— У вас что, сжигают всех, кого обвинили?
— Вообще нет, но у этих двоих да.
— Зачем тогда испытания, признание, допросы, пытки?
— Так положено. Нельзя же просто схватить честную женщину по ложному доносу и сжечь.
На следующий день в пыточную таскали остальное население тюрьмы. Показывали залитую кровью стену и два светлых силуэта на кровавом фоне. Получили несколько чистосердечных признаний. Кого-то даже пришлось удавить, а то напризнавался тут, что зацепил очень уважаемых людей.
Дознаватели в этот день ведьму не только не обижали, а откармливали красным мясом и отпаивали красным вином. Если ведьма сдохла от пыток, это неправильно. Ведьму надо сжечь, а перед этим добиться признания. Или хотя бы попытаться добиться признания, а если попадется слишком стойкая, то сжечь.
Утром ведьму привели на допрос. Пока без пыток.
— Ты веришь в существование колдунов? — спросил Якоб.
Многие ведьмы отвечали на этот вопрос «нет». Из этого можно было натянуть, что ведьмы отрицают существование дьявола, приспешниками которого являются колдуны, отрицание дьявола можно натянуть на ересь, и за ересь уже уверенно жечь.
— Да, — спокойно ответила Оксана.
— Кого из них ты знаешь и откуда? — методика предусматривала и такой ответ.
— Ууу… — и ведьма начала рассказывать.
Генрих устал записывать, закончилась и бумага, и чернила. Оксана остановилась перевести дух.
— Что-то не так? Или знакомого узнал? — спросила она.
— Ты говоришь только про русских, литовских и польских колдунов.
— Вам только про немецких надо?
— Про действующих в пределах Священной Римской империи.
— Краков вам сильно далеко?
— Юридически да.
— Ваших не знаю, уж извините.
— Знаешь ли ты, что колдуны убивают детей? — Генрих задал очередной типовой вопрос из своей книги.
— А то ж!
— Стой. Опять про восточных?
— Ну да.
— Откуда ты все это знаешь?
— Люди бают. Вы приезжайте в Киев, да зайдите в любую корчму вечером базарного дня. Или еще лучше к бабам на посиделки. Записывать — руки отвалятся.
Дознаватели вздохнули. Вроде и сказала много, а себя никак не оговорила.
— Есть ли у тебя книги о колдовстве? — спросил наудачу Якоб.
— У меня нет, а вот у моей прабабки были. Волховник, Сносудец, Зелейник, Чаровник, Розгомечец, — Оксана посчитала по пальцам, — И Гримуар, но он на латыни.
Про полторы книги, доставшиеся от Колетт, она просто забыла.
— Так твоя прабабка ведьма?
— Была. Скопытилась старушка. Знала бы, что вам ее книги понадобятся, наверное, отписала бы в завещании. А может и не отписала бы. Из вредности. Ведьма же.
Допрос допросом, а обед по расписанию. После обеда дознаватели зачитали список событий, предположительно связанных с ведьмами и колдовством во время непродолжительного пребывания Оксаны в Вене.
— Портила молоко, препятствовала коровам доиться!
— Я? Нетушки. Вот вам крест, мне вообще не до вашего молока было.
— Смерть мужчины!
— Нет.
— Смерть ребенка!
— Нет.
— Смерть лошади!
— Нет.
— Смерть сторожевой собаки!
— Издеваетесь? Вы на меня хотите повесить все, что у вас в городе за неделю сдохло? А пока меня не было, так у вас и кладбище дубами поросло?
— Превращалась в кошку!
— Ага, мяукала гнусным голосом, поднимала хвост и с котами совокуплялась. Могла бы я превращаться в кошку, я бы у вас в темнице не сидела.
— Угрожала добрым христианам!
— На каком языке?
— Эээ, что?
— Я по-немецки ни в зуб ногой. Вы меня на латыни допрашиваете. Ругаться умею только по-русски. Какими словами я угрожала?
— Записано по-немецки.
— Тогда это точно не я.
— Ничего? — спросил старший дознаватель Генрих.
— Ничего, — развел руками младший дознаватель Якоб.
Пришлось поставить очередной, уже четвертый крестик в столбце «не ведьма».
— Тогда переходим к пыткам.
— К пыткам? — удивилась ведьма, — А раньше что было?
— Проверки и испытания.
— И до чего допроверялись?
Дознаватель грустно посмотрел в свою таблицу. Четыре-ноль.
— Что мы пока не уверены, что ты ведьма, — скрепя сердце, сказал он.
— Прямо от сердца отлегло.
— Но мы очень стараемся.
— Спасибо, блин, большое.
Вечерняя мышь не порадовала.
— Завтра тебя будут пытать.
— Я знаю, — грустно ответила Оксана, — Нельзя как-нибудь без этого?
— Ты в мышь превратиться можешь?
— Нет. Вот в жизни бы не сообразила, что первым делом ведьме надо учиться превращаться в мышь. Особенно, когда узнаешь, сколько в мире всякого интересного колдовства.
— Жаль. Ты и как девушка такая… привлекательная, а мышь из тебя бы получилась просто загляденье.
— Охренеть у тебя комплименты.
— У вас что, ведьм не жгут? — мышь сменила тему.
— Жгут, но вместе с хатой.
Мышь даже вздрогнула.
— Хорошо, что у нас не так. Из-за одной ведьмы можно ненароком весь город спалить вместе с мышами и всеми нашими запасами.
— А как у вас? В печке?
— Нет. Где это видано, чтобы живого человека да в печке жечь. Дикарство какое-то и совершенно не по-немецки. На площадь выведут, к столбу привяжут, дровами обложат и подожгут. Цивилизация, понимать надо.
— Выведут на площадь? — Оксана даже обрадовалась.
— Конечно. Народ посмотреть соберется. Судья будет, герольд, стражники, трубачи. Может и господа какие-нибудь посмотреть заглянут. У нас вообще нечасто ведьм жгут.
— Нечасто? Но порядок уже сложился. И учебники.
— Так это же Вена. Здесь все, что больше двух раз происходит, заслуживает письменной инструкции.
— Что выберем? — спросил Якоб, перебирая пыточный инвентарь.
— Давай уже закончим, — сказал Генрих.
— Железом пытать не хочу, опять орать будет. До сих пор как взгляну на нее, так в ушах звенит.
— Давай тогда водой пытать.
— Чего-чего? — спросила ведьма.
— В тебя сейчас вольем ведро воды, — ответил Якоб, листая толстое руководство по пыткам.
— Зачем?
— Здесь так написано.
— Я же лопну, деточка.
— А я налью и отойду.
— Нет, серьезно, а если в меня не влезет ведро воды?
— Здесь написано, что тогда надо налить два ведра.
— Изверги.
Ведьму раздели догола и привязали к пыточному стулу со спинкой. Якоб принес два ведра воды. Генрих запрокинул ведьме голову и вставил в рот воронку, держа ее на вытянутой руке и отвернувшись. Якоб встал на табуретку и осторожно влил первое ведро в воронку, опасаясь, что ведьма вот-вот лопнет, и его отбросит на вон ту стену с острыми пыточными орудиями.
— Быр-быр-быр, — сказала ведьма.
— Что она сказала? — переспросил Генрих.
— Я не расслышал, — ответил Якоб, — Но ведро в нее влезло. Это как считается, она ведьма или нет? Второе лить?
— Ты признаться не хочешь? — поинтересовался Генрих у ведьмы.
— Быр? — ответила ведьма.
— Это да или нет? — спросил Якоб.
— Черт ее знает.
— Второе ведро-то лить?
— Оно влезет?
— Нет. У нее во рту вода стоит.
— Тут написано, что второе ведро надо лить тем, кто первое не выпил, — Генрих посмотрел в книгу.
— Я его зря тащил? — возмутился Якоб.
— Быр?
— Ну, вылей.
— А она не лопнет?
Дознаватели переглянулись. Якоб осторожно потыкал пальцем в раздутый живот ведьмы и пожал плечами.
— Тогда не выливай, — решил Генрих, — Переходим к следующей главе.
Ведьму с раздутым животом отвязали от стула, руки сковали за спиной. Якоб зацепил крюк лебедки за большое круглое звено в середине цепи и поднял ведьму над полом. На ладонь примерно.
— Да чтоб ее! — выругался Якоб.
— Тяжелая? — спросил Генрих, — Ведьма должна быть легкая, так в книге написано.
— Эта на взвешивании была тяжелая, как и вовсе не ведьма. А я в нее еще ведро воды влил.
Генрих тоже взялся за рукоятки, и вдвоем они подняли ведьму повыше.
— Почему лебедка так плохо крутится? — спросил Генрих, — Как песка в смазку насыпано.
— Ага, пришли мыши и насыпали песка, — сказал Якоб.
— Нет, ну что это? — Генрих потер пальцем подтек вроде бы масла и понюхал, — Канифоль?
Якоб развел руками. Пыточная лебедка обходилась без подшипников и вращалась за счет скольжения деревянной оси в деревянных проушинах.
— Быр-быр-быр! — сказала ведьма, очевидно имея в виду «Вам чего-то от меня надо или снимайте уже».
— Не признается? — риторически спросил Генрих.
— Не-а, — ответил Якоб.
— Тащи жаровню.
Под ноги ведьмы поставили ящик с песком. В него — железную жаровню с углями из кухонной печи.
Ведьма задергала ногами и громко забулькала, но перешла на визг и ругательства на незнакомом языке. Дознаватели принимали признания только на немецком или на диалектах латыни, поэтому продолжили наблюдение.
Буль-буль-буль — потекло по ногам и сразу же громко зашипело на углях. Ведьма не лопнула, но протекла из обоих мест. Пыточная наполнилась едким запахом мочи и не менее едким — вчерашней баланды.
— Вот черт! — сказал Генрих.
— Пафф-пафф-пафф-пафф! Звяк! Звяк! Звяк! Из задницы ведьмы не то гидравлической, не то пневматической силой выстрелил фонтан дерьма и несколько круглых свинцовых пуль. Пули отрикошетили от твердых поверхностей. Якобу попало в лицо, Генриху — в руку и в ногу.
Дознаватели испуганно задергались, поскользнулись на обосранном ведьмой полу и на свинцовых шариках и плюхнулись ведьме под ноги. Генрих свалился головой в жаровню, но выставил перед собой руки и попал ими как раз в ящик с песком. С довольно горячим песком, который хорошо прогрелся от углей за тонким листом железа.
Якоб, чтобы не упасть, схватился за какую-то палку, которая оказалась стопорным рычагом лебедки. Рычаг подался, и Якоб рухнул на пол, а лебедка разблокировалась.
Генрих не успел вскочить, оттолкнувшись обожженными ладонями, как ему на плечи свалилась ведьма. Правда, изрядно облегчившаяся. Поэтому спинной хребет выдержал, а дознаватель всего лишь ударился о край жаровни передними зубами, ссыпал угли себе на голову и еще раз коснулся песка, на этот раз, не только ладонями, но и лицом.