— Этим скажем?
— Да. Нам надо дожить до заката.
— Хватит болтать! — на связанных посыпались удары палками.
— Эй, народ, — крикнул Ласка, — Пана Люциуса грабят! Ведьма Оксана, жена вон того здорового, и полюбовник ее Ян-мельник, что в прошлый раз приходил, да меня подставил!
— Перед смертью не надышишься? Время тянешь? — спросил Атаман.
Да они про черта-то не поверили, хотя сами видели.
— Тот сундук заговоренный и открывается только днем! — крикнул Вольф, — Я-то знаю, два раза с ним сталкивался. Им надо успеть открыть его до заката.
— А потом еще попыхтят на сундуке! — крикнул Ласка.
Атаман оглянулся.
— Ну, если врете…
— Мабуть, я проверю? — спросил Богдан.
— Давай. Одна нога здесь, другая там.
— Без мене не починайте, — и парень убежал в дом, забыв закрыть за собой дверь.
Из дома послышалась мужская ругань и женский визг.
— Смотри-ка, не обманул, — сказал Атаман, — Как и догадался.
Муж с женой довольно быстро начали мириться, совершенно не понижая громкость.
— У меня все готово, — доложил палач, подергав веревки.
Ласка весь сжался снаружи и даже внутри.
Атаман обвел взглядов своих.
— Кароль, возьми парней, посмотри, что там.
— Я и так слышу.
— Дурак. Они про Оксану не соврали, и бить ее было за что. Что сейчас Ян-мельник делает?
— Без меня не начинайте, — Кароль махнул ближним друзьям, и втроем они побежали к дому.
— Попался! — раздалось оттуда.
В дверь вышел Кароль, а за ним двое тащили под руки почему-то босого Яна. Под левым глазом у того наливался здоровенный синяк, и левая половина лица выглядела сильно краснее правой.
— Ты смотри, какая добыча! — удовлетворенно сказал Атаман, — Вяжите его к столбу.
— Как казнить будем? — спросил Кшиштоф.
— Никак. Только пытать. Он же одновременно мельник, колдун и вор. Представь, какие с него отступные можно взять.
Сразу несколько человек радостно присвистнули.
Тут солнце, не желая видеть жестокую казнь, привстало на цыпочки, посмотрело через верхушки сосен, вздрогнуло и свалилось за горизонт. Едва погас последний луч, как с треском разошлись веревки, которыми привязали Вольфа. Колечко, сплетенное Оксаной из разрыв-травы, пригодилось. Все оглянулись на него, а он от столба прыгнул на стол, который как раз накрывали слуги. Схватил нож, воткнутый в бок печеного поросенка, свалился на утоптанный снег, перевернулся и превратился в огромного волка.
Первая реакция это удивление, вторая — опасность. Как кабана никто не испугался, так никто не испугался и волка. Клинки полетели из ножен.
Волк сразу же бросился в горло Атаману. Атаман ударил мечом, но с одного удара оборотня не остановить, если только это не четкий укол в уязвимое место. Волк врезался ему в правую руку, сбил на снег, и через мгновение из перекушенного горла к небу брызнул фонтанчик крови. Как недавно заметил Кшиштоф, клык это не сталь и не свинец. Даже не серебро.
Оборотень, конечно, страшный зверь. Особенно, когда внезапно напрыгивает из ниоткуда, а ты один и без оружия. Но чего бояться воину, у которого в руках верный клинок, вокруг толпа товарищей, а в брюхе плещется горилка? Даже если кто и дрогнул внутри, то снаружи этого не показал.
Тварь окружила вооруженная толпа. Как бы ни держала удар волчья шкура, но при такой плотности клинков ее изрубят в капусту.
— Вольф! — крикнул Ян, — Открой сундук и беги! Там дубинка!
Ян выкрикнул еще какую-то ерунду на латыни. Ласка не понял, а Вольф понял. Оборотень оттолкнулся задними лапами, перелетел над головами быстрее, чем сообразили поднять сабли, и бросился в дом. За ним рванулись почти все душегубы. Остались принявший командование Кшиштоф, палач рядом с Лаской и еще двое.
Доминго спикировал с виселицы на плаху и перекусил веревку на правой руке Ласки. Палач выхватил саблю, попугай перекусил веревку на левой руке и отлетел в сторону.
— Ах ты бесова птица! — палач повернулся спиной к плахе, следя за облетающим его полукругом попугаем.
Ласка прикинул, что дотянется, хотя ноги и привязаны, и прыгнул палачу на спину. Обхватил его за шею и под правую руку. Доминго тут же налетел слева, вцепился палачу в волосы и клюнул в висок. Похоже, насмерть.
К ним уже бежали часовые Яна и Бенвенуто, но Доминго в два щелчка перекусил веревки на ногах, и Ласка поднялся с саблей палача.
Через закрытое окно второго этажа вылетел Вольф, рухнул в сугроб и выбрался оттуда, оставляя красный след за собой.
— Развяжи меня! — крикнул Ян, — Или твоим друзьям тоже конец!
Вольф на трех ногах подбежал к Яну и перекусил его веревку.
Из дома раздались звуки ударов и страшная ругань. Душегубы толпой повалили наружу, отмахиваясь саблями и прикрывая головы. Вокруг них летала знакомая Ласке дубинка.
Ян посмотрел на дубинку сквозь пальцы, выкрикнул какое-то заклинание в три слова и добавил:
— Дубинка, бей всех, кроме этого, этого и этого! Не пускай душегубов в дом! Парни, в дом отходим!
Ласка неплохо продержался с чужой саблей против двоих. Сторожить связанных пленников Атаман назначил не самых сильных бойцов. Потом появилась дубинка, и душегубы отступили вглубь двора, отмахиваясь саблями уже от нее.
Доминго подлетел и перекусил веревки у Бенвенуто. Ласка вбежал на крыльцо и взял свою саблю, которая лежала на груди мертвого Казимира. Дубинка отогнала душегубов на пару десятков шагов от дома и куда-то спряталась.
Вольф доковылял до ножа, обернулся и побежал голым к дому, прикрываясь ворохом своей одежды.
— Дубинка их на какое-то время задержит. Может и надолго, но не до утра, — сказал Ян, закрывая вход в дом со двора, — Пан Кшиштоф всяко умнее, чем деревяшка.
— Я вообще ничего не понимаю, — сказал Бенвенуто на латыни и показал на Яна, — Кто он и зачем он тут?
— Могу рассказать, — ответил Ян тоже на латыни, хотя и с польским акцентом.
— Я бы сначала сундуком занялся, — сказал Вольф.
— Он с закатом засыпать начинает. Ты чудом успел. Сейчас должен уже спать.
— Я тебе ни на маковое зерно не верю, — сказал Ласка, — Идём наверх.
— Что-то я не помню, чтобы из дома выбегали Богдан и Оксана — сказал Вольф, — Не там ли они.
Вольф подошел к увешанной оружием стене и снял с одного из крюков свой корд, отобранный днем. Бенвенуто там же взял свой верный меч. Все поднялись на второй этаж. Разгромленная комната когда-то была господской спальней. Посередине стоял сундук, а рядом с ним сидел на полу Богдан.
Добротный сундук высотой по пояс человеку. Из темного дерева, с полукруглой крышкой, выпуклыми боками и на четырех резных ножках, стилизованных под рысьи лапы. От двери казалось, что сундук это злорадно улыбающаяся морда с широким покатым лбом, ртом по всю ширь и без ушей. Как жаба, только еще и с носом, нависающим надо ртом. Но если подойти поближе, то видно, что сундук никакая не морда, а со всех сторон изукрашен резьбой на тему зверей и птиц, пасущихся на ветвях деревьев. И никакой у него не нос, а кованая петля с навесным замком.
Богдан тупо посмотрел на пришедших, как будто на него свалилось еще большее горе, чем трое вооруженных врагов и один безоружный.
— Что ты грустный такой? — спросил Ласка.
— Оксану сундук зъил, — ответил Богдан.
— Так открой.
— Не открывается.
— Расскажи-ка подробнее.
— Что рассказывать-то? Сами все знаете. Ты сказал, я побег. Воны целуются, и ось этого лапы у моей жинки на жопе. Я йому дав леща. И Оксане так, подлещика. Вона на кровать впала. И так добре впала, що я не стерпев. Жинка вона мене або хто?
— А что Ян тут, замок сломанный, ничего?
— Я свою руку знаю. Полежал бы ще цей Ян. Про сундук вообще нема про що беспокоиться. Крышка закрыта, чого ще треба. Я жупан та пояс скинув, жинку кохаю, прибегае Кароль з хлопцами. Анджей бы начал шутки шутити и советы подавати, а Кароль лишний раз не нарывается. Хлопцы з нас смутились, Яна забрали. Тут Оксана задихала-задихала, я прискорився, прибегае вовк. Вовк не вовк, навить и перевертень. Я подумав с жинки слезти, шаблю подняти, да и всыпати тварыне по саме не балуйся.
— Что же не слез? — спросил Вольф.
— Та вона каже «не останавливайся». Шо я поделаю, не останавливаться же. Та и добре, що не став. За вовком раз — и хлопцы. Вовк видкрыв сундук та у викно прыгнув. Сундук палицю выплюнув, та вылетела и давай всих бити.
— А ты?
— Та Оксана побачила палицю, у ней аж все сжалося. Куди я с нее поденуся, поки не кончу. Ну мени прилетило по спине пару раз, и палиця за хлопцами вниз пишла. Вона ж тупая палка, ни глаз ни ушей, чем думает, непонятно.
— Думает она, — сказал Ян, — Немного, но думает.
— Ей из сундука-то плохо видно, хто снаружи сундук открывае. Зрозумила, поди, что всяко не ми з Оксаною, та не нас першими бити.
— Вроде того, — раскрывать образ действия дубинки Ян не хотел.
— Потим чую с двору «Не пущай их в дом», дивлюся на Оксану, а вона теж усе зрозумела. Що не нас з нею бити будут, мы-то вже в доми. Вона выгнулася, я свое дело зробил, свалився. Оксана прыг до сундука, видкрыла, а вин раз — и ее зьил.
— Как съел? — удивился Ласка.
— Вы не дивитеся, що сундук дубовый з оковками. Вин якось вперед подався, крышку пидняв, та весь выкривився, як не дубовый, а живой. Хвать, — и нема Оксаны. Я його видкрываю, та вин не видкрывается и рычит.
— Да он у меня добрый, — сказал Ян, — Пошутить решил. Я его на такое не заговаривал, это уж он сам.
— Как она открыла? — спросил Ласка, — Сундук разве не должен защищать сокровища?
— Ему надо заветное слово сказать, чтобы он открылся. Я Вольфу слово крикнул, а он сундуку сказал. Поэтому сундук его не съел, а просто открылся и выпустил дубинку. Оксана слова не знала. Сундук мог бы не открываться вовсе, но решил пошутить.
Ян наклонился к сундуку, что-то шепнул и попытался поднять крышку.
— Я уже уснул, — ответил сундук сонным голосом, — Утром приходи.