– Смотри, вот дон Хозе, – сказал он шепотом, указывая на испанца, который вошел под руку с герцогиней де Салландрера, – но успокойся: это не она, но скоро ты увидишь его с твоей соперницей.
Сердце цыганки сжалось, и она невольно схватилась за кинжал.
Спустя полчаса дон Хозе, оставив герцогиню, начал бродить по залам, отыскивая свою польскую княгиню. Наконец он увидел ее в толпе, с трепетом сердца пробрался к ней и, пригласив на кадриль, подал ей руку.
Рокамболь, оставив гитану в соседней зале, подошел к Концепчьоне и также ангажировал ее на кадриль vis-a-vis с доном Хозе и польской княгиней.
Раздались звуки оркестра; кадриль началась.
– Ведь это дон Хозе? – спросил он шепотом Концепчьону. – Она вздрогнула, узнав голос маркиза де Шамери.
– Вы хорошо сделали, что приехали, – продолжал он, – так как в последний раз танцуете с вашим кузеном.
– Боже мой, разве он умрет?
– Да.
– О, пощадите его! – молила молодая испанка. – Я ему прощаю.
Когда кадриль кончилась, Рокамболь прошептал ей:
– Сеньорита, ради Бога, уезжайте и увезите с собой герцогиню.
Концепчьона повиновалась и, сказав матери, что ей нездоровится, поехала вместе с ней домой.
Рокамболь искал глазами дона Хозе и полячку, но их в залах не было.
Он обошел сад и снова воротился в залу за гитаной.
– Пойдем, – сказал он ей, – время настало.
Он увел ее в сад, остановился в пустой аллее и, вынув из кармана флакон, подал его цыганке.
– Выпей, – сказал он, – это придаст тебе отваги. Цыганка выпила и, отбросив флакон, спросила:
– Где же они?
– Тут в беседке.
Цыганка бросилась за решетку беседки и подползла к дону Хозе, который, ничего не слыша и не видя, объяснялся в любви своей мнимой княгине.
Рокамболь отошел в сторону, сбросил с себя домино и остался в костюме арлекина.
– Теперь Фатима не узнает меня, – проговорил он и начал прислушиваться.
«Бедная Фатима, – подумал он, – она питала ко мне полное доверие, а я заставил ее выпить яд, убивающий в двадцать минут… Но это для того, чтобы она молчала после его смерти…»
В эту минуту раздался громкий болезненный вопль.
– Браво, – пробормотал Рокамболь, – цыганка сдержала слово, дон Хозе умер!..
На следующий день после бала у генерала С. маркиз де Шамери завтракал в cafe de Paris. Несколько молодых людей сидели за соседними столиками; все они были одного общества с маркизом.
– Скажите, пожалуйста, Шамери, – спросил, входя, молодой хорошенький блондин с маленькими усиками, – вы были вчера на бале у генерала С.?
– Был, – ответил Рокамболь, разрезая крылышко куропатки, – а вы?
– Как? Вы говорите об этом бале таким спокойным тоном?
– А почему же и не так?
– Следовательно, вы ничего не знаете?
– Знаю только то, что этот бал был великолепен и очень оригинален.
– И больше ничего?
– Я знаю еще, что генеральша С. была прелестнее обыкновенного.
– Но где же вы были, mon cher? – заметил блондин.
– Спал; я лег сегодня ровно в три часа утра.
– Что-о? Вы уехали с балу в три часа?
– Ровно в два.
– А, теперь я понимаю.
– Ну, а я так ровно ничего не понимаю.
– Я этим хотел сказать, что не удивляюсь больше, что вы не знаете…
– Что?
– То, что произошло на этом бале.
– Уж не сгорел ли отель, – заметил совершенно равнодушно Рокамболь, – или не поджег ли кто-нибудь себе платья?
– Хуже того, мой милый.
– В таком случае, я теряюсь и предвижу только одно возможное приключение.
– Какое?.. Говорите же? – раздалось с нескольких сторон.
– Генерал очень ревнив и, вероятно, сделал сцену какому-нибудь юноше, когда тот ухаживал за его женой.
Блондин передернул плечами.
– Нет, любезный, – сказал он, – вы простодушны и наивны в таких делах, как моряк…
– Но, наконец, объяснитесь же, Макс! – раздалось опять с разных сторон.
– Вероятно, вы знаете, – начал блондин, – что на балу у генеральши С. было много испанцев?
– Да, генерал в большом уважении и почете у своих соотечественников.
– Вы, конечно, знаете герцога де Салландрера?
– Знаю, – ответил маркиз, – герцогиня знакома с моей сестрой – виконтессой д'Асмолль.
Рокамболь говорил о своей сестре с небрежностью и простодушием, которые блондин называл морскими.
– Так речь идет о герцоге? – спросил он.
– Нет, об его племяннике.
– Ах, знаю! Высокий смуглый молодой человек, очень красивый собой, но, сколько мне кажется, глуповатый и даже отчасти нахальный.
– Ну, вот об нем-то и речь.
– Его, кажется, зовут доном Хозе?
– Да.
– Разве он был на балу?
– На свою беду.
– Что? Как!.. Что с ним случилось?
– Довольно серьезное происшествие – он умер.
– Что вы! Что же, с ним случился удар?
– Удар кинжалом.
– На балу?
– Ну да… после вашего отъезда… в три часа.
– Господа! – сказал Рокамболь. – Я думаю, что Макс или сошел с ума, или был вчера на представлении Густава III и грезит им до сих пор. Разве мыслимо в Париже убивать кинжалами?.. Разве, наконец, это могло случиться на балу?..
– Господа! – перебил его холодно блондин. – Повторяю еще раз, что дон Хозе убит вчера ночью кинжалом…
– На балу?
– На балу.
– Я бы желал знать подробности этого происшествия, – заметил Рокамболь.
– Да их почти не знают.
– Кто же убил его?
– Женщина.
– Из ревности?
– Да. Его любовница.
– Вот как!
– При такой кузине, как дочь герцога де Салландрера, он мог иметь любовницу!.. – вскрикнул Рокамболь.
– О, наивный моряк! – заметил Макс.
– Что же узнали еще?
– Что на бал пробралась женщина в домино и маске и следила за доном Хозе, который ухаживал за второй любовницей.
При этих словах Рокамболь выронил из рук вилку.
– Как! – вскрикнул он. – Их было две?
– Две.
– И он еще намеревался жениться! Что за Дон-Жуан – черт бы его побрал!
– Итак, – продолжал рассказчик, – она следила за доном Хозе в саду… там-то, в то время, как он стоял на коленях перед другой…
– Но кто же была эта другая?
– Погодите и позвольте мне сперва сказать, кто была первая.
– Это справедливое желание.
– Хорошенькая смуглая девушка с огненным взором – испанская цыганка, которую дон Хозе привез с собой в Париж. Нанося удар ему, она сбросила с себя домино и маску и сказала:
– Узнаешь ли ты меня, подлец?
– И убила?
– Он даже и не вскрикнул и умер мгновенно.
– Это пахнет просто мелодрамой, – заметил один из слушателей.
– Ваше сравнение гораздо удачнее, чем вы даже и думаете, – продолжал рассказчик.
– В самом деле?
– Ни одна трагическая актриса не была бы лучше этой цыганки, когда она замахнулась кинжалом и вскричала: «Я отомщена!»
– Конечно, ее арестовали?
– Сейчас же… ее обступили со всех сторон, начали расспрашивать… сначала даже все думали, что она сумасшедшая, но вдруг она побледнела, зашаталась, глухо вскрикнула и грохнулась на пол.
– Без чувств?
– Нет, мертвая.
– Господа! – крикнул Рокамболь. – Эта смерть уже совершенно излишняя для правдоподобия рассказа. Если мы сейчас же не арестуем нашего приятеля Макса, то он в двадцать минут убьет всех гостей генерала… Я хорошо сделал, что уехал раньше, а иначе…
– Любезнейший маркиз, – перебил его сухо рассказчик, заметно нахмурившись, – вы шутите очень мило, не посмотрите на меня хорошенько… Уверяю вас, что я говорю правду – кому угодно держать пари на сто луидоров – пожалуйста.
– Да ведь это неслыханная вещь! – заметили почти в один голос два или три молодых человека. – Это ведь просто страница из Crimes Celebres!
– Совершенно согласен с вами, – сказал Рокамболь, – а между тем в словах Макса звучит истина.
– Я видел, – продолжал блондин, – собственными глазами труп дона Хозе, когда его уносили, и мертвое тело цыганки, лежавшее на диване в красной гостиной.
– Но от чего же она умерла?
– Доктор утверждает, что от яда, принятого ею за несколько минут до убийства дона Хозе.
– Следовательно, она сама себя наказала, – заметил спокойно Рокамболь.
– Очень не мудрено. Теперь представьте себе весь эффект этой драмы, ужас и уныние гостей, суматоху, гвалт – и, наконец, выслушайте ее последнюю, так сказать, комическую часть.
– Как, неужели не обошлось и без комического?
– Разумеется, как и во всех драмах.
– Что же такое?
– Я уже говорил вам, что дон Хозе был убит у ног другой своей любовницы?
– Говорили.
– Вы, вероятно, заметили ее, если только были на jtom балу.
– Как она была одета?
– Польской крестьянкой.
– Вся в бриллиантах?
– Буквально.
– Она приехала с другою дамой – на четверке белых, как снег, лошадей?
– Да, да.
– Ну, так кто же она? Какая-нибудь княгиня?..
– Как бы не так! Когда дон Хозе упал, она лишилась чувств… Все бросились к ней, сняли с нее маску… и узнали… ну, да вам никогда не догадаться!.. Это была дочь генеральского привратника.
Громкий и дружный смех всей компании был ответом на эти слова.
– Ну, не смейтесь, господа! – заметил Макс серьезно. – Может случиться, что и вы тоже влюбитесь в нее. Эта женщина, из-за которой убили дона Хозе, эта дочь привратника, которую приняли за княгиню, танцевавшая с посланником и со всею аристократией, – первая красавица всего Парижа… вы все ее знаете…
– Как же ее зовут?
– Банко.
– Конечно! – заметил громко Рокамболь. – У нее есть ложа в опере.
– Она на содержании у одного русского князя. Теперь мне понятны и белые лошади и бриллианты…
– Она дочь привратника в отеле генерала С. – проговорил Макс медленно и с ударением на словах.
– Но я удивляюсь не столько этому, как тому, что она могла попасть на этот бал, – заметил холодно Рокамболь.
– Это правда!
– И право, не могу этого понять.
– Позвольте же, – перебил опять Макс, – и дайте мне досказать все подробности этой истории.