— Говорят, у вас тут моряк появлялся? — спросил один, прямой как палка, глядя Миле в глаза.
— Моряк? — Мила почувствовала, как похолодели руки. — Нет… не помню такого.
— Бабки болтают. Говорят, вы ему что-то продавали. Горчицу и конфеты. И маршрут рисовали к Брянску.
— Ой, — Мила сделала испуганное лицо, достав папиросу. — Да это, наверное, тот парень… с психиатрички, что в райцентре? Он у нас иногда шатается. Всех принимает за командиров. То танкистом себя назовет, то летчиком. Наверное, и моряком прикинулся. Я ему конфет не пожалела, а он про Брянск завел… бред какой-то. Я просто так, чтоб отвязался, нарисовала.
«Геодезисты» переглянулись. Палка-человек усмехнулся:
— Вот и правильно. Никакого моряка не было. Вы устали, работа тяжелая. Фантазии. Забудьте. И другим передайте: бред больного человека. Понятно?
— Понятно, — прошептала Мила. Когда они ушли, она долго сидела на табуретке, куря дрожащими руками и глядя на ту самую оберточную бумагу, на которой рисовала схему. Она была сухой. А его деньги были мокрыми, как её девичьи слёзы.
Докладная записка (для внутреннего пользования, фонд ГРУ/ОсНаз/Сеть)
Исх. № ГШ/00741/ОС/1963-138**
ДАТА: 17 мая 1963 г.
ПРОИСШЕСТВИЕ № 138
МЕСТО: с. Черкасская Лозовая, Дергачевский р-н, Харьковская обл.
ОПИСАНИЕ: По данным агентурной сети местного РО КГБ, 15.05.63 примерно в 19:30 местными жителями (3 чел.) зафиксировано появление трех неизвестных мужчин в форме ВМФ СССР образца 50-х гг. (без погон и знаков различия). Состояние формы: влажное, загрязненное илом. Поведение: сдержанное, избегали контакта. Прошли через огороды в сторону балки «Глубокая Долина». Один из неизвестных, предположительно старший по возрасту (ок. 40 лет), при обмене репликами с колхозницей (не зафиксировано) говорил с акцентом, возможно, кавказским или среднеазиатским. Предположительно, по стилю речи, — инженер или техник.
ОБЪЕКТ: Не зафиксирован средствами акустического контроля Сети на ближайших маршрутах (участки «Дон-4», «Харьков-Подземный»). Связь с базой «Краснопавловка» в указанное время — стабильная, аварийных сигналов не поступало.
АНАЛИЗ: Высока вероятность несанкционированного выхода экипажа с действующей единицы (К-09, К-11?) для пополнения запасов/ориентирования. Либо — дезертирство/потеря ориентации. Либо — ошибка идентификации местными (возможно, военнослужащие срочной службы, резервисты на сборах, заблудившиеся).
МЕРЫ:
1. Сведения считать фольклорными/недостоверными. Активизировать агентуру для подавления слухов на месте.
2. Усилить контроль за экипажами перед выходом на маршруты. Провести внеочередной инструктаж по недопустимости несанкционированных выходов на поверхность.
3. Проверить журналы выхода и связи по базе «Краснопавловка» за 14–16.05.63. Особое внимание — единицам К-09, К-11.
РЕЗОЛЮЦИЯ: Архивировать. Не поднимать панику. Утечки информации о Сети нет. Повторные случаи — докладывать немедленно.
(Подпись) Майор Ермолаев В.С. (Оперативная группа «Сеть»)
Монолог бывшего флотского старшины Николая Ткача — пенсионер, сторож колхозного склада.
(Записано на магнитофонную пленку студентами ВГИК в рамках курсовой работы «Устная история села», с. Новопетровка, Воронежская обл., 1987 год.):
Звук нажатия кнопки записи. Фон — тиканье часов, далекий лай собаки.
«Ты думаешь, мы просто так ходили? По прихоти? (Пауза. Глубокий вдох, треск закуриваемой папиросы). Там ведь под каждым хутором… под каждой деревенькой нашей… ручей течет. Глубоко. Очень глубоко. Невидимый. Подземный. А где ручей, там… наш ход. Наша дорога. Наша рельса. По ней мы и шли. Невидимые. Неслышимые. Как тени под луной.
Нас никто не ждал там, наверху. И никто не искал. Мы были… ничьи. Ни государству толком не нужны — разве что как тайная палка. Ни семьям — мы ж призраки, у нас и имен-то настоящих нет в бумагах. (Пауза. Затяжка).
А мы шли. День за днем. Ночь за ночью. В вечной темноте. Под гул моторов и скрежет камня по обшивке. И когда всплывали… (смешок)… ой, мама не горюй! Иногда — в силосной яме вонючей, полной жижи. Иногда — в затопленном подвале разрушенной церкви. Один раз, ей-богу, — прямо в подвале райкома партии! В Курске! Представляешь? Под портретами вождей! (Смех, переходящий в кашель).
Ничего. Ни звука. Тише воды, ниже травы. Главное — не смотреть в глаза тем, кто увидит. Не видеть в их глазах этого… ужаса? Или смеха? Неважно. Главное — не связаться. Взять что нужно. И уйти. Быстро. Обратно в темноту. В свою… нору.
И хлеба… (голос становится тише, почти нежным)… хлеба чёрного взять. Обязательно. Без него… тоскливо там, внизу. На сухарях-то. Сухари — как опилки. А чёрный хлеб… он пахнет. Солнцем. Зерном. Жизнью… (Долгая пауза. Слышно, как тлеет папироса). Да… хлеба. И уйти».
Звук окончания записи.
Народные песни и прибаутки, записаны фольклорными экспедициями в сёлах Харьковской, Курской, Воронежской областей, 1961–63 годы:
Запись Марфы Сидоровны Литвиненко, 1901 г.р., с. Великая Писаревка, Сумская обл.:
«Ой, по степи, по пыльной шла лодка под землёй,
А в ней сидел матросик, грустил он по весне…
Ох, не выйду ли я на зеленые луга?
Так закляли меня черти: "Сиди в подземной ты темнице!"»
(перевод с украинского)
Запись со слов Ивана Федосеевича Кравцова, 1895 г.р., х. Калиновка, Воронежская обл.:
«Течёт речка под хатой, не видно ни зги,
То не речка — то лодка, идёт без дуги.
Не свеча в ней горит, а зелёный огонь,
И сидят там солдаты — ночью и днём.
Собирают по хатам: хлеб чёрный, соль, спички,
Чтоб плыть им обратно сквозь каменны плиты».
К концу 1960-х годов Сеть перестала быть просто сверхсекретной военной программой. Она стала мифом. Живой, дышащей легендой. Люди видели следы — мокрые пятна у колодцев, исчезнувшие продукты из запертых погребов, странных молчаливых людей в морской одежде.
Но никто не знал сути. А те немногие, кто знал — кто проектировал, кто строил, кто командовал, кто плавал — молчали. Потому что есть вещи, о которых не рассказывают. Как не рассказывают о самом темном страхе или самом глубоком море, особенно если это море течет под твоими ногами.
Глава 7. Затопленные маршруты
Операция «Горизонт-С». 1965–1973 годы.
С отставкой Хрущёва и приходом к власти новых фигур в военно-промышленном комплексе, ветер в коридорах власти переменился. Грандиозный, почти фантастический «Проект 741», детище сталинской эпохи и холодной войны на невидимом фронте, стал восприниматься частью высшего командования не как стратегическое преимущество, а как обуза.
Официальные доклады зазвучали в духе «нерационального использования людских и финансовых ресурсов на дублирующие системы транспортировки и связи». Неофициально же сквозило другое: раздражение от невозможности полного контроля над структурами, десятилетиями существовавшими в параллельной реальности, по своим законам, со своей иерархией и своими тайнами, неподвластными обычным армейским инспекциям.
Москва. Кабинет заместителя министра обороны по новым системам вооружения. 1967 год.
Генерал-полковник Уваров, недавно назначенный куратором «спецпроектов», листал толстую папку с грифом «Особая Важность». Его лицо выражало скепсис и усталость.
— Итак, товарищ Саламатин, — он отложил папку, — вы утверждаете, что эта… «Сеть»… все еще функционирует? После инцидентов и после сотен слухов по всем черноземным областям?
Полковник Саламатин, теперь с сединой у висков, но с тем же ледяным взглядом, стоял по стойке «смирно».
— Частично функционирует, товарищ генерал-полковник. Нами проведена глубокая ревизия и консервация наиболее уязвимых маршрутов. Активны только ключевые артерии для экстренных операций ГРУ.
— Ключевые? — Уваров хмыкнул. — А сколько этих «ключевых артерий»? Сколько действующих единиц? Сколько человек задействовано? Где точные карты? Где сметы? Где отчетность по топливу, запчастям?
— Товарищ генерал-полковник, — Саламатин говорил ровно, но в его голосе слышалось напряжение, — специфика проекта исключала создание единой, исчерпывающей документации в целях секретности. Карты фрагментированы. Командиры действуют под легендами. Лодки… не проходят по стандартному воинскому учету как корабли ВМФ или наземная техника. Они — уникальные аппараты.
— То есть, вы хотите сказать, — Уваров медленно поднялся, опершись о стол, — что мы тратим колоссальные средства — сколько? никто толком не знает! — на содержание некоей подземной флотилии призраков, о реальных масштабах и эффективности которой не может доложить даже начальник ГРУ?!
— Главная проблема, товарищ генерал-полковник, — тихо, но отчетливо произнес Саламатин, — в том, что программа стала слишком живой, чтобы её мгновенно остановить, и слишком заметной в своих проявлениях, чтобы её сохранить в абсолютной тайне. Она требует либо полной ликвидации с непредсказуемыми последствиями, либо… дальнейшего финансирования в условиях строжайшей секретности.
Уваров тяжело сел. Он понимал. Ликвидировать — значит, признать существование и рискнуть утечкой в прессу на Западе. Финансировать дальше — значит, кормить черную дыру.
Комиссии следовали одна за другой. Ни одна не смогла составить полную картину. Они видели бетонные бункеры-базы, часто замаскированные под водоочистные сооружения, слышали доклады оставшихся верными проекту офицеров, листали обрывки карт. Но целого — Сети как организма — не видел уже никто. Даже Соколов, дослужившийся до адмирала флота, но отстраненный от оперативного управления, лишь разводил руками: «Там, внизу, все могло измениться. Природа не терпит пустоты. И бетонных границ».
Внутренний протокол совещания Оперативной Группы «Сеть» (ГРУ ГШ). 1971 год. Гриф «Особой Важности».
(Фрагмент стенограммы)