Поэтому итальянец встал и пожал руку Богдану. Нечистое колдовство — это обстоятельство непреодолимой силы и несправедливо пенять мирянину, что тот не смог устоять.
— Вы куда потом? — спросила Оксана.
— В Москву, — ответил Ласка.
— Все вместе? Втроем?
— Вчетвером. Еще Вольфа заберу и поедем.
— Там что, медом намазано?
— Может не медом, да никак не дегтем. Хороший добрый город. Для всех места хватит. Приезжай, увидишь.
Оксана повернулась к мужу.
— Мабуть, и нам в Москву податься, а, Богдан?
— Мабуть, до Кракова?
— Типун тебе на язык! Краков ему! Амелия говорила, в Кракове сама королева Бона французскому рыцарю разрешила меня поймать и сжечь!
— Мабуть, до моих тоды?
— Охота тебе с повинной головой идти? Хочешь, так иди, но без меня.
— Чому без тебе?
— После Фонтенбло и Хофбурга на хуторе в глуши молодую жизнь доживать? Всю добычу бате твоему сдать, чтобы он старшим братьям по терему поставил, а меня бы свекровь каждой копейкой попрекала? Не уж, давай сами заживем. И не на хуторе, а в стольном граде.
— Думаешь, на Москве видьм своих нема? Схавают тебе и не поперхнутся.
— Никак у жинки на шее сидеть собрался? Нет уж, ты к великому князю наймись в рейтары. У тебя и кони, и меч, и доспехи, и пистоли. И по бумагам шляхтич. Ты, главное, наймись, а я тебя в сотники быстро выведу.
— Дело говоришь, — Богдан приосанился, как будто он уже сотник княжеских рейтар, и даже не подумал, какими средствами жена намерена сделать ему карьеру.
Бенвенуто поскрипел сломанными ребрами и, раз уж он с Богданом помирился, попросил Оксану помочь с выздоровлением. Итальянец очень смущался, обращаясь к бывшей любовнице, но Оксана обладала волшебной способностью хоть сразу поутру вести себя так, будто ночью ничего не было, и никогда ни разу не намекнуть ни на людях, ни случайно встретившись взглядом.
Днем Доминго попросил Рафаэллу погадать на картах Таро, после чего сказал, что Ласка и один безопасно может сгонять за Вольфом и обратно, а теплолюбивый попугай лучше проведет время у печки.
Бенвенуто взялся написать свадебный портрет Рафаэллы и Гаэтано. Красками не успеть, а карандашами можно, пока светло.
Гаэтано как будто совершенно забыл, зачем он из ревности примчался в Волынь, опередив Фредерика с Рафаэллой. Не вспомнил об этом ни за дележкой призов, ни до сих пор. Как будто Рафаэлла уговорила его не вспоминать то, что было до свадьбы. Может быть, ей даже пришлось использовать какое-нибудь колдовство, ведь Гаэтано, превратившись в человека, потерял неуязвимость к чарам.
Костюм на нем совершенно не сидел, но это можно бы было объяснить отсутствием примерки. Просто запасной комплект одежды на среднего человека. Даже меч на поясе висел как-то неправильно. В Европе днем с огнем надо поискать дворянина, доросшего до полноценного брака и ни разу в жизни не бравшегося за меч и не садившегося в седло. Гаэтано, наверное, даже и ложку еще не умел в руках держать и не привык смотреть на мир с высоты человеческого роста.
Первое, чему Гаэтано научился в человеческой жизни, это супружеский долг. Их вторую супружескую ночь было слышно на весь постоялый двор, а утром Рафаэлла мало что не светилась от удовольствия. С ведьмой это дело не может не получиться у любого мужчины.
Наверняка его пугала утрата прежней неуязвимости и абсолютное неумение постоять за себя. Пан Кшиштоф Шафранец защитит его от любого врага. Но кто защитит от поноса, от мозолей или даже от холода?
На портрете Рафаэлла вышла писаной красавицей, как в жизни не каждый день выглядит. Гаэтано получился скорее женственным, чем мужественным, но легко узнаваемым. Юношу, похожего на ангела, можно писать как девицу, а девиц маэстро писать умел.
Немцы тоже собирались уезжать из Глубокого следующим утром. Нидерклаузица на Рождество не водили в церковь, а носили на носилках. С Божьей помощью он пошел на поправку, но Симон решил, что не стоит торопиться везти лежачего больного. Лучше провести лишние сутки в тепле и без тряски.
Ласка заглянул поговорить вечером. Рафаэлла предсказуемо поселилась в одной комнате с мужем, а Симон, как лечащий врач, с утра до вечера не отходил от Фредерика. Ночью его сменял специалист по послеоперационному уходу Бонакорси, которого на день закрывали в гробу.
Пациент лежал с полузакрытыми глазами. Спит? Дремлет? Ладно, может алхимик на какие-то вопросы ответит.
— Мне показалось, или вы и правда водите дела с чертями? — спросил Ласка Симона.
— Напрямую нет, — ответил алхимик, — Через посредников бывает.
— Зачем?
— Стоит ступить шаг в колдовской мир, и сразу понимаешь, что ты стал ближе к чертям.
— Да, есть такое, — не смог не согласиться Ласка.
— Дальше очевидно. Если будешь притворяться, что чертей для тебя как бы не существует, долго не проживешь. Встанешь на позицию монахов, которые готовы уничтожить любого чертознатца, долго не проживешь. За монахами стоят силы, которые не намерены защищать людей, лезущих в тонкий мир ради наживы или из жажды познания. А так… Например, пану Твардовскому из Кракова служит черт. Пану захотелось волшебное зеркало из Подземья, чертям туда хода нет. Мы достали зеркало, а Твардовский нам сильно помог в другом деле. Или доктор Иоганн Георг Фауст, известный чертознатец, великий некромант и содомит. Тоже не смог пройти мимо Подземья и кое-кому там задолжал так, что и черт не поможет.
— Понятно, — Ласке идея сотрудничать с чертями через посредников все равно не нравилась, но ни богословских, ни практических аргументов у него не было, поэтому он решил перевести тему.
— Вы всегда возите с собой порошок от колдовского огня и все такое прочее?
— Что-то всегда, что-то по обстоятельствам, — ответил алхимик, — Этот порошок мы с Фьореллой сделали против Элефанта. Когда идешь за огнедышащим конем, надо готовиться гасить колдовское пламя. Испытали на драконе, сработало.
— А если бы колдовское пламя у Ядвиги оказалось другой природы и не погасло?
— Знаешь польскую пословицу «Пан или пропал»?
— Знаю.
— Смелый малый, — прошептал Фредерик, — Весь в отца.
Проснулся и разговаривает. Пошел на поправку?
— Как сердце? — спросил Ласка.
— Стучит. Крови во мне маловато. Своей много вытекло. Хорошо, что вы из печени василисков выжали. Без крови сердце что есть, что нет.
— Слава Богу. А я до сих пор голову ломаю вот над чем. Почему Кощей не попытался убить тебя сразу или вызвать на поединок и убить? Он важная фигура и должен был сидеть на Сейме на последнем заседании перед рождественскими каникулами. Неужели он испугался нашего оружия?
— Мы с Кощеем никогда раньше не встречались, — ответил Фредерик, — Я слышал про него, он, наверное, слышал про меня. Но откуда ему было знать, что рыцарь, который живет между Аугсбургом и Веной, перед Рождеством появится в гостях у Чорторыльского? Кто-то предсказал ему про перстень, и он пришел за перстнем.
— Кощей спрашивал про перстень у меня под Логожеском за три дня до того, как я добрался до Чорторыльского. Но перстня у меня уже не было. Куда потом мог пойти Кощей, чтобы узнать про него?
— Очевидно, что он отправился на закрытие Сейма перед каникулами. Там он снова встретил того предсказателя. Подземный Сейм собирается очень редко и только по очень важному поводу. Туда съезжается весь колдовской мир. Даже те, кто не голосует по делам Меднобородого, приезжают из любопытства. Надо полагать, и первое предсказание про перстень было верным, пусть и недостаточно точным. Это ты увез перстень от султана, и за тобой надо было следить, чтобы прийти к нему.
— Но про тебя ему ничего не предсказали.
— Уверен, что как раз предсказали. И предсказали правильно. Нострадамус не ошибается. Он написал, что я не доживу до Рождества, но тот, кто меня убьет, будет в Аду раньше меня. Так оно и вышло.
— Разве Кощей попадет в ад после смерти? Я правильно понимаю, что он не человек, а души есть только у людей?
— Пророчества обычно оставляют простор для толкований. Кощей, наверное, предположил, что каким-то колдовским образом мой убийца обязательно попадет в Ад, даже если он будет не человеком. За неимением души Кощей бы не стал там вечно мучаться в каком-то кругу. Его бы непременно отправили обратно. Но в Аду нет времени, а Подземье там недолюбливает. Так что он вернулся бы домой лет так через триста, когда его трон уже бы занял кто-то другой и корнями врос на это место.
— Точно? Откуда ты знаешь, что было бы так?
— Может, и не так. Может, черти другую гадость бы придумали. Худшее, что может случиться с высшими сущностями Подземья, это попасть под власть дьявола.
— Вы все настолько верите в пророчества?
— Не каждому пророчеству стоит верить, но Мишель не ошибается. Ранее он предсказал, что Меднобородый погибнет в этом году. Его погубит длинный язык того, кто ездит на огнедышащем коне. Мы думали, что это намек на Кощея с его конем, но скорее это относилось к тебе.
— Я в апреле сказал Станиславу Больцевичу, что надо делать Радуне. А еще Нострадамус говорил мне тогда у вас в Вене, что меня могут поставить в такие условия, чтобы я сам себе отрубил голову. Вроде глупо звучит, но в Крыму так и получилось. Тебе не страшно было узнать от него про свою судьбу?
— Страшно.
Оба немного помолчали.
— Если понадобится еще кровь василисков, — вспоминл Ласка, — То недалеко от Люблина в Подземье живет гном Бернхард, к которому Беренгар-пружинщик на свадьбу ездил. Беренгар выехал на ослах, а приехал на василисках. Может, живые в стойлах стоят, а может гномы их и по частям продадут.
— Спасибо. Отцу поклон передавай. От Армана жди письма. Даст Бог, вылечим.
Утром, когда Ласка вывел коня, чтобы ехать в Волынь, он встретил во дворе готовых к отъезду немцев.
Рафаэлла сама бы не подошла попрощаться. Ее принес на спине Элефант.
— Прощай, говорящий человек, — сказал конь, — Чует мое сердце, с этой красавицей не соскучимся.