– Но нужно же знать хотя бы направление, – разочарованно сказал Филипп.
– Молодой человек, – монах положил руку на запястье Филиппу и улыбнулся. – Направление подскажет Шива и твое сердце, если свет идет изнутри, а не снаружи. Глаза твои не должны жаждать прекрасного, но видеть, будучи закрытыми.
– Но все же эта гора – Меру, где именно в Гималаях она находится?
– Иди к Королю Гор, а там Шива тебя встретит, и если ты достоин, он поведет тебя, – на этих словах монах, поклонившись, повернулся и пошел прочь, в свет, льющийся из дверей храма.
Филипп не стал его задерживать. Было очевидно, что монах больше не скажет никаких подробностей. А возможно, их просто более и не могло быть.
– Теперь мы знаем, куда идти.
Журналист обернулся.
– Вари? – Филипп вгляделся в темноту статуи.
Монах выступил из тени. Он держал в руках белые четки и медленно их перебирал.
– Ну, наконец-то! – вздохнул Филипп. – Я думал, что тебя похитили инопланетяне!
– Нет, ну что ты, – серьезно сказал монах, – мне нужно было срочно отлучиться.
– Понятно, – журналист вспомнил, что Вари не реагирует на его шутки. – Как ты узнал, что я здесь?
– Шива сказал мне.
– А, ну конечно же, – кивнул Филипп, улыбаясь.
– Я так понимаю, что теперь мы знаем, куда дальше двигаться?
– В общем, да. Если, конечно, это можно назвать – знаем.
– Тот монах дал тебе направление. Это уже очень много.
– Он сказал, что нужно идти к Королю Гор, и мне кажется, я знаю, где это.
Монах улыбнулся и кивнул.
– Конечно, ты знаешь.
– Король Гор – на санскрите звучит как – Диамир.
– Верно.
– И я точно знаю, что это один из самых больших ледников на территории Пакистана, находящийся в Гималаях.
– Это так.
– В таком случае предлагаю не терять времени, – и Филипп подмигнул Вари и уверенно направился к выходу.
19
Бескрайнее небо, от глубокого синего цвета которого захватывало дух, уходило за край земли, где, казалось, нет ничего, кроме гигантских и величественных пиков Страны снегов.
Возвышаясь над миром вот уже тысячи лет, Гималаи созерцали с поднебесной высоты землю с царским спокойствием и умиротворением. Оказавшись во власти летящих в небо горных вершин, одурманивающих хвойных лесов предгорья, ослепительных снежных склонов или рельефных ледяных ущелий, никому не придет в голову спешить или думать о насущных мирских проблемах. Здесь, в царстве вечности, кажется, что мир бесконечен, а жизнь вела вас именно к этому моменту, чтобы познать себя, обрести внутреннюю гармонию и вот-вот открыть самую важную тайну, скрытую на склонах крутых вершин.
Филипп поправил большую меховую шапку, сползающую на лоб, и вдохнул мороз. Колючий воздух проник в самые легкие, наполняя весь организм счастьем и эйфорией. Он выдохнул, и пар заклубился вокруг его лица.
– Как думаешь, долго нам еще идти? – спросил журналист.
– Не знаю, – отозвался Вари, шедший впереди в нескольких метрах за проводником. Монах не сменил свою черную рясу, но явно надел под нее какую-то теплую одежду, потому как температура воздуха была не более десяти градусов ниже нуля. Журналист же надел на себя все, что подвернулось из теплой одежды в магазине. Выросший в стране с холодным климатом, он знал, что лучше пусть будет жарко, чем мерзнуть, тем более что в таких горах, как Гималаи, температура воздуха даже летом не поднималась выше минус двадцати пяти градусов, а населенных пунктов не сыщешь на сотни километров. Тяжелые меховые сапоги, длинная шуба из волчьего меха и варежки, которые Филипп приобрел в магазине в Чиласе – крайнем поселке перед заснеженными долинами, грели хлеще печки, чему Филипп был несказанно рад.
– Вам не тяжело? – крикнул журналист, догоняя проводника, невысокого, но крепкого пакистанца средних лет, который нес за плечами снаряжение, необходимое для путешествия в горах.
– Нет, мистер, я привык, – отозвался тот.
– И часто вы так вот водите туристов?
– Частенько, но туристов редко. В основном альпинистов, – проводник улыбнулся. – Отчаянный народ, без страха и смысла в жизни.
– Почему вы так говорите? – спросил Филипп.
– Ну как же?! Разве человек в здравом уме сунется в эти горы?
– В каком смысле?
– Нанга-Парбат, – проводник указал рукой на снежный пик впереди, – девятая по высоте вершина мира и высочайшая точка Западных Гималаев. Это легендарная гора-убийца, положившая на своих склонах не одну экспедицию! Классический маршрут до ледника Диамир – технически достаточно сложный и объективно опасный, но эти альпинисты идут и идут, – проводник покачал головой. – Глупые люди, ищущие смерти.
– Им, наверное, не хватает адреналина, – сказал Филипп.
– Вот я и говорю, странные.
– А что такого особенно опасного в Нанга-Парбат?
– Ну, как сказать… – пакистанец говорил по-английски, с чудовищным акцентом, но фразы строил правильно, а словарный запас вызывал уважение. Видимо, годы общения с туристами и стремление к знанию языка привели проводника к столь замечательному результату. – Массив Нанга-Парбат – это крайняя западная вершина центральной цепи Гималаев, на северо-западной границе Кашмира, высотой в восемь тысяч сто пятнадцать метров. Он возвышается на две тысячи метров над окружающими горными массами, притом настолько круто, что снег остается лежать лишь в его ущельях.
– Кашмир – это какая-то независимая область в Пакистане?
– Нет, не совсем. Мы как раз и находимся сейчас в Кашмире, – улыбнулся проводник. – Когда-то это было независимое княжество в Гималаях. Сейчас это область, не закрепленная официальными соглашениями о границах, а сам регион является очагом напряжения между занимающими его странами, прежде всего это Индия и Пакистан.
– Понятно, – кивнул Филипп.
– Склоны массива очень круты и лавиноопасны, – проводник размахивал рукой, показывая направления. – Особенной крутизной отличаются юго-восточные и южные склоны. Они представляют собой стены, поднимающиеся из глубины ущелий на высоту четыре-пять километров, и такой крутизны, что снег лишь с трудом удерживается на отдельных их участках, главным образом в углублениях скальных стен да в расщелинах.
– И все равно находятся люди, которые стремятся покорить эти вершины?
– Конечно. Половину из тех, кого я провожал, я уже не встретил. К сожалению, основной особенностью массива Нанга-Парбат является большая лавинная опасность. Однако мой опыт позволяет мне подобрать такие маршруты, где эта опасность сравнительно невелика или, во всяком случае, не больше, чем на многих относительно простых снежных вершинах, – проводник посмотрел на журналиста.
– Это замечательно, нам повезло, – быстро отозвался Филипп, понимая, что проводник ждет похвал и восхищений.
– Гора Ужасов – так немецкие альпинисты назвали Нанга-Парбат, – продолжил проводник. – И немало планов штурма этого гиганта вынашивалось в течение долгих лет! Наивные люди. Стремление к неизведанному, труднодостижимому, своеобразная романтика, но главным образом погоня за необычным, а в то же время за личной славой и известностью, толкает многих альпинистов на мысль о победе над этой легендарной вершиной. Да, да! Мрачная слава Нанга-Парбат широко распространилась. Ловкие дельцы быстро превратили эту славу в сенсацию, а торговцы использовали ее в качестве рекламы для своих товаров. Участники экспедиций в рекламных целях и для заработка брали на себя обязанность по использованию фотоаппаратов, часов, вечных ручек, белья, носков и других предметов для создания рекламы торговым фирмам. Поверьте мне, – пакистанец остановился и вздохнул, – люди не понимают этот массив. Они не видят его реальной красоты! Не ценят его истинной значимости.
Филипп решил не спорить и не поддерживать более этот разговор.
Поверхность массива была богата многообразием внешних форм – здесь и плавно текущие ледники, крутые снежные или ледовые взлеты, лабиринты холодных глыб на ледопадах или на других сильно расчлененных участках ледников, некрутые снежные склоны, по которым можно кататься на лыжах, вечно грохочущие камнепады и снежные и скальные склоны. А над всем этим нагромождением скал, снега и льда гордо возвышается седой гигант – вершина Нанга-Парбат. Ее окружали мощные спутники, лишь незначительно уступающие по высоте главной вершине. А с востока и с запада от массива, точно стражи, стоят скальные пирамиды пиков Ракиот и Рупал, поднимающие свои побеленные снегами вершины до высоты более семи тысяч метров.
Филипп любовался открывшимся видом и чувствовал необычный трепет и желание смотреть и смотреть на окружающее великолепие. Не зря говорят, что вода, горы и небо – это единственное, что вынимает душу и соединяет ее на одну секунду с Богом.
До ледника шли два дня. Массив Нанга-Парбат ослепительно сверкал девственной белизной своего снежного покрова под лучами яркого дневного солнца, вечером же окрашивался в пурпурные оттенки, а ночью затихал под бескрайним небосводом, где сверкали миллиарды далеких звезд. Ночью было холодно. Филипп сворачивался буквально в «узел», пытаясь согреться и заснуть, но ему это удавалось не всегда. Пару раз ему пришлось подогреться алкоголем, дабы не потерять сознание и волю, однако повторять это проводник категорически запрещал. Слишком опасны были склоны, необходимо сохранять внимательность и осторожность. Днем шли молча, экономя воздух, который казался тяжелым и чужим.
Ниже снеговой линии массив был окружен прекрасными горными пастбищами, покрытыми пестрым многообразием горных трав и цветов. Верхняя их граница примыкает к снегам, не тающим даже под горячим летним солнцем. А дальше, чуть севернее, виднелись уже леса, состоявшие из гималайской сосны, ели и кедра.
Филипп преодолел несколько крупных подъемов, и перед ним открылась не только вся Нанга-Парбат от вершины до подножья, но и бурные воды реки Ракиот, вырывающиеся из-под ледника, прекрасный лес, высящийся по обоим склонам ущелья, и огромная ровная поляна от перегиба склона до самого леса. Здесь сделали привал. Поляна показалась журналисту исключительно красивой – богатый травяной покров с большим количеством горных цветов самой разнообразной расцветки покрывал ее пестрым ковром. А над головой грозная громада Нанга-Парбат, застывшая в суровом величии, в сочетании с мощными лесами ущелья и прекрасной цветущей поляной – все это создавало своеобразную сказочную обстановку.