К сожалению, названия половых органов на русском Бенвенуто отлично выучил с первых дней романа с Оксаной, которая еще не понимала по-итальянски. А также правила употребления этих слов в физиологическом и ругательном контексте, чтобы случайно не говорить обидного.
Бенвенуто атаковал первым. Зрители расступились, все еще думая, что им покажут потешное побоище. Богдан отчаянными взмахами отбил пару ударов, и тут в бой вступил Анджей.
Шутник-холоп, быдло и пес смердящий при нештатной ситуации сбежит, а на правеже попытается спрятаться за «я не всерьез» с таким видом, будто это смягчающее обстоятельство. Шутник-дворянин отвечает за любые свои слова, сказанные в шутку или всерьез, трезвым или пьяным. Анджей совершенно не желал смерти Богдану, быстро понял, что этот противник хлопцу не по плечу и, как человек чести, вынужден был вступиться за товарища.
Богдан не совсем понял, что правильно делать в такой ситуации. Отступить и бросить друга, который за тебя вписался, плохо. Оттолкнуть Анджея, чтобы снова биться одному, хамски невежливо и верная смерть. Рубиться вдвоем против одного, ведь вызова на поединок не было? Только так.
Ласка включился в бой сразу же, как понял, что это не дуэль один на один. Из тех же соображений и Вольф схватился за корд.
Увидев, как по цепочке в бой вступают по-разному одетые люди, сразу три совершенно посторонних нетрезвых шляхтича выхватили сабли и выступили на стороне литвинов против итальянца, русского и немца. К уже массовой битве присоединились двое итальянцев.
Круг зрителей не успел расступиться достаточно широко, чтобы дать место всем, кто пожелал сразиться. Из-за чего сразу в нескольких местах незнакомые люди поссорились друг с другом совершенно на ровном месте из-за сущих пустяков вроде толчка в бок или наступания на ногу.
Всего пара минут прошла с момента, когда мистерия превратилась в дуэль, до трансформации дуэли в массовое побоище, которое продолжало расширяться на весь двор, с поспешным бегством дам и переворачиванием столов.
Геркулес Раздивилл и Сигизмунд Старый остановить побоище не смогли, как ни орали. Каждый отдельно взятый шляхтич для себя решил, что остановится, когда остановятся остальные.
Станчик заиграл на своей лютне куплеты из мистерии про московитов.
Ну-ка запрягай медведя, ну-ка водки наливай,
Масленица наступила, ждут нас блин и каравай.
Выйдем мы на стенку стенка, рукавицы сунем в рот
Юшкой красною умоем сразу весь честной народ.
Нас никто не остановит, ну-ка, размахнись, рука,
И на шляхтича, и ксендза, и простого мужика.
Никого мы не боимся, ни князей, ни королей,
Ляхам, немцам и татарам раздаем всегда люлей!
Уже на третьем куплете все ясновельможные, шановные и даже худородные паны негодующе развернулись к шуту и, размахивая оружием, призывали его заткнуться подобру-поздорову.
— Под Смоленском вас не было, таких смелых! — крикнул Станчик.
Половина даже не поняла, о чем это он. Для столичного панства Смоленск это никому не нужный край земли где-то по ту стороны Литвы, где вечно лежит снег, и полудикие московиты запрягают медведей в сани-розвальни.
— Кто зачинщик? — громовым голосом крикнул Геркулес Радзивилл.
Вокруг отбивавшихся спиной к спине Ласки, Вольфа и Бенвенуто образовалось пустое место. Богдан и Анджей уже куда-то подевались.
7. Глава. Муж и жена — одна сатана
Когда на королевском пиру в Кракове началось массовое рубилово, из толпы выбрались к стенке двое простолюдинов. Ян-мельник и кто-то настолько незаметный, что успел отдавить копытами ноги пяти шляхтичам, а те подумали друг на друга.
Ян-мельник подошел к черту.
— Не хочу говорить, чтобы ты здравствовал, но мое почтение.
— И тебе мое почтение, раз уж ты можешь меня увидеть, — ответил черт.
— Говорят, у тебя сегодня сделка с покупкой души, и ты хочешь, чтобы она сорвалась. Тогда Люциус не выполнит условие, и ты его душу приберешь к рукам.
Черт посмотрел на Яна с нескрываемым удивлением.
— Тебе-то откуда знать?
— Слухом земля полнится, — развел руками Ян.
— Знал бы ты, как я от него устал за тридцать лет и три года на побегушках, — вздохнул черт, — Я бы душу сдал куда положено, а сам бы на его месте паном пожил. Сколько ему завидовал, эх! Но говори по делу. Грешник должен дать мне ценный подарок, чтобы выкупить свою душу. У тебя есть?
— Есть, но не совсем у меня…
— На площади в двух шагах от собора сидеть не буду, меня и так припекает уже. Внизу погребок есть, «У Смока», я тебя там подожду.
— Не жди, а тащи меня с собой. Заодно захвати жену сегодняшнего шляхтича. Видишь ее?
— Под третьим столом отсюда сидит. Ты и про жену знаешь?
— Знаю. Тащи. Только там дай сначала мне с ней поговорить.
— Что это? Где я? — Оксана только что сидела под столом на площади, и вдруг под ногами оказался деревянный пол, а над головой беленые своды.
— Ты не поверишь, — сказал Ян.
— Что? Ты?
— Твой муж — тот шляхтич, про которого говорил Твардовский. И он сговорился продать душу черту, чтобы тебя вернуть. Черт готов отменить сделку, но хочет поменять душу на что-то ценное.
— Тебе надо, ты и меняй, — Оксана всегда торговалась в сделках и всегда перечила мужчинам. Если они не короли, конечно.
— Даааа? — Ян поднял брови, — Ты же венчанная жена. Он за тебя душу продал. Твои ведьмовские штучки на мужа больше работать не будут. И черт будет следить, чтобы ты ему не изменяла.
— Ух ты блин. Ах он сукин сын! Пусти, я ему глаза повыцарапаю!
— Кому, черту?
— Богдану!
— А черт тебя через кровать перегнет и свечку подержит.
— Да чтоб его разорвало!
— Кого?
— Обоих!
— Давай по делу уже. Черт сидит за стенкой и готов принять за душу выкуп.
— Что я с этого буду иметь?
— Муж тебя будет иметь. Как раньше. Без всяких чертей. Просто аннулируешь сделку.
— Как раньше, это еще вопрос кто кого имеет. Что бы он там о себе не думал. Что хочет черт?
— Подарок, какой не купишь за деньги.
— У меня он есть?
— Не прибедняйся. Ты Твардовскому что-то такое несла.
— Ладно, не мое и было, — Оксана раскрыла левую ладонь.
На большом пальце тяжелой стороной к ладони красовался мужской перстень из темного старого золота, обмотанный шелковой ниткой.
Ян посмотрел на перстень сквозь пальцы.
— Что это?
— Наследство царя Соломона. Говорят, что демонов не вызывает, но я не проверяла. Возьмет черт в уплату вот этот перстень?
— Возьмет, куда денется. Нитку свою колдовскую на нем оставь на всякий случай.
— Заметит же.
— Черт не баба, нитки в упор не видит.
— Ты что, хочешь черта ограбить?
— Ага. Он сказал, что поживет паном на месте Чорторыльского. Значит, положит перстень в сундук, где у Люциуса сокровищница. А мы ее твоей ниткой изнутри откроем.
— Тебе-то откуда знать?
— Не первый раз и не второй. Хочу ее полностью выпотрошить.
— А мне с этого какая радость?
— Так твой муж клиент Чорторыльского. Охота тебе, ведьме, под чертом жить? Возьмешь столько, сколько руки унесут, да и сбежишь с мужем куда глаза глядят.
— Зачем мне бежать? — тут Оксана вспомнила, что погоня из Парижа дошла до нее аж в Вене, и на этом не остановится.
— Что? Есть зачем? — ухмыльнулся Ян, — Успела врагов нажить?
— Отстань, и без тебя тошно.
— Нитку оставь, а в Волыни я тебя сам найду. Идем черту сдаваться.
Черт спокойно принял перстень, достал из-за спины пергамент с печатью, порвал его в клочья, положил в миску и сжег. Искру он получил не огнивом и кремнем, а щелкнув зубами.
— Вот твой муж, живите долго… — черт так улыбнулся, что из-под человечьей личины проступило рыло и рога, — … И счастливо.
— Ты що тут робишь! — закричал на весь погребок невесть откуда взявшийся Богдан, — Вид родного чоловика втекла, та з мужиками пиво пьешь?
Оксана не успела встать, как второй раз за день получила такого леща, от какого и у крепкого мужика бы голова закружилась.
— А ты хто такий? — Богдан обернулся к Яну, — Ян-мельник! Хлопцы!
Ян бочком-бочком подвинулся к выходу. Богдан на этот раз, выдав леща, намотал на руку Оксанину косу, и с таким якорем не успевал его догнать.
— Да щоб тебя!
Ян бросился в дверь, а Богдан запустил в него кувшином со стола. Метил в голову, но попал в спину.
— Ух я тоби, видьма ты хитрожопая! — Богдан повернулся к жене.
— Только не по лицу! — пискнула Оксана.
— Горазд, до дому приедем, там погутарим. И вид мене щоб ни на крок!
Они вышли на улицу, там обнялись и поцеловались.
— Ось ты вроде видьма видьмой, а як знайшов тебе, так и на душе легче стало, — сказал Богдан.
— Да и мене якось до тебе пид бочок захотелось, — ответила Оксана.
— Ось там порожне мисто миж стенами.
— Так люди же вокруг.
— Якщо ты правда видьма, то зроби, щоб нас не заметили.
— Ты тильки осторожнее, я вид тоби поотвыкла трохи.
— С крулем-то? Али брешешь?
— Да у тебя потолще будет, чем у многих королей.
— У многих? Курва!
Удовлетворившись, Богдан вспомнил, что оставил товарищей во время битвы. Хотя они и сами не собирались в этой битве участвовать. И не по своей воле оставил, а черт унес.
— Збирайся, пийдемо до хлопцев, — сказал Богдан.
— Зачем же мне до твоих хлопцев? — удивилась Оксана, — Воны разбойники и душегубы.
— А куда? Я зараз такому пану служу, ух!
— Из дома ушел?
— Ушел.
— То бишь, ты зараз бездомный бродяга, на чужой лавке спишь, чужим одеялом ховаешься? Зачем тебе жена, дурень?
— Але ж венчалися, клятву давали… — опешил Богдан, — Хочешь, до дому поидемо, якщо пан видпустит?
— Чего я у тебя дома не видела? Одно название что дом, хата хатой.
— Так якого рожна тоби треба?
— Палат каменных. Платье новое каждый год. Золота на расходы. И чтобы бабы в округе на меня тявкнуть не смели!