— Благодарю, господа волки, — сказал Фредерик, убрал меч в ножны и поклонился, — Олаф, я к сожалению, не знаю ваш этикет. Я в долгу перед вами. Прилично ли будет рассчитаться золотом?
— Прилично, — сказал Олаф, — Но обстоятельства изменились.
— Нужно больше золота?
— Нет, — ответил за Олафа вожак.
Он подошел к Фредерику и положил лапы-руки ему на плечи. Сделал еще шаг, прижал рыцаря к стене, отщелкнул застежки кирасы на плечах, разорвал грудь и вытащил сердце, обрезав аорту когтем на мизинце.
— Мне нужна корррона, — прорычал вожак.
— Папа! — крикнула Рафаэлла.
Она подбежала к отцу и скороговоркой прочитала заклинание, останавливающее кровотечение. Кровь перестала вытекать из разорванных сосудов, хотя при отсутствии сердца это не очень важно.
— Я коррроль! — взревел ликантроп, поднимая над головой окровавленное сердце, — Корррона моя по праву!
— Ты жалкая тварь! — Ядвига вскочила на ноги, — Корона по праву моя! Я наследница Меднобородого!
— Ты? — на нее обернулись все в зале.
Ядвига провела ладонями по волосам и стряхнула с них зеленую патину. Волосы из зеленых веревок превратились в медную проволоку, каковой они всегда и были.
— Отберрри! — прорычал ликантроп, сунул сердце в пасть, торопливо разгрыз и проглотил.
— Чтоб ты подавился, — сказала Ядвига и топнула ногой.
Ликантроп вздрогнул, попытался глотнуть, попытался рыгнуть, вцепился когтями себе в горло, надорвал его, но не успел. Замер и рухнул замертво.
[1] Король и шут. «Проклятый старый дом».
28. Глава. В худшем случае пациент все равно мертв
Волки смотрели то на людей, то друг на друга, и скалили зубы. Младший ликантроп стоял, глядя на Ядвигу с колдуном. Оборотни в волчьей ипостаси двигаются существенно быстрее, чем в человеческой, но соображают намного медленнее. Особенно, когда обстоятельства внезапно изменились, надо принять важное решение, и никто не торопит. В голове ликантропа крутилась какая-то мысль, и он пытался выразить ее словами.
— Кто теперь вожак? — спросил один из волков.
Большой, сильный, злой, на вид довольно удачливый, потому что нисколько не раненый, даже не потрепанный и не уставший. После многодневного-то пробега и последующей битвы. Пожалуй, единственный здесь, на ком не было ни одной раны.
— Я! — сказал младший ликантроп.
Он как будто об этом и думал. Волки посмотрели на него, не решаясь возразить.
— Нет, я! — сказал тот же волк и бросился на ликантропа, целясь в горло.
Бенвенуто подскочил к пушке и хлопнул по запальному отверстию, как будто изображая, что он заклепывает орудие.
— Не деррргаться! Всем сидеть! — вразнобой закричали оборотни. И Олаф в человеческом облике, и какие-то четвероногие волки, которые не теряли умение разговаривать, сменив обличие.
Претендентом оказался наглый и небитый Вольф. Ликантроп выглядел намного сильнее, чем принц Ахупор во Дворе Чудес. И сильнее, чем оборотень, который тогда почти победил Вольфа. Если прикинуть по весу, то раза в два, а то и в три тяжелее, и это сплошные мускулы, а не жир.
Но на этот раз состояние противников оказалось совершенно обратное тогдашнему. Вольф был свеженький как огурчик, его не тыкали копьем и кинжалом, не выдергивали глаз. Может быть, его как-то усилили съеденные сердца двух ведьм и принца Подземья. Ликантроп же, как очень заметная мишень, хорошо наполучал и от чудищ, и от мертвецов. Мохнатый располосовал ему плечи и переломал ребра. Сова сломал левую руку. В спине торчали четыре стрелы. Шрамы от клинков на теле, на руках, на ногах. Оборотни восстанавливаются быстро, но не мгновенно.
Вольф целенаправленно тащил противника к пушке. Кусал, толкал, обхватывал лапами. Никто не понял, зачем. Ловко извернувшись, Вольф упал на спину, чтобы ликантроп, который уже начал его душить за шею, упал на пушку. И тут все изменилось.
Ликантроп жалобно взвизгнул, похоже на то, как визжал Вольф в саду Колетт, когда его подстрелили серебряной пулей.
— Я вставил в запальное отверстие серебряный карандаш, — сказал Бенвенуто в ответ на вопросительный взгляд Ласки, — Вольф только что попросил.
У ликантропа хватило бы и силы и ловкости вырваться, но он, казалось, потерял и ум, и волю. Он тупо дергался во все стороны, и даже разжал хватку у Вольфа на шее. Вольф же не давал ему приподняться над серебряным карандашом.
В очередной судороге волкочеловек сломал карандаш, но кусок серебра остался у него внутри и втянулся под шкуру. Вольф схватил обессиленного за шею и перекусил артерию. Кровь хлестнула струей, и Вольф подставил рот, чтобы выпить побольше.
— Кто тут вожак! — крикнул Вольф и повторил по-волчьи, рыком и воем.
— Ты! — ответила стая и по-волчьи, и на нескольких человеческих языках, включая русский и немецкий.
— Нас ждет Бррраслав! Волчье Рррождество! — взревел Вольф, и стая разразилась криками и рычанием.
Волки закружились по залу и выбежали в ворота за новым вожаком. Кто-то не выбежал, а вышел, прихрамывая и поджимая лапы, но убрались все. Даже Олаф не стал оставаться.
— Дождись меня тут! — крикнул он на прощание.
— Смотрю, вы похожи. Сразу не разглядела, — сказала Ядвига Рафаэлле, — Так ты его дочь, значит, теперь ты тут главная. Я тебя отпустила, ты пообещала меня не убивать. И что устроила?
— Ты жива-здорова, поэтому претензии не принимаются.
— Не буквоедствуй, не в суде. Ты поступила крайне непорядочно, когда я тебя отпустила по доброй воле, а ты убила моих друзей.
— Нет ничего важнее семьи. Я нарушу любые законы и традиции, чтобы защитить своих.
— Ты ведьма. У тебя нет семьи.
— Та тю на тя, — сказала Оксана, — Чоловик-то у тебя е?
Богдан поднял голову. Он уже скромно присел у стены и тихонько обирал какой-то труп. Как это у ведьмы нет семьи?
Колдун-кобзарь смутился и опустил глаза. Предложение он делал, но не венчаться же по-христиански колдуну с ведьмой. В Подземье тоже есть брачные обычаи и традиции, но Ядвига отклонила этот вариант по своим соображениям, теперь отчасти понятным.
— Еще ты меня поучи, — фыркнула Ядвига, — Девчонки! Ничего не умеют, а туда же.
— Сама-то много умеешь? — спросил Ласка, — Только орать и можешь, да друзей под сабли подставлять.
— Сказала бы я, что я умею, да дня не хватит перечислять.
Ласка посмотрел на Рафаэллу, державшую руки на груди отца, и на всякий случай спросил. Мало ли вдруг.
— Можешь вернуть его к жизни?
— Ты совсем дурак? — спросила Рафаэлла, — У папы сердце вырвано и пережевано.
— Зачем ты тогда останавливала кровь?
— Думала, успеем вернуть сердце на место. Тут же ведьма, колдун и алхимик в сто раз умнее меня.
— Теперь даже живая вода не поможет, — сказал Симон.
— У тебя не завалялось запасного сердца? В банке с какой-нибудь алхимией? — спросила Марта у Симона.
— Если бы я знал… — вздохнул алхимик и развел руками.
— Как это? — удивился Ласка.
— Беренгар-пружинщик делает заводные сердца. Но маленькие, для гномов. А люди не взаимозаменяемы. Можно купить сердце казненного преступника, можно его сохранить, но оно не приживется.
— Ага, я тоже пробовал, — сказал колдун, — Если только найти сердце от какой-нибудь не слишком колдовской твари. Оборотни не годятся.
— Боюсь, подходящего сердца тут нет, — Симон обвел взглядом зал с разбросанными по нему телами и фрагментами тел гостей из Подземья и оборотней.
— Если найдете сердце, то я знаю способ подогреть свежего неотпетого покойника до состояния почти живого, — сказала Ядвига.
— Скажи, — попросил Ласка.
— Губу закатай. Я тебя еще за «Прекраснейшую» не простила.
— Ты мне должна быть благодарна. Корона убила Луизу.
— Меня бы как раз не убила. Я наследница по праву. Теперь Кощей и змеи не дают мне прийти к крысам и забрать корону. Я не смогла уесть Кощея через саблю, а волки не дали мне получить корону через решение Сейма. И во всем виноват ты.
— Главное для тебя, что никто не придет в Сейм после каникул и не назовется мстителем за Армадилло. А саблю я сломал. Ты с ней что хотела сделать?
— Сломать. Тогда у меня к тебе одним вопросом меньше. Я бы даже сказала, что у нас с тобой больше нет разногласий. Как ты ухитрился?
— Подставил ее под ледяной меч Кощея.
— Неплохо. Теперь ему некоторое время не будет сопутствовать удача.
— Можешь вылечить Нидерклаузица? За ним будет долг размером с корону, а он из тех, кто всегда платит.
— Пустой разговор, — сказала Рафаэлла, — Сердца нет.
— У меня есть два сердца и две печени василисков, — сказал Ласка, — Вырезаны из еще теплых и заморожены после выхода из Подземья.
— Такой молодой и такой запасливый, — сказала Ядвига, — Допустим, сердце есть, труп не закоченеет. Само по себе оно на место не встанет, Нужен хирург. И грудь потом заштопать.
— Не я, — сказал колдун, — Представление имею, но не более.
— Я был хирургом, но давным-давно не практиковался, — сказал Симон, — И старость не радость, руки не те. Тони бы смог.
Все проследили за взглядом Симона. Мертвый Тони стоял как истукан с мечом в руках.
— Тони привез лучшие медицинские инструменты, которые можно купить за деньги, — продолжил Симон, — И препараты. А у меня есть на всякий случай такое, чего и за деньги не купишь. Правда, в основном боевая алхимия, но мало ли что на ингредиенты понадобится.
— Вашего Тони еще не поздно поднять до состояния упыря, — предложил колдун, — Или даже повыше.
— Может, сразу Нидерклаузица поднимешь? — спросила Ядвига.
— Нет. Без сердца покойник не встанет.
— В жизни не видел упыря-хирурга, — ответил Симон, — Сожрать труп они могут, но никак не починить.
— Не скажи. Свежеподнятый упырь может соображать не хуже, чем при жизни. Если кровью поить, то даже жить сможет как человек, соображать как рыцарь и всю округу в порядке и страхе держать. Про вампиров слышали?
— Слышали. Много крови надо? Могу отлить своей, — сказала Марта.