— Как это? — удивилась Таня.
— Он был простым рыбаком. Молоденький, но уже со вздорным характером, — пустилась Матрена в воспоминания, — я ведь всю жизнь живу в этих краях, много чего про всех знаю. И про Рваного тоже. Он, небось, давно и позабыл, что я на свете живу. А правда — она всегда наверх выплывет.
— Какая правда? — Таня была готова услышать нечто подобное, а потому приготовилась запоминать.
— Люди говорили, что он внебрачный сын какого-то иностранного богача, который через наши края проезжал. Мать его прислугой в трактире работала. Может, правда то была, а может, и нет... — задумалась Матрена, — но с детства он от всех остальных отличался. Горяч был, что твой кипяток! Мать ему, дура, все уши прожужжала, что он не такой, как все. Сгубила судьбу парню.
— Как сгубила? — Таня во всем любила четкость.
— Однажды он с товарищем подрался, с таким же рыбаком, как и он сам. И в драке убил того парня.
— Убил? — ахнула Таня.
— После этого пустился в бега до Одессы. Края у нас глухие, пока жандармы приехали... В Одессе он подался к контрабандистам, ведь рыбацкое дело хорошо знал. И очень скоро выбился в люди — стал помощником самому Седому.
— Самому Седому? — Таня вспомнила нищенскую обстановку дома бывшего контрабандиста, утлую утварь, рваные снасти и печать обездоленной нищеты, которую нельзя было спутать ни с чем — Таня знала это на своем собственном опыте. — Не понимаю...
— В то время в Одессе королем контрабандистов был Седой, — пояснила Матрена, — я знаю — мой муж первый, за которого меня в 14 годков выдали, контрабандой занимался и все время ездил в Одессу. Рассказывал мне много чего. Это потом его в пьяной драке убили. А до того он тоже с Седым плавал. Это уже позже я отца сынули моего встретила... Но то другая история. Так вот: королем контрабандистов был Седой. И под ним был весь контрабандный бизнес — ну, часть Фонтана, что за мысом, так уж точно. Ты слышала о «соленых» контрабандистах?
— Нет, — честно призналась Таня.
— Это был нехитрый фокус. По документам, выправленным за взятку в таможне, маленькие одномачтовые суденышки провозили якобы соль, — пояснила Матрена, — соль тяжелая, весу много. А на самом деле место это всё занимали контрабандными товарами. Потом лодку разгружали в условленном месте, на тайном причале, подальше от таможни и порта, а место заполняли мешками с солью. После этого судно отправлялось в порт, официально проходило через таможню и платило пошлину якобы за соль. Пошлина выходила копейки. Руководство таможни было в сговоре с контрабандистами, а потому закрывало глаза. Так проходили просто невероятные деньги. И вот заправлял этим всем Седой. А Рваный стал его правой рукой, его первым помощником. Но Рваным его тогда еще не звали. Шрам он в драке получил позже, уже в Аккермане. Подрался с пьяными солдатами из крепости, те и полоснули его ножом.
— Что же Седой? — напомнила Таня.
— Поначалу дела у них шли хорошо. А потом вдруг что-то произошло. Никто в точности не знает что. Но только попал Седой в тюрьму. А деньги у него отобрали власти.
— За что в тюрьму? За контрабанду? — Таня ожидала именно такого ответа.
— За контрабанду никого не судили, — покачала Матрена головой, — не было такого обвинения. Большая часть Одессы с контрабанды жила. Нет, другим было обвинение.
— Да каким? — Таня заинтересовалась по-настоящему.
— В похищении и убийстве ребенка. Обвинили его в том, что ради выкупа он украл ребенка у одного богача и спрятал в катакомбах. А там сыро, холодно... Вот и не выжил ребенок, умер. Труп, правда, не нашли. Об этом еще в газетах писали. Но объясняли тем, что он в песке труп закопал, а сознаваться не стал, — вздохнула Матрена. — Те, кто Седого знал, говорили, что ни за что такое он бы сделать не смог! Не таким он был человеком. Мухи на своем веку не обидел, не то что ребенка. И еще кое-то удивляло людей...
— Что же? — Таня затаила дыхание.
— То, что Рваного, его правую руку, не арестовали вместе с ним. Даже не обвинили. А ведь если бы Седой действительно похитил ради денег ребенка, то сделал бы это только с Рваным. С кем, как не с ним? — снова вздохнула Матрена.
— И Рваного даже не арестовали? — нахмурилась Таня.
— То-то и оно! Никогда в жизни никто про Седого такого бы не подумал! Хороший он был человек... — Матрена тяжело вздохнула в третий раз, и Таня начала кое о чем догадываться. Потому спросила прямо:
— Вы его знали, Седого?
— Знала, — сокрушенно кивнула Матрена, — тогда он был моим любовником. Любила я его крепко. Но он женат был. Сыночек маленький. Помню, как в тюрьму попал, я все глаза проплакала. Под тюрьму ходила. А потом и уехала обратно, в Аккерман.
— Что же Рваный? — Тане было жаль Матрену, она прекрасно понимала, чтó когда-то пережила эта женщина, и не хотела заострять на этом внимания.
— Суд недолгий был. Приговорили его к каторге, — Матрена говорила с печалью, — но отправить на каторгу не успели. Тут случился 1905 год. Так и задержался он в тюрьме. А через пару лет и вовсе вышел на свободу. Рваный же после суда вернулся в Аккерман, а потом приехал сюда, на хутор, под крепость. Вот после суда Рваный таинственным образом и азбогател. Многие поговаривали, что он успел прикарманить большую часть денег Седого, но в точности никто не знал.
— Может, он Седого специально подставил, ради денег? — предположила Таня.
— Все говорили об этом, и я тоже, — кивнула Матрена, — но доказательств не было. В любом случае, в наши края Рваный вернулся очень богатым. Лодки купил. Но в Одессу больше не приезжал. Невзлюбили его там.
— А что за ребенок был? — спросила Таня. — Чей ребенок, которого он якобы украл? Вы подробности знаете?
— Сейчас уже не припомню фамилию... Столько лет прошло... — Матрена задумалась, словно что-то пыталась восстановить в памяти. — Говорили, что богача, князя какого-то. Там такая история была. Князь этот с женой на яхте отдыхал и попал в шторм. Яхта разбилась, они спаслись на лодке. Лодку выбросило на берег. Князь с женой на берегу были, вместе с ребенком. Жена сознание потеряла, князь пошел за помощью, а как вернулся, ребенка не было. Украли. Кто-то из местных жителей видел, как уносил ребенка рыбак с седыми волосами. Это было одно из самых важных свидетельств против Седого.
— А Седой признался? — спросила Таня.
— Седой сказал на суде, что увидел женщину с ребенком и решил, что женщина была мертвая. А ребенок жив, вот он и отвез его в Еврейскую больницу в Одессе. Но по документам в больнице, которые проверили, выходило, что безымянный, ничейный ребенок к ним не поступал. Не было там такого безымянного ребенка.
Таня сидела ни жива ни мертва. Ей вдруг показалось, что она потеряет сознание. Воздуха стало не хватать. Изо всех сил Таня вцепилась пальцами в стул — так, что побелели костяшки. Седой, Еврейская больница, ребенок...
— Что с тобой? — переполошилась Матрена, увидев состояние Тани. — Плохо тебе стало?
— Продолжайте... — Голос Тани прозвучал необычно хрипло. — Значит, Седой отнес ребенка в больницу.
— Но в больнице не было ребенка.
— А что это был за ребенок? Мальчик, девочка? — Таня стала дрожать.
— Я не помню точно... Но, кажется, девочка. Маленькая девочка, до года.
— А с родителями, — голос Тани зазвучал в полную силу, — что стало с родителями?
— Когда начался суд, мать ребенка была уже мертва, — вздохнула Матрена, — она умерла от горя, не смогла пережить пропажу дочери. А отец уехал за границу. Все удивлялись, почему суд только через несколько лет был. Но отец объяснил на суде, что, не найдя ребенка, решил, что его смыло волной в море, пока он ходил за помощью, и ребенок утонул, погиб. Поэтому не обращался в полицию. Когда от горя умерла его жена, он надолго уехал. А спустя годы был в Одессе проездом и вдруг нашел свидетеля, который и сообщил ему, что ребенка украл контрабандист Седой. На этом и строилось обвинение: мол, Седой украл ребенка богачей, чтобы получить выкуп, а когда никого из родителей не нашел, то убил иладенца и закопал на берегу моря.
— Что же стало с отцом ребенка? — у Тани потемнело в глазах. — Он жив? Жив?
— Да кто теперь знает... — Матрена покачала головой. — После суда жив был. Живехонек. Уехал в Петербург. Совсем больной был от горя. Жену с дочкой очень сильно любил, хотя и был князь. Говорят же, что у князей этих все не так, как у людей. А у этого, выходит так...
— Князь? — сердце Тани обмерло, и упало вниз. — Случайно не Сосновский его фамилия?
— Нет, не так, — Матрена убежденно мотнула головой. — На «ш» его фамилия начиналась. Шляхов или Шахов.. Может, Шаховский... Не помню точно. Что-то на «ш».
У Тани было темно в глазах, а руки дрожали так сильно, что она с трудом оторвала их от стула.
— Да что с тобой? — переполошилась Матрена. — На тебе совсем лица нет.
— Не убивал... Седой... — Голос Тани дрогнул, и вдруг невероятное напряжение, сковавшее ее душу и тело, хлынуло, буквально разразилось потоком слез, бурных, обжигающих, смывающих на пути своем все слез. — Седой не убивал ребенка... Я тот ребенок...
И, заплетаясь, путаясь, подбирая слова, поведала Матрене свою историю.
— Седого нужно найти, — заплакала Матрена, — хоть сейчас рассказать.
— Нельзя рассказать, — сердце Тани было наполнено болью, — убили Седого.
И она рассказала Матрене об убийстве, опустив самые жуткие подробности. Когда первый всплеск эмоций прошел, Таня задумалась о ситуации серьезно.
— Итак, мы знаем, что ребенка нашли двое контрабандистов — Седой и Рваный, принесли его в Еврейскую больницу, — сказала Таня. — Но почему Седой не сказал на суде, что был не один?
— Может, покрывал друга, не хотел, чтобы его отправили в тюрьму тоже? — предположила Матрена.
— Нет, не так, — Таня отрицательно покачала головой, — Рваный мог проходить как свидетель, а не как соучастник. И свидетель защиты в пользу Седого. Но Седой этого не сделал. Почему? Какова роль Рваного во всей этой истории? А что, если...