— Я согласился представлять интересы Вакаумэ, когда Фуко-сан сказала, что хочет принять участие в аукционе, несмотря на то что у нее всего три миллиона. Смешные деньги, если «торг» идет за рукопись Леонардо. И все же… ко мне обращалась столетняя старушка, думавшая о своем покойном муже, который погиб на войне, неизвестно даже, где и как, об этом музейчике, в котором она собрала результаты его трудов, никогда нигде не публиковавшиеся. Поэтому я стал их агентом. Но работать на человека, который готов повергнуть свою жизнь в прах ради тридцати миллионов, я согласия не давал.
— …
— Люди не должны умирать из-за книг. Книги должны давать им силы жить.
Сю договорил и замолчал, взгляд его был устремлен вдаль. Ветер с сухим звуком трепал что-то — из его одежды или, может, угнездившихся на плечах забот и печалей. Казалось, будто кто-то листает страницы книги. Позабыв обо всем, Мимори прислушался к шелесту и на мгновение словно погрузился в историю этого удивительного человека, а затем все закончилось.
— Хорошо. Значит, если Вакаумэ-сан предложит сегодня вечером тридцать миллионов… ты в «торгах» участвовать не будешь, верно?
— Да. Рассчитываю на тебя.
Сю кивнул и развернулся на пятках. Затем легко переступил через те цветы, что выглядывали из щели между пандусом и землей, и побежал было вниз по склону.
Но почти сразу затормозил и оглянулся на Мимори. Чуть прищурился, словно глаза ему слепило солнце, и крикнул:
— Спасибо! За злую отповедь и за то, что счел происходящее безумием!
После чего за считаные секунды исчез из поля зрения Мимори. Оставшись один, тот какое-то время прислушивался к шуму гулявшего над склоном ветра.
Цветы у его ног будто колыхались вверх-вниз, то и дело вспыхивая голубым.
Десять часов вечера. Участники аукциона один за другим спустились вслед за Мариа, Кодзиро и Аянэ в Подводную библиотеку. Агент гонконгского бизнесмена и куратор итальянской галереи искусств посещали Библиотеку впервые и с того момента, как ступили под свод зала, являвшего собой поистине редкое зрелище, не переставали удивляться.
— Кто бы мог подумать… Такое помещение — прямо в центре Японии, под зданием Токийского вокзала!
— А у вас нет планов по увеличению количества посетителей? Хотя за общественным вниманием вы, кажется, не гонитесь.
Мимори с улыбкой отвечал на вопросы, которые задавали ему из раза в раз.
— Как вы можете убедиться, место это не подходит для регулярного приема большого числа читателей. Главная цель нашей Библиотеки состоит в сборе и сохранении особо редких и ценных изданий. И даже аукционы в этом зале проводятся лишь в тех случаях, когда на продажу выставляются прошедшие тщательную проверку экземпляры.
Профессиональные торговцы антикварной литературой тоже держали Подводную библиотеку на особом счету. Ценность книг, попадавших на ее аукцион, сразу увеличивалась, и от сомнительных дельцов, желающих выставить здесь свой товар, не было отбоя. Поэтому всем, кто хотел участвовать в аукционах Библиотеки в качестве продавца или покупателя, в обязательном порядке требовалось предоставить надежные рекомендации — равно как и тем, кто хотел ознакомиться с какой-то книгой. И никакие уловки не могли помочь непрошеному гостю без связей пробраться в сверхсекретное книгохранилище.
Рядом с уверенно отвечавшим на вопросы Мимори послышалось сопение: Айзек Стелли. Антиквар тяжело опустил свое огромное тело в предложенное Мариа кресло.
— Любой, кто действительно печется о сохранности книг, согласится: нужно быть сумасшедшим, чтобы разместить библиотеку в подобном месте! И потом, кто сюда побежит вприпрыжку? Только падкие до красивых картинок пустоголовые оболтусы, которые безо всяких вопросов едут развлекаться в Азию, в гигантские тематические парки, выстроенные на деньги Штатов. Вы еще плюшевые игрушки здесь расставьте!
В Айзеке Стелли природная желчность и невоздержанность на язык сочетались с приобретенным завышенным самомнением. Он и теперь не умолкая изливал потоки жалоб на парочку сопровождавших его секретарей:
— Мне лично ехать сюда совсем не хотелось. Но Исмаил настаивал на том, чтобы его интересы представлял именно я.
Исмаилом звали мультимиллионера из Абу-Даби, с которым Айзек заключил контракт. Очевидно, этим замечанием он хотел обратить внимание присутствующих на то, каким доверием пользовался среди богатейших людей планеты. Агент гонконгского бизнесмена и куратор галереи столкнулись с Айзеком впервые, и поведение коллеги их явно шокировало, хотя они старались этого не показывать. Один только американский арт-дилер, давний знакомый антиквара, дружелюбно ему улыбался.
Спустя минуту-другую Айзек окликнул Сю, тихо стоявшего с самого краю:
— Что-то вы, мой друг, сегодня на редкость молчаливы. Никак приболели?
— Благодарю за заботу. Ваше беспокойство излишне.
— А вы, похоже, времени даром не теряете! До меня дошли о вас разные слухи. Поговаривают, будто в последнее время вы сдружились с Интерполом? Такими темпами, глядишь, и «Смеющихся котов» поймаете, чему я буду несказанно рад. «Цепной пес» Роба Бейли гоняется за «кошками»… А ведь отличная вырисовывается картинка, черт подери!
Неприкрытые оскорбления заставили Мимори напрячься. Однако Сю ответил совершенно спокойно:
— Прошу меня извинить, но у «псов» нюх все-таки поострее человеческого. Не забудьте об этом, когда дело вновь коснется «Сапиенции». Подзывайте на помощь свистом.
Лицо Айзека моментально налилось кровью. У Кодзиро и Мариа, замерших в ожидании позади участников аукциона, нервно дернулись щеки. Мимори в попытке сохранить образ беспристрастного наблюдателя отчаянно сжал зубы. Ибо Сю намекнул на скандал, разразившийся вокруг «Сапиенции» из-за одной поддельной книги.
Около трех месяцев назад некий мужчина, представившийся агентом весьма именитого семейства, принес в антикварный магазин экземпляр первого издания сочинений пресловутого маркиза де Сада. Никто не озаботился тем, чтобы обтянуть потрепанный корешок кожей, но при одном взгляде на него Айзека охватило волнение. Он потратил несколько дней на изучение книги, пришел к выводу, что перед ним подлинник, и приобрел товар, уплатив при этом сумму вдвое больше запрошенной.
Но дальше все пошло не так, как ожидалось. Один из молодых сотрудников магазина, все еще ходивший в «подмастерьях», заявил, что от книги странно пахнет. Его слова услышал старший по отделу, у которого агент, принесший книгу, сразу вызвал подозрения. Ничего не сказав Айзеку, он отнес книгу в знакомую ему химическую лабораторию и попросил провести повторную экспертизу. В результате выяснилось, что бумага и краска совсем свежие и состарены искусственно. Но изготовитель постарался на славу, использовав некоторое количество оригинальных старинных листов. И справился со своей задачей до того ловко, что сумел провести самого Айзека, пусть уже отошедшего от дел, но имеющего за плечами богатый опыт по части экспертной оценки.
Что же до странного запаха, который смутил молодого сотрудника магазина, то он сам описал его как запах чипсов. Позже выяснилось, что главный мастер группы фальсификаторов очень любит эту закуску и ее запах въелся в изготовленную подделку. Однако книга, якобы хранившаяся в библиотеке старинного знатного рода, пахнуть чипсами не могла, и продавец заподозрил неладное. Говорили, что нюх у этого паренька раза в три тоньше, чем у обычного человека, хотя об этом тоже стало известно лишь какое-то время спустя. А в итоге вышло, что глаз ветерана уступил носу зеленого юнца. В профессиональном кругу антикваров история эта моментально сделала Айзека мишенью для насмешек, чему немало способствовал его заносчивый нрав. Так что поминать при Айзеке Стелли скандал в «Сапиенции» определенно не стоило.
В Подводной библиотеке воцарилась какая-то странная атмосфера. Но именно в тот момент, когда она стала совсем уже невыносимой, в конце центрального прохода, упиравшегося в нос библиотечного челна, показался Госики Такуицу; вслед за ним вышла бабушка Мимори, Нада Аянэ. Они несли в руках павловниевые ларцы, изготовленные по заказу Библиотеки. Легким уверенным шагом, не выдававшим их солидного возраста, они прошли к дубовым кафедрам и поставили на каждую по ларцу. Сняли крышки, со всем возможным почтением извлекли листы рукописей и выложили их в ряд один за другим. Пять участников аукциона окружили кафедры.
— Это…
Едва глянув на листы, Айзек тихонько застонал, не в силах произнести ни слова. Остальные испытывали сходные чувства.
Найденный в этот раз лист рукописей Леонардо был того же формата, что и английские Кодексы Форстера или Парижский кодекс, то есть размером с тетрадную страницу двадцати двух сантиметров в высоту и пятнадцати сантиметров в ширину. Тут и там текст прерывали беглые наброски человеческих рук и лиц. Поскольку ученические записи Арольдо, обнаруженные вместе с рукописью Леонардо, включали набросок, в котором угадывалась копия с известной «Тайной вечери», возникла гипотеза о том, что зарисовки самого Леонардо служили эскизами к тому же шедевру или повторяли его: возможно, он делал их специально для ученика, чтобы тот мог взять их за образец. Все плавные изгибы символов справа и вверху выглядели чуть толще: характерная особенность, отличающая почерк левши. Не зря Леонардо утверждал, что суть человека отражается в каждом его отдельном жесте. Чистота линий, их легкость и динамичность с каждой минутой вызывали в зрителях все больший восторг. Лица, выполненные красным мелом, который гений использовал для своих набросков, рисовались, вероятно, очень быстро, одним движением, но были так проработаны, что живо передавали чувства печали и страха. Несколько рук, изображенных под разным углом, выглядели до того реалистично, что казалось, вот-вот придут в движение.
Все затаив дыхание разглядывали эскизы. Позабылись сиюминутные разногласия, вылетели из головы мысли о «торгах». Рукопись, вернувшаяся к людям после долгого забвения, обладала удивительной властью. Перед светом мудрости, явившей себя миру более пяти столетий назад, собственное существо показалось участникам аукциона мелким и незначительным.