спрятана шкатулка с деньгами.

Он нанял в этом доме квартиру с подвалом, в котором была замурована Милоном шкатулка, и в этот же день ночью спустился в подвал и достал оттуда шкатулку.

В этой шкатулке находилось более миллиона денег, письмо баронессы Миллер к своим дочерям и ее завещание.

Через несколько дней после этого Аженор зашел к своему отцу, который завел с ним разговор о том, что Аженору уже пора жениться.

Аженор, любивший Антуанетту и узнавший от нее, что она дочь баронессы, у которой похитили принадлежащее ей состояние, сказал отцу, что он согласен, тем более что он уже влюблен.

– В кого? – спросил де Морлюкс.

– В молодую, прекрасную и умную девушку.

– И, вероятно, бедную? – спросил де Морлюкс. – Было бы слишком странно, если бы при всех этих качествах она имела еще и приданое…

– Почем знать! – заметил ему на это Аженор.

– Она богата?

– Нет, но, кажется, со временем будет.

– Как так?

– Эта девушка – бедная сирота, которую ограбили, а я взял себе в голову непременно возвратить ей состояние.

При этих словах де Морлюкс приподнялся и побледнел.

– Да, – продолжал Аженор, – их две сестры, две сиротки… Их мать, баронесса Миллер…

При этом имени барон вскрикнул и, к крайнему изумлению своего сына, упал без чувств на подушки.

Вскоре после этого Аженор ушел, а барон де Морлюкс остался в самом ужасном положении.

В таком виде застал Филиппа де Морлюкса его старший брат, Карл де Морлюкс, который был гораздо тверже характером, чем его меньшой брат. Выслушав своего брата и его предложение раскаяться и возвратить сиротам их состояние, Карл де Морлюкс холодно проговорил:

– Ваш сын глуп, как обрубок дерева, если только он рассказал вам все это.

Затем он рассмеялся и добавил:

– О, дурак, сам лезет в пасть волку.

И после этого он решил, что для того, чтобы избавиться им от Антуанетты Миллер и ее сестры, необходимо во что бы то ни стало удалить Аженора из Парижа и, воспользовавшись его отсутствием, запрятать Антуанетту куда-нибудь вроде Сен-Лазара.

– Но как же мы сделаем это, – спросил Филипп, все еще не приходя в себя от испуга и смущения, – и как все это отвратительно!

– Положим, но ведь это необходимо. Неужели же вы сами предпочитаете попасть под суд?

Барон молчал.

– Пословица говорит: «Куй железо, пока оно горячо», – сказал Карл де Морлюкс и встал.

– Куда вы идете? – спросил барон.

– К своему человеку, который пристроит, куда следует, этих сироток. До свидания!

– Но, – сказал барон, – Аженор возвратится сейчас.

– Так что же?

– Что я скажу ему?

– Скажите, что я отправился тотчас же наводить справки о его протеже.

Простившись с бароном, Карл Морлюкс проехал по Университетской улице, достиг набережной, переехал мост и остановился в улице des pretres Saint Germain I'Auferrois перед домом такой жалкой наружности, что даже грум виконта выразил крайнее изумление.

Виконт бросил ему вожжи и направился в темную узкую и сырую аллею.

Он поспешно поднялся в третий этаж по неровной, витой лестнице, на которой вместо перил был протянут грязный и засаленный от долгого служения шнурок.

Он остановился перед дверью, на которой была прибита медная дощечка с двумя следующими словами: «Контора и касса».

Конторы, как мы знаем, существуют везде и повсюду и этим именем крестят всякого рода лавчонки, но касса!..

При виде этой надписи Карл Морлюкс не мог удержаться от улыбки и от следующего размышления:

– При входе в подобный дом поневоле застегнешь свою одежду и позаботишься о безопасности своих часов и кошелька! Нашли же помещение для кассы!

Он постучал.

– Войдите, – ответили ему из-за двери, на которой было написано белыми буквами:

«Прижмите пуговицу S.V.P.»

Карл де Морлюкс поспешил исполнить это и очутился лицом к лицу с человеком лет сорока пяти или даже пятидесяти в дорожном пальто и в фуражке без козырька. Этот человек носил длинные усы с проседью, высокий воротник и выглядел военным, хотя на самом деле был отставной полицейский сыщик.

– Здравствуйте, господин Тимолеон, – сказал Карл де Морлюкс. – Вы, может быть, не узнаете меня?

– Смотря по обстоятельствам, – ответил Тимолеон.

– Как?

– То есть, смотря по надобности, иногда мы узнаем людей, а иногда делаем вид, что видим их в первый раз.

– Вы можете меня узнать, – заметил, улыбаясь, Карл де Морлюкс и рассказал ему, что он от него хотел.

– Мы отправим ее в Сен-Лазар, – продолжал Тимолеон, – хотя это и не совсем легко, но я все-таки надеюсь устроить ваше дело.

– Отлично. Сколько же вам нужно?

– Пятьдесят тысяч франков, – запросил Тимолеон. – Мои дела давно уже плохи, и я хочу оставить их, а если и иду на такой риск, то я и хочу взять такие деньги, чтобы мне хватило их на мою старость.

– Идет, – согласился виконт де Морлюкс.

Тогда Тимолеон расспросил виконта обо всех привычках Антуанетты, узнал ее адрес и наконец решил:

– Я заставлю женщин дурного поведения признать ее за свою подругу.

Де Морлюкс смотрел совершенно спокойно на Тимолеона.

– Теперь вы можете ехать домой, – заметил Тимолеон, – а завтра вы получите известие от меня.

Де Морлюкс встал.

– Кстати, – добавил он, – вы не знаете, что сталось с каторжником Милоном?

Тимолеон взял список в одном из ящиков своего стола и пробежал его.

– Вы принимаете участие в его судьбе? – спросил он.

– Большое.

– Так знайте, что он убежал и теперь свободен. Де Морлюкс мгновенно побледнел.

– Ого! – проговорил Тимолеон. – Вы меня обманули: вы боитесь его.

– Правда, – проворчал де Морлюкс, – я опасаюсь его.

– Столько же, сколько и Антуанетту?

– Пожалуй. Тимолеон нахмурился.

– Знаете ли вы, – сказал он, – что Милон бежал в обществе человека, который гораздо сильнее нас. Если он только против нас, то борьба становится уже опасной.

– А, – пробормотал де Морлюкс.

– И я советовал бы вам допустить вашего племянника жениться на Антуанетте.

– Это невозможно!

– В таком случае, – заметил Тимолеон, – вы должны мне рассказать все, или я заранее предсказываю вам, что вы проиграете. Тут идет теперь уже не игра, а дуэль, и дуэль насмерть.

Де Морлюкс опустил голову.

– Хорошо, – сказал он, – вы все узнаете.

– Значит, нас теперь двое против тебя, Рокамболь, – прошептал Тимолеон, и глаза его заблестели.

Тимолеон сдержал свое слово и дал несколько советов де Морлюксу.