Анчутка Бес-ПятыйПодводная лодка в степях Украины
Глава 1. Проект 741
Москва, Кремль. Январь 1949 года.
Холод проникал сквозь толстые стены древней крепости, смешиваясь с запахом вечного кремлёвского напряжения — музейная пыль веков, махорочный дым, краска, дезинфекция и невидимая, но ощутимая горечь власти.
В приёмной на четвёртом этаже было накурено до рези в глазах. Дым, тяжёлый и сизый, плавал плотными слоями под высоким потолком, цепляясь за лепнину, несмотря на отчаянно распахнутую форточку. Из неё втягивало промозглый, пропитанный снежной крупой январский воздух, но он лишь слегка шевелил ядовитые клубы, не в силах их разогнать.
Двое мужчин в одинаково серых, добротно сшитых, но лишённых индивидуальности штатских костюмах переговаривались сдавленными голосами, почти беззвучно шевеля губами. Их позы были неестественно скованны, взгляды избегали прямого контакта, скользя по стенам, устланным тёмно-красным ковром, или замирая на портретах вождей.
Третий, в тёмно-синей морской форме с контр-адмиральскими погонами и нашивками, сидел чуть в стороне, у стены, спиной к окну. Он казался каменным изваянием посреди этой нервной суеты. Его лицо, изборождённое морщинами и следами давних ожогов у висков, было непроницаемо. В руке, сжатую в чёрной кожаной перчатке, он держал папку из потёртой, местами поцарапанной коричневой кожи. Углы папки были стёрты до белизны, а ремешок, стягивающий её, туго затянут, будто он сдерживал не документы, а саму суть невероятного проекта, готовую вырваться наружу.
Эта папка была его крестом и его надеждой — плод двух лет титанических усилий, инженерного гения и риска. Внутри лежали чертежи, расчёты, отчёты о первых, тайных испытаниях крошечных прототипов в заброшенных шахтах Урала, и одна карта с тревожными красными линиями, уходящими вглубь европейской территории страны.
Тишину, нарушаемую лишь шёпотом штатских и отдалённым гулом города, разрезал резкий, безличный голос:
— Товарищ Соколов, — прозвучало чётко, без приглашения, как команда. — Заходите.
Контр-адмирал Соколов поднялся с кресла с отточенной, почти автоматической чёткостью. Его движения выдавали годы флотской выправки. Он лишь слегка кивнул в сторону одного из штатских — своему формальному «сопровождающему» от органов, тени, неотступно следовавшей за ним с момента утверждения проекта на уровне министерства.
Рядом встал другой человек, которого Соколов привёл с собой. Он был заметно моложе адмирала, худощав, с бледным, почти прозрачным лицом интеллигента, не видевшего солнца месяцами. Толстые стёкла очков в роговой оправе делали его глаза неестественно большими и чуть растерянными, но в них горел холодный огонь фанатичной убеждённости в своём детище.
— Это Аверченко, главный конструктор, — пояснил Соколов голосом, который старался звучать твёрдо, но внутри всё сжималось от предстоящего. — Мы вместе докладываем.
Сотрудник у тяжёлой, обитой тёмным деревом двери — тоже в штатском, но с бесстрастным лицом профессионала охраны — не произнёс ни слова, лишь молча отворил дверь. Они прошли через небольшую, пустую приёмную с таким же ковром и портретами, затем — длинный, слабо освещённый коридор, где их шаги глухо отдавались в тишине. Соколов шёл, ощущая каждым нервом знакомую тяжесть этих стен, давящую ответственность места. Наконец, ещё одна дверь, открывающаяся в знакомый, огромный кабинет.
Пространство кабинета поражало своей аскетичной грандиозностью. Высокие потолки, огромный письменный стол, заваленный бумагами и картами, несколько кресел. Но главное — гигантская карта мира, занимавшая почти всю стену напротив входа. У этой карты, спиной к вошедшим, неподвижно стоял человек невысокого роста, в простой серой гимнастёрке. Его фигура, казалось, вбирала в себя весь свет из высокого окна.
За ним, чуть в тени, у стола, как приросший к месту, стоял Лаврентий Берия. Его круглое лицо с пенсне на носу было бесстрастно, но внимательные глаза, как щупальца, мгновенно охватили вошедших, оценивая, взвешивая, запоминая. В воздухе висело то самое, непередаваемое ощущение абсолютной, безраздельной власти, способной вознести или уничтожить одним словом, взглядом, молчанием.
— Слушаю, — коротко бросил вождь, не поворачиваясь. Голос был негромкий, хрипловатый, с сильным грузинским акцентом, но каждое слово падало как гиря. — Докладывайте.
Соколов автоматически встал по стойке «смирно», спина — струна, руки по швам. Аверченко замер рядом, сжав за спиной руки в кулаки. Он пытался контролировать дрожь в коленях.
Адмирал сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. От того, как он подаст идею сейчас, зависело всё.
— Товарищ Сталин, — начал Соколов, стараясь говорить чётко, по-военному, отсекая всё лишнее. — Нами, совместно со специалистами НИИ-47 и рядом закрытых КБ, разработан и предлагается к рассмотрению особый проект скрытого передвижения боевых единиц стратегического назначения. Ключевая особенность — подземно-подводный принцип действия.
Он сделал паузу, ловя реакцию. Фигура у карты не шелохнулась. Берия слегка наклонил голову, его взгляд стал острее.
— Основная идея, — продолжил адмирал, — заключается в использовании существующих природных геологических структур: подземных водных артерий — древних и современных рек, ушедших под землю, карстовых полостей, заполненных водой, тектонических разломов. А также — создании искусственных подземных протоков с помощью направленных взрывов и буровых комплексов. Цель — обеспечить абсолютно скрытное, незаметное для противника перемещение людей, грузов, специальных средств на значительные расстояния, в том числе в глубоком тылу вероятного противника.
— Для чего? — спросил Сталин тем же ровным, невыразительным тоном, не оборачиваясь. Простой вопрос, требовавший железного обоснования.
Соколов почувствовал, как Аверченко напрягся рядом.
— Для широкого спектра задач, товарищ Сталин, — ответил адмирал, перечисляя на пальцах, хотя руки оставались по швам. — Во-первых, глубокая разведка. Заброска и извлечение агентуры в местах, куда невозможно добраться по воздуху или земле без обнаружения. Во-вторых, диверсии. Точечные удары по критически важным объектам инфраструктуры противника — мостам, тоннелям, электростанциям, командным пунктам, расположенным в труднодоступной или хорошо охраняемой местности. В-третьих, скрытная переброска и эвакуация небольших, но высококвалифицированных групп специального назначения. И, в-четвёртых, — Соколов сделал едва заметную паузу, — при необходимости, скрытная доставка и установка тактических… или специальных зарядов значительной мощности в заданных координатах.
Тишина в кабинете стала гуще. Берия едва заметно кивнул, словно последний пункт был ему, как куратору ядерных проектов, особенно интересен.
И тогда Сталин обернулся.
Он повернулся неспешно, словно огромный валун, смещающийся с места. Его пронзительные, жёлто-карие глаза под тяжёлыми веками уставились прямо на Соколова, затем скользнули на Аверченко.
Взгляд был тяжёлым, всевидящим, лишённым всякой теплоты, оценивающим не людей, а ресурсы, инструменты.
— Вы хотите построить подземную лодку? — спросил он прямо, без обиняков. В его голосе прозвучал оттенок… не то скепсиса, не то холодного любопытства.
Аверченко не выдержал. Страх перед вождем смешался в нем с жгучей страстью изобретателя, чью идею вот-вот могут с ходу отвергнуть как бредовую.
— По сути — да, товарищ Сталин! — вставил он, и его голос, обычно тихий, прозвучал неожиданно громко и уверенно в гробовой тишине кабинета. — Это будет специализированный аппарат. Уплотнённый, многослойный корпус из новых сортов стали и композитных материалов, приспособленный для автономного движения в замкнутых водных средах под землёй. С расчётным давлением до ста двадцати атмосфер. Движение обеспечивается комбинированной системой: гребными винтами малого диаметра для маневрирования в узостях и гидрореактивным двигателем для хода на открытых подводных «трассах». Маскировка — полная. Ни акустических, ни магнитных, ни тепловых сигнатур, характерных для надводных или подводных кораблей. Это… это принципиально новый вид транспорта и оружия.
Сталин медленно прошел пару шагов ближе, его руки были сцеплены за спиной. Он остановился в метре от них. Аверченко почувствовал, как по спине пробежал ледяной пот.
— Испытания? — спросил вождь, глядя теперь прямо на конструктора.
Соколов поспешил взять слово, чувствуя, что Аверченко может увлечься техническими деталями:
— Уже запланированы, товарищ Сталин. Начальный этап — испытания прототипа в районе Куйбышевского водохранилища. Там есть подходящие затопленные русла и карстовые воронки. Но… — Адмирал сделал паузу, понимая, что сейчас произнесет ключевое. — Для полноценных испытаний, особенно длительных маршрутов и скрытности, потребуется другая площадка. Более… геологически сложная и удалённая от вероятного внимания.
— Где? — Сталин не отводил взгляда.
Аверченко снова нашел голос, подкрепляя слова Соколова:
— Восточная Украина, товарищ Сталин, Донецкий кряж. Там проходит мощный карстовый пояс. Наши геологи и… — он чуть запнулся, — военные топографы провели предварительные изыскания. Мы нашли уникальную аномалию: разветвлённую сеть подземных каналов, заполненных водой. Система уходит на сотни километров, имея выходы к бассейнам Днепра, Северского Донца, и, по предварительным данным, возможно, имеет ответвления в сторону бассейнов Дона, Волги и даже рек Кавказа. Глубина залегания, состав пород — всё указывает на возможность скрытного прохода.
Сталин молча развернулся и отошел к своему столу. Он взял в руки свою знаменитую трубку, начал неспешно набивать её табаком из простой картонной коробки. Звук шуршания табака в тишине казался оглушительным. Берия, не двигаясь с места, следил за каждым жестом вождя. Соколов чувствовал, как сердце колотится о рёбра. Аверченко замер, ожидая приговора.