— Ну, скажем, по поводу вчерашней встречи с Мэйлинь.
Мимори сразу осекся. Она права.
— Эта девушка знает вас под каким-то другим именем?
— Да. Я для нее Конохара Мэгуми, независимая японская журналистка из Нью-Йорка. Мы познакомились, когда я брала интервью у ее дедушки.
— Ее дедушка…
— Так ведь Мэйлинь вчера сама его назвала. Это писатель Ван Гоюнь.
Надо полагать, журналист-фрилансер — одно из многочисленных амплуа Мадоки. Никто не скажет, чем она руководствовалась, беседуя с Ваном, — заказом редакции или личными мотивами.
— Ты, вероятно, знаком с творческой биографией Ван Гоюня? Писать он начал в послевоенные годы, сделал имя в китайских литературных кругах. Но после инцидента на площади Тяньаньмэнь уехал в Америку и больше на родину не возвращался. Создавал в основном крупные, монументальные произведения, но три года назад представил сборник короткой прозы Underwater Library и взял премию Экерсона.
Видимо, Мадока не просто так называла себя журналисткой: историю Вана она излагала складно.
— Все это — общеизвестные факты, найти их несложно, достаточно потратить на поиски несколько секунд. Однако… в прошлом писателя немало белых пятен.
— …
— И приходятся они на годы «культурной революции».
«Великая пролетарская культурная революция». Период страшных потрясений, который начался в шестидесятых годах с жестокого передела власти внутри партии и продлился целых десять лет. Тогда были низвергнуты многие традиционные ценности, научная и художественная интеллигенция страны подверглась почти полному уничтожению. Все, кто занимался писательским ремеслом, в той или иной степени испытывали в те годы давление, сталкивались с репрессиями, многие погибли насильственной смертью.
— Действительно, писатель о тех временах никогда открыто на публике не высказывался.
— Совершенно верно. Настоящая известность пришла к нему позже, когда он опубликовал роман, описывающий ужасы «культурной революции», — яркое произведение «литературы шрамов». Сам он происходил из семьи бедных крестьян. К тому же, к счастью, поддерживал «революцию».
— …
— Но Ван с самого детства увлекался литературой, все помыслы связывал с писательской стезей. И были у него два друга-приятеля одних с ним лет.
— Друга-приятеля?..
— Одного друга звали Тан Мингтай. Другого — Ли Чуньхай. Судя по всему, все в этой троице любили прозу, поэзию, драму, все сочиняли, оттачивая мастерство в постоянном товарищеском соперничестве. И были настолько дружны, что какое-то время даже называли себя «славными братьями по оружию». Но… род Тана издавна владел землями, а род Ли нажил солидное состояние на морской торговле. Более того, наследники обоих семейств какое-то время обучались за границей, в Штатах. Что могло ждать их в столь непростую эпоху? Несложно представить, что с этими прозападными реакционными элементами, отстаивающими собственнические интересы, просто обязаны были расправиться.
Мадока бодро продолжала рассказ о трагических событиях прошлого:
— Обоих с целью «идеологической перековки» заперли на рабочем месте, не позволяя отлучаться домой. Заставили жестко раскритиковать собственную позицию и в конце концов выслали куда-то в отдаленные глухие деревни. Тан на принудительных работах серьезно подорвал здоровье. Говорят, он на всю жизнь охромел и передвигался потом с большим трудом. А Ли из поселения, в которое его определили, сбежал, и, что с ним случилось дальше, никто не знает.
— …
— Тан, надо сказать, пострадал не только потому, что происходил из обеспеченной семьи. Молодой человек издал у себя дома одну книгу, сборник рассказов.
— Дома?
— Пожалуй, в современных реалиях такой сборник назвали бы самиздатовским. Да, он сам в домашних условиях напечатал книгу, не прибегая к услугам книгоиздателей. Денег у него было много, поэтому он мог позволить себе подобную роскошь. Содержание сборника объявили «антиреволюционным», Тана призвали к ответу. Тогда же разобрались и с Ли как с соучастником вражеской литературной деятельности.
— …
— А донес на них «славный брат по оружию», Ван.
Мимори пораженно воззрился на Мадоку.
Та пожала плечами.
— Обычное дело. «Занимаясь сочинительством, они в обманчиво приукрашенной форме продвигают свои личные убеждения. Их творчество пропитано ядом западных капиталистических идей и отражает надежды на поражение революции, к победе которой все мы должны стремиться». Тогда многие строчили доносы на ближних, чтобы отвести беду от самих себя. Сосед, с которым ты до сих пор вел задушевные беседы, в одну ночь мог сделаться твоим мучителем. Юноши и девушки с революционными лозунгами на устах до смерти забивали стариков. Подобные ужасы никого не шокировали, такое было время.
— Чтобы обезопасить себя от преследований, Ван… предал близких друзей?
Мадока искоса взглянула на Мимори. Ее острый взгляд буквально пронизывал насквозь.
— А хочешь узнать, как называлась книга, которую напечатал Тан?
— Простите, что?..
— «Шуйди тушугуань».
У Мимори перехватило дыхание. По телу побежали мурашки.
— «Шуйди тушугуань»? Что?! «Подводная библиотека»?
Та самая книга, которой «нет и быть не может»?
Потрясенный Мимори молчал, и вместо него вновь заговорила невозмутимая Мадока:
— Если мы захотим заглянуть в эту книгу, у нас ничего не выйдет: все экземпляры, напечатанные в домашней типографии Тана, были сожжены. Иными словами, сегодня, вероятно, никто уже и не вспомнит, что было в той «Шуйди тушугуань», которую написал Тан. И никто не поручится в том, например, что… получивший премию Экерсона сборник Underwater Library не повторяет в точности ее содержание.
Слова, падавшие одно за другим, выбивали почву из-под ног Мимори.
Ван присвоил себе сочинение Тана?
«Шуйди тшугуань». Книга, за которой охотятся и «Смеющиеся коты», и Сю. Может быть, все оттого, что этот сборник — доказательство плагиата? Поэтому все его ищут?
— Тан умер около трех месяцев назад. Отпрыск богатого землевладельческого рода, он закончил свои дни чуть ли не на улице. Прожил, правда, больше восьмидесяти лет… Однако до чего судьба жестока, не находишь? Скажу банальную вещь, но этот человек просто угодил под колеса истории.
Жестокая судьба. Вспомнились слова Сю.
«Зачем люди сочиняют истории?..»
А Мадока меж тем самым что ни на есть беззаботным тоном продолжала:
— Как думаешь, как бы все обернулось… если бы где-то сохранился экземпляр «Шуйди тушугуань»?
Глаза Мимори непроизвольно расширились:
— Сохранился? Экземпляр «Шуйди тушугуань»?
— Да, говорят, весь тираж сгорел, но ведь могло случиться так, что какая-нибудь книга все-таки уцелела? Представляешь, какую опасность она представляла бы для Вана?
— …
— Если выяснится, что произведение, принесшее Вану премию Экерсона, написано не им. Более того, что произведение это принадлежит перу его товарища, которого он, можно сказать, предал, тем самым разрушив ему жизнь… Разразится страшный скандал, не так ли?
Мадока поглядела на окончательно смешавшегося Мимори и прищурилась:
— Незадолго до смерти Тан Мингтай отправил на нью-йоркский адрес Вана письмо, в котором сообщал, что «та книга» — в Японии, в Подводной библиотеке.
— Чт…
И вновь она лишила Мимори дара речи. Неужели Тан сам, собственноручно отправил Вану подобное письмо?
Выходит, книга все-таки прячется где-то в Библиотеке? А библиотекари даже не догадываются.
Впрочем, тут напрашивался еще один вопрос. А именно: откуда Мадока получила эту важную информацию?
— …
В памяти всплыло лицо Ван Мэйлинь. Логично предположить, что Мадока вытянула все необходимые сведения у нее: девочка, похоже, Мадоке доверяет. И в тот же миг вспомнился Сю, его вчерашние поступки.
А что, если…
Мимори вдруг озарила одна мысль, за считаные секунды переросшая из предположения в полную уверенность.
— Сю, он… пытается кого-то выгородить?
— Эй, ну-ка! — раздалось у них над головой. Мимори вздрогнул от неожиданности и поднял глаза.
Прямо перед ним стоял Сю.
— Исчезни отсюда, — проскрежетал Сю, бросив испепеляющий взгляд на Мадоку. — Чтобы я больше тебя не видел. И к ней не лезь.
Мимори старался лишний раз не шевелиться. При нем Сю еще никогда и ни с кем не разговаривал таким ледяным тоном.
Мадока картинно захихикала в ладошку.
— До чего неприветливо. А ведь еще недавно так нежно нашептывал мне о любви!
— Замолчи.
Они скрестили полные ненависти взгляды. Воздух зазвенел от напряжения, будто эти два человека и впрямь приставили к горлу друг друга клинки.
Глаза Мадоки сузились:
— Решил предстать перед ней принцем на белом коне?
— …
— Интересно, а что она подумает, если узнает, кто ты на самом деле, а?
По лицу Сю пробежала тень. Мадока поднялась и одарила Мимори лучезарной улыбкой:
— До встречи, Нада Мимори. Еще увидимся.
Повернулась к упорно молчащему Мимори спиной и зашагала в сторону вокзала. Едва она отошла на достаточное расстояние, как Сю пробормотал:
— Прости за вчерашнее.
— …
— Ее у вас правда нет? Я про «Шуйди тушугуань».
— Сначала ты мне ответь. Откуда «Смеющиеся коты» получили информацию о книге, если даже библиотекари ничего о ней не знают?
По тому, как Мимори задал вопрос, несложно было догадаться, кого он подозревает. Сю чуть заметно напрягся и резко выдохнул.
— Не знаю, кто их осведомитель. Но, уверяю тебя, это не я.
— Предлагаешь поверить тебе на слово?
— Ничего другого мне не остается. Хотя я понимаю: сколько бы ни твердил сейчас о своей благонадежности, едва ли смогу тебя убедить…
— Ладно. Кто напал на Юмэдзи? Это действительно был ты?
Они устремили друг на друга тяжелые взгляды. Мимори понимал, что расстояние между ними слишком мало и что он ничего не успеет предпринять, если Сю вдруг снова налетит на него и примется душить. Но не хотел сдавать ни сантиметра.