— Ну, скажи про зональные допуска, — тяжко вздохнув, выдал ЗНШ. — Про комиссию по допускам. Про зачеты…
Ну что ж, очень даже недурственный противовес.
Для непосвященных рассказываю. На любом режимном объекте есть разнообразные зоны допуска. Для простоты восприятия — на нашем примере: чтобы через КПП пройти в часть — допуск номер шесть, на узел связи — номер пять, в «парадную трубу» — номер четыре, в караулку — номер три, в бункер — номер два, в зал оперативного управления — номер один. В норме про эти допуска никто и не вспоминает, те же солдаты, например, по территории части невозбранно шастают где попало, и никому в голову не приходит потребовать у них пропуск. Да, через периметр у нас и пьяный дятел не пролетит — все утыкано ТСО (техническими средствами охраны), и через КПП без тщательной проверки не пройдешь, но вот собственно на территории — гуляй не хочу.
Однако, если подойти к этому по всей строгости нормативных требований, вырисовывается такая страшная картина, что волосья встают дыбом буквально на всем организме, а не то что на какой-то жалкой отдельно взятой голове.
Чтоб получить допуск номер шесть, нужно пройти отдельную медкомиссию — специально для этого случая, выучить сто девятнадцать пунктов инструкции и сдать зачет специальной комиссии. Комиссия состоит из командира и всех его замов, представителей командования округа, а также приглашенных ввиду режимности объекта представителей из смежных по ответственности ведомств: ФСБ, ФСО и МВД. Если кого-то из комиссии не будет (например, эн-ша и командира, которые сейчас сами знаете где), то зачет вы, понятное дело, не сдадите. А даже если все будут на месте и сдадите, вам придется ждать неопределенное время, пока выправят допуск, оформят его приказом, внесут вас в списки и выдадут удостоверение. Ну так это же ведь только допуск номер шесть — для прохода через КПП на территорию части. А ежели вам, предположим, надо прогуляться для производства следственных действий в оперативный зал, придется проходить ту же процедуру для каждой отдельно взятой зоны. А теперь спешу сообщить радостную новость: наша часть — объект очень простой, едва ли ни первого уровня в табели о рангах ВГО (важных государственных объектов). Так что, если нашей службе приспичит провести аналогичное расследование, допустим, на объекте хотя бы десятого уровня, там, вполне возможно, будут тридцать восемь зон допуска, и для доступа в каждую из них придется повторять вышеописанную процедуру.
И заметьте: по большому счету — никакого саботажа. А просто строгое и точное соблюдение нормативных актов. И если даже на секунду представить себе, что мы получим прямое указание Президента презреть всю эту бюрократическую рутину и пустить команду сразу в зону номер тридцать восемь… А там, в этой зоне, с кем-то из команды что-то случится… Или со всем командой разом… Ну, вы меня поняли, да?
Так что в самом деле до тех пор, пока не будет готова законодательно-нормативная база по деятельности нашей службы, лучше — через колодец. Легче, проще, быстрее.
— Я вас понял, товарищ майор. Так и передам. Спасибо, что уделили время.
— Да не за что, Сань. Ты там это… Давай, заканчивай там всем подряд маяться да возвращайся. Тут работы невпроворот.
— Ну вы же знаете, что это не моя инициатива. Я бы с превеликим удовольствием…
— Знаю, знаю. И не забывай… Гхм-кхм… В общем, ты в курсе, теперь по нашей линии вакансия открывается. Так что через квартал вполне возможны подвижки… Смотри, не опоздай.
— Хорошо, буду иметь в виду. Всего доброго…
Пока я общался с ЗНШ, подъехали наши. Выйдя с КПП, я едва не прослезился от открывшейся взору идиллической картинки: между шикарным «мерсом» и нашей убитой «таблеткой» дружным кружком стояли прокурор, его водила, доктор, Степа, инженер и слушали Юру, который то ли рассказывал свежий анекдот, то ли попросту травил байки. При этом все задорно смеялись, в том числе и прокурор.
Приятно, правда? Совершенно одинаковые по положению и возможностям люди, и еще более одинаковые по состоянию и цене машины. Этакое чиновно-сермяжное братство, собранное в кучу ради общей цели чьим-то замысловатым усилием.
По мере приближения к этому дружному хохочущему кружку мне становилось все более неуютно и одиноко: я чувствовал себя в этой компании ненужным и лишним.
Моя выспренная тирада у костра — по поводу предназначения пассажирского поезда — она осталась всего лишь тирадой. Вчерашний день показал, что я действительно пассажир, никчемное существо, от которого нет никакого толка. Более того, в некоторых ситуациях опытным товарищам приходится рисковать здоровьем и жизнью, чтобы обеспечить этому пассажиру комфортное существование.
Утро сегодняшнего дня этот статус подтвердило. Мне бы сейчас выйти и этак небрежно кивнуть: «Пошли, хлопцы, я вас проведу».
И все встало бы на свои места.
Я никого и никуда не мог провести. Учитывая тот факт, что это моя родная часть, запросто можно сравнить ситуацию с положением подкаблучника, который выходит к компании и уныло сообщает друзьям: извините, ребята, но моя супруга нынче сердита, так что посидеть не получится — впустить вас я не могу. Да, это мой законный дом, но… Давайте-ка вон там, на лавочке…
То есть резонно предположить, что Юра презрительно скривится и привычно выдаст: ну, турист, ты вообще ни на что не годен, даже в собственной части вопросы не можешь решить. А Степа ничего не скажет, но молча кивнет — примерно с тем же смыслом.
Мучимый такими пассажирскими комплексами, я подошел к нашим и робко поздоровался.
— Здорово, турист! — радостно заорал Юра, хлопая меня по плечу и осматривая со всех сторон, как какую-то нарядную куклу. — Да ты совсем на человека стал похож! Гля, какой военный — хоть прям щас по ямам!
— Здорово. — Степа тоже нашел для меня пару теплых слов. — А ты, оказывается, крепыш. С таким бугаем вчера тягался — и положил. Не ожидал!
— Привет. — Инженер поздоровался со мной так, словно мы знакомы сто лет и расстались буквально минуту назад — и тотчас же огорошил: — Ты зажигалку мою не видел? Прикинь, посеял где-то. Надо же, никогда со мной такого не бывало!
— Нет-нет, не видел… — Я почувствовал, что краснею, и поспешно обратился к Ольшанскому: — У меня есть подтверждение вашей гипотезы по поводу местечкового саботажа.
— Вообще-то, это не моя гипотеза. — Ольшанский лениво зевнул, достал зажигалку и принялся раскуривать потухшую трубку. — И, если разобраться, не гипотеза вовсе, а суровая действительность. Но это, в принципе, не имеет значения, так что рассказывай.
Прыгая с пятого на десятое, я принялся поспешно рассказывать о системе зональных допусков, но на первой трети повествования был остановлен: Ольшанский прекрасно знал всю «кухню» и в пространных изъяснениях по этому поводу не нуждался.
— В общем, все с вами ясно, — Ольшанский пыхнул трубкой и с аппетитом затянулся. — Уловка номер одиннадцать.
— Может, «двадцать два»? — вежливо подсказал я.
— Нет, вот это — именно одиннадцать. Одиннадцатый способ не пустить «варяга» на объект.
— А сколько их всего, таких способов? — заинтересовался Юра.
— Их немало, все вот так с ходу и не перечислишь, но самые распространенные и надежные давно подсчитаны и даже классифицированы. Вот эта «уловка 11» — пожалуй, одна из самых безопасных и легитимных.
— А что там у нас в первой тройке? — уточнил я.
— Номер два-три-четыре: «чипок», карантинная зона и «беда в соседнем подразделении», — не задумываясь ответил Ольшанский. — Дешево, сердито и надежно. Регулярно встречаются в связке.
— Это чрезвычайное-то положение — дешево и сердито? — усомнился я.
— Так точно, — кивнул Ольшанский. — Девять человеко-часов, три взрыва с интервалом в три часа, эпидемия с превышением установленного порога, равно как и эпизоотия: и все. Усиление, все объекты закрыты, никаких комиссий. Особенно приятно, хе-хе, когда все эти неприятности случаются рядом — у соседей. Тогда вообще всем резко становится не до тебя, и ты можешь спокойно продолжать заниматься своими черными делами или попросту заметать следы.
— Вы сказали: два-три-четыре, — проявил я наблюдательность. — А что у нас под номером один?
— Ликвидация, — неожиданно ответил Степа.
— Что-что?!
— Так точно: физическое устранение, подтвердил — Ольшанский. — Старое правило, работает безотказно: нет человека — нет проблемы.
Я внимательно посмотрел на Степу. Он, как обычно, был невозмутим и лениво-расслаблен. Взгляд его мне поймать не удалось: Степа рассматривал машину прокурора и в гляделки со мной играть не собирался.
— Ладно, болтать с вами, конечно, приятно, но пора и делом заняться, — сказал Ольшанский. — Итак, слушайте сюда, братья-славяне…
— А я татарин, — неожиданно признался инженер.
— Ты можешь не слушать, — милостиво разрешил Ольшанский. — У нас по средам скидка для татар.
— Да нет, я просто так сказал, — смутился инженер.
— Я тоже просто так, — кивнул Ольшанский. — Никаких скидок не будет, если что, всем достанется по первое число, так что слушайте внимательно… Был я в трех ведомствах, что входят в комиссию, общался со всеми. Ничего хорошего, разумеется, на месте происшествия они не нашли. Специалисты всех трех ведомств лазили вот в этот паршивый дренаж — кстати, колодец за углом…
Тут Ольшанский ткнул трубкой мимо КПП, показывая, за каким именно углом колодец.
— …и все разом пришли к очень удобному для всех выводу: колодец на ничейной территории, не запирается, так что залезть туда мог кто угодно. В дренаже, разумеется, ничего интересного тоже не нашли. Кроме, разве что, дерьма — но оно, сами понимаете, совсем неинтересное. А зря…
— Почему зря? — чутко отреагировал я.
— Ну так это же очевидно. Ты сказал, что ранее посторонних запахов не было, а в момент происшествия — буквально воняло. Между тем специалисты всех трех ведомств честно отметили: судя по ряду признаков, лаз в дренаж был оборудован давно и пользовались им регулярно.