симум, что мне удалось, — это перейти к задней двери. А, выйдя на платформу, я перешел на одну дверь дальше назад. Переходить в следующие вагоны я уже не успевал.
Когда пересаживался на станции Нингётё на другую систему метро, вокруг показалось темно. Посчитал; что в этом поезде что-то не так, но все люди безмятежно почитывали газеты. Выходит, что-то не то с моими глазами. От Нингётё до Готанды девять станций. Пока ехал, ничего плохого со мной не происходило. Лишь вокруг все рассеянно и тускло.
Когда приехал на работу, запершило в горле. Направился в туалет, промыл глаза, прополоскал рот. В горле какая-то острота. Кашля пока не было. Таким образом, со мной ничего плохого не происходило, а вот другим сотрудникам постепенно становилось плохо. Все надышались впитавшимся в мою одежду зарином. Они пришли раньше меня, у всех темно в глазах. А еще шутят: померк белый свет.
В больницу пошел после того, как наслушался в автомобиле радионовостей. По пути к клиенту заехал в район Тораномон купить сладостей «дайфуку». Вспомнил, что клиент их любит. Я знал один хороший магазин на Тораномон, вот и заехал купить гостинец. В глазах было слегка темно. На радио — шумиха. Зарин, говорят, вещь такая. Почуяв неладное, вернулся на фирму, откуда поехал в больницу связи Канто. Продолжай я ехать по скоростной дороге, наверняка устроил бы аварию. Один из сотрудников фирмы поехал со мной. Я провел в больнице всего день, остальные двое — кто один, кто два. Видимо, из-за портфеля, который пропитался зарином.
Когда выписался, в глазах еще было темновато. В остальном — ничего дурного. На работу пошел сразу после выходных — слабость не прошла, перед глазами пелена. Машину водить не мог. Длилось такое состояние еще недели две.
Всякие другие симптомы проявились через неделю после происшествия. По ночам не сплю. Засыпаю — и тут же открываю глаза. Сон чуткий, забываюсь ненадолго, и просыпаюсь опять. Часам к четырем утра устаю так, что засыпаю, но тогда не могу проснуться утром. Постепенно это привело к бессоннице. Тяжко. И так несколько месяцев кряду.
Просыпаешься утром — а чувства пробуждения нет. Как только удается просыпаться людям с низким давлением? Пожалуй, они ощущают нечто похожее. Глаза открывают, но вставать никак не хотят. У них даже нет мысли, мол, пора вставать. Какое-то время они продолжают лежать и спать. И постепенно приходят в себя. Вот и я — нередко опаздывал на работу. Иногда приходил к обеду.
Пойдешь в больницу — а там ничего нового. Что ни говори, в ответ только лекарств дадут. Болит голова — от боли в голове, болит живот — то-то и то-то. Одним словом, по симптомам. Только и всего. Раз так, проще самому пойти в аптеку и купить баффарин. Но и там сами толком не знают, что делать.
Поэтому у меня не было ни малейшего желания идти в больницу.
Через неделю после происшествия поехал играть в гольф. Состояние прескверное, что делаю — сам не понимаю. Тогда не стал играть. Всем так и сказал: сегодня не в форме. Это ощущение усталости не покидает меня и сегодня, спустя год и четыре месяца. Тело быстро устает. Прямо-таки выбивается из сил. Сейчас я просыпаюсь получше, но даже при этом с мая по июль, когда погода плохая, бывает опять. В такие минуты ничего не поделаешь. Печально.
В конце недели устаешь так, что никуда ехать не хочется. Даже не улицу выходить. Товарищи зазывают поиграть в гольф, так если бы не это — торчал бы целыми днями в четырех стенах. Настолько сильно устаю. Некоторое время даже не мог выпивать. Пью и чувствую — что-то не то. От стакана пива сердце словно выпрыгивает. И что бы ни пил, все невкусно. Отпустило… а когда меня отпустило? С этого лета. Пить начал, но все равно уже не то.
Забываю вещи. Как какой-нибудь старый маразматик. Кажется, в последнее время стало лучше, но что говорил накануне, уже не помню. Кажется, что в одночасье постарел лет на 10-15. Словно уже начал выживать из ума. Может, и это восстановится со временем, но прежнему уже не бывать. Полное восстановление невозможно. И я это понимаю.
Горше всего то, что не видно границ заболевания. Почувствуешь себя неважно на рубеже сезонов, и сам понять не можешь, простуда это, или еще что-нибудь. В больнице толком не объяснить. Можете представить, если думать не обо мне, а о человеке лет на десять старше. Например, играем мы вместе в гольф. Разговариваю с людьми лет на 10-15 старше себя. Степень усталость примерно та же. И если раньше, слыша от них: а-а, устал, — я предлагал повести машину на обратном пути, то сейчас сам так устаю, что не до руля. По молодости мог играть в гольф и три, и четыре дня подряд, а сейчас хочется вернуться домой уже после двух. И еще — я перестал есть скумбрию. Я очень люблю скумбрию, но в последнее время покрываюсь от нее крапивницей. Подсело зрение. Может, это возрастное, но похоже на старческую дальнозоркость.
Стоит начать думать обо всем этом, и становится не по себе. Вот и стараюсь по мере сил не думать. Но от работы никуда не денешься… Например, весь прошлый год я ходил на работу, но ничего толкового делать не мог. Мы — коммивояжеры, о некоторых вещах приходится задумываться на полгода, на год вперед. Но если честно, я этого уже не мог. Не было у меня сил видеть и думать о вещах на перспективу. Не было даже духа. По меньшей мере, так было весь прошлый год. Но это касается не только работы. В плане развлечений — все то же самое. Ни на что не тянет. Коллеги по работе вникают в мои обстоятельства и около года терпят и заботятся обо мне. Однако спустя год они видят во мне нормального человека, и требуют от меня ответов. И я понимаю, что должен находить эти самые ответы. Сам настраиваю себя: нужно будет постараться и в этом году.
Считаю, что Асахару лучше как можно скорее судить и казнить. Растягивать такие вещи в суде — смысла нет.
Линия ХибияРазные поезда
Следовавшие за «зариновым» A720 S три поезда А621Т (отправление от Кита-Касугабэ), А785К (отправление от Кита-Сэндзю), A666 S (отправление от зоопарка Тобу) прекратили движение соответственно на станциях Хаттёбори, Каябатё, Нингётё. Так как A720 S остановился на Цукидзи, им ничего не оставалось, кроме того, чтобы, как бильярдным шарам, скопиться на предыдущих станциях. В этих поездах ехала следующая пара.
Куда смотрела до сих пор полиция?
Работает в компании, торгующей французскими автомобилями. Если точнее — принимает заказы на постгарантийное обслуживание и оказывает техническое содействие дилерам. Работает в этой фирме полтора года, раньше сам был дилером, но — немецких марок. После инцидента с зарином съездил во Францию на месячную стажировку. В машинах покопаться любит. Но лично для него, чем больше поломок — тем больше он занят, мало поломок — лафа.
Тридцать лет, но в нем еще играет юность. Конечно, может, из-за такого специфичного интервью лицом к лицу, но создается впечатление, что он совсем не болтун. Целый час — весь свой обеденный перерыв — он, попивая кофе, рассказывал нам свою историю в кафе недалеко от фирмы. На вопросы отвечал спокойно, сдержанно. И лишь когда он критиковал подход государства к зариновому инциденту, на его лице проявились эмоции. Семья — жена и ребенок двух с половиной лет. Живет в префектуре Сайтама.
Хобби — автомобили и рок-группа. По выходным арендуют для репетиций сцену. Остальным членам группы по 26-27 лет. «Да, мало кто продолжает играть после тридцати», — говорит г-н Миками. Любимая группа — «Рэйнбоу» Ричи Блэкмора. Азартным играм не подвержен, не курит. Выпивает чуть-чуть и только за компанию. В основном любит работать.
По утрам выхожу из дома в 7:15. Со станции Ниси-Кавагути еду до Уэно на линии Кэйхин-Тохоку. Там пересаживаюсь на линию Хибия и еду до Хироо. От двери до двери занимает час с четвертью.
Поезда — и тот, и другой — под завязку. В пути ничего особенного не делаю. Так, иногда слушаю музыку. На работу прихожу в половине девятого, рабочий день с девяти. Еду я с запасом, поэтому не помню, чтобы когда-либо опаздывал.
На Уэно обычно сажусь в передние вагоны — в первый или второй. Но в какой из них сел в тот день, не помню. Не смог ответить я на этот вопрос и в полиции. Поезд остановился, я вдруг вышел на какой-то станции, ехал до работы на такси. Где я вышел, толком не помню. На Каябатё или Хаттёбори?
В вагоне объявили о взрывчатых веществах, там поезд и остановился. Движение вряд ли скоро восстановится, оставалось только ехать на такси. Я быстро вышел и тут же поймал тачку. Пока ехал, слушал по радио о взрывчатке в метро.
Только выйдя из вагона, я увидел двух-трех лежавших на платформе пассажиров. Подумал: наверное, им плохо, — но особого значения не придал. Их уже уносили на себе служащие метро. Но я быстро прошел мимо — нужно было такси ловить. Чувствую, правильно сделал. Чуть позже поймать такси там было уже невозможно. Благодаря этому добрался на работу до девяти.
В тот момент я чувствовал себя вполне нормально. Но потом начались непонятки: вокруг все какое-то мрачное, состояние неважное. Подкатывает тошнота. Тем временем коллеги, насмотревшись телевизора, устроили панику: дескать, это ядовитый газ. Сообщали, что, вдохнешь его — и вокруг все мрачнеет. Тогда я и понял, что со мной. Также они сообщили, что рекомендуется немедля пойти в больницу — и я пошел в ближайшую, на Хироо.
Было это в половине одиннадцатого. К тому времени там уже было порядка тысячи пострадавших. Первым делом взяли кровь на анализ, а затем предложили госпитализацию, объяснив, что низкий уровень холинэстеразы. Сейчас уже точно не помню, но у меня было где-то 60-70 при норме 140. Поставили капельницу, но уколов не делали. Мол, нет лекарств.
Так я в конечном итоге провел в больнице три дня. Палата четырехместная, вообще-то она предназначена для тяжелобольных, но, кроме меня, там был еще один пострадавший от зарина, остальные — обычные больные. Позвонил жене, она приехала. Особого беспокойства не было. Так, вроде: ну, так получилось. В то время мы еще не имели понятия, что это такое — зарин.