АННОТАЦИЯ
Жителям подземного мира когда-то пришлось очень туго: общество отвергло, вычеркнуло их из списков живущих. Бродяги, цыгане, смутьяны, а также те, кому удалось выжить после страшной эпидемии чумы, были заживо замурованы в древних катакомбах. И вот пять веков спустя в этот подземный мир попадают наши современники - девятиклассник Михаэль и писатель Вольф. Обитатели необъятных лабиринтов - потомки несчастных отверженных - не поднимаются на поверхность и ревностно охраняют свой мир от вторжения земных жителей, поскольку уверены: от них не жди добра. И действительно, именно пришелец из нашего мира вновь подписывает смертный приговор жителям таинственной страны...
Глава перваяПраздник
Такая рожа разве что в бреду примерещится, в кошмарном сне с судорогами и холодным потом: незрячие глаза навыкате, состоящие из одних белков, пронизанных красными прожилками, лишённые зрачков и радужки, пялились на Михаэля с двухметровой высоты. Нос при этих глазах был такой широкий, будто его расплющили молотком, а из беззубого рта торчали гнилые, но тем не менее острые зубы. И в довершение всего кожа, в которую были оправлены все эти ужасы, имела ядовито-зелёный цвет и походила на эмментальский дырчатый сыр, который целый месяц вялился на солнце. Короче, это была рожа, словно сошедшая с экрана из фильма ужасов самого дурного пошиба.
Что, в общем-то, соответствовало действительности.
По крайней мере, вышла эта образина из тех же мастерских, где оснащаются реквизитом подобные фильмы. Сделали её из проволоки, силикона, каучука и некоторого количества краски.
Но вид у гоуля, невзирая на запах синтетики, красок и клея, был настолько натуральный, что Михаэль чуть не вскрикнул. Он бы не удивился, если бы монстр вдруг ожил и потянулся к нему. Михаэль невольно отпрянул и услышал позади чей-то голос:
- Как живой, верно?
«Знал бы ты, какой живой!» - подумал Михаэль, а вслух ответил:
- Высоковат немного, - и только после этого обернулся к говорившему.
Но их было даже двое. Одного он не знал, да его и не видно было за громоздкой телевизионной камерой, направленной на Михаэля. Зато второй - худощавый мужчина неопределённою возраста, между сорока и пятьюдесятью, с тёмными волосами, слегка тронутыми сединой на висках, - был ему очень хорошо знаком, Черты его носили признаки не то благородства, не то жестокости, а от живых глаз не могла ускользнуть никакая подробность. То был Вольф.
Он смотрел на Михаэля приветливо и вместе с тем растерянно, а Михаэль недоумевав, откуда он взял, что гоуль высоковат. К тому же заметил, что на телекамере горит зелёный глазок, это значило, что идёт съёмка. Чего доброго, завтра его испуганная физиономия появится на телеэкране, повторяя эти сорвавшиеся с языка слова.
- Мне кажется, он высоковат, - повторил Михаэль заикаясь. Наверно, Вольфу это показалось глупо, как покажется и завтрашним телезрителям. Но в тот момент, когда Михаэль увидел гоуля и преодолел первый испуг (и с чего он вообще взял, что это существо зовётся гоуль?), ему словно кто-то внушал: «Высоковат немного. Цвет и форма правильные, а вот ростом гоули поменьше. Самые рослые едва достигают полутора метров».
Молчание затянулось, и к растерянности в глазах Вольфа примешалось ещё что-то, усугубившее неловкость момента. Но сам же Вольф и спас положение, изобразив на лице широкую улыбку, похлопав Михаэля по плечу и тут же повернувшись к отцу Михаэля, чтобы поздороваться. Глаз телекамеры наконец оторвался от Михаэля и в поисках достойного объекта направился в сторону толпы в саду. Михаэль с облегчением вздохнул, надеясь, что бледное лицо мальчика, испуганного видом двухметрового каучукового монстра, не станет главным мотивом телерепортажа с этого вечера.
Ослепительная публика, наполнявшая сад перед белой просторной виллой, была куда интереснее. Михаэль не переставал удивляться и чувствовал себя с каждой минутой все неуютнее. Ведь в приглашении было сказано о «встрече в узком кругу». Куда там, Михаэль прикинул, что только в саду не меньше двух сотен гостей, знакомых ему по обложкам журналов и телеэкрану. Если бы они с отцом могли предположить, что их здесь ожидает, они бы отказались прийти. Наверное, именно поэтому Вольф так и сформулировал приглашение, написанное от руки, чтобы они подумали, что их зовут на маленький гриль-ужин, а не на приём с прессой, на ковром представлено даже телевидение. Но раз пришли, не убегать же отсюда, остаётся только делать хорошую мину при плохой игре и постараться выдержать все до конца...
Михаэль вдруг осознал, что обдумывает своё положение так, будто находится в опасности. Но ведь на деле все иначе. Среди собравшейся публики он мог чувствовать себя словно в окружении надёжной охраны, а уж хозяин дома целый год старался завоевать его дружбу. И все же, несмотря на это, Михаэлю было не по себе. Это не зависело ни от собравшихся гостей, ни от силиконо-каучукового гоуля, ни от телекамеры. Причина таилась в другом. В том, что... Нет, он сам не знал, в чем. То было предчувствие невидимой опасности, словно близящейся грозы. «Что-то здесь не то, - подумал Михаэль ещё раз. - Что-то должна случиться».
- Михаэль? - По тому, как отец дёргал его за руку, Михаэль понял, что тот уже не в первый раз окликает его. - Ты заснул, что ли?
В голосе звучали рассерженные нотки, несоразмерные с провинностью Михаэля. Возможно, отец тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Какой-то усердный слуга навязал ему бокал шампанского, свободную руку он засунул в карман смокинга (взятого напрокат), но это не помогало ему казаться непринуждённым.
На выручку Михаэлю пришёл Вольф.
- Парень просто растерялся, - сказал он, подмигивая Михаэлю. - Должен признаться, я немного сплутовал, посылая приглашение, но я боялся, что иначе вы не придёте. По правде говоря, я и сам ненавижу эти вечера-коктейли.
- Я тоже, - заверил отец.
- И все так, поверьте мне. Вы только оглянитесь. Все топчутся и стараются незаметно оказаться на виду, чтобы завтра мелькнуть по телевизору или в газетах. - Он вздохнул.
Михаэль не понял, что Вольф хотел этим сказать, и заметил:
- Тогда зачем эти люди ходят на приёмы?
Отец посмотрел на него с ужасом. Вольф тоже на секунду обомлел - и потом искренне рассмеялся.
- Хороший вопрос, Михаэль, - сказал он, - Правда хороший вопрос. Я буду задавать его моим гостям, когда они опять начнут жаловаться на эти пустые сборища.
Отец Михаэля скромно вздохнул:
- Пожалуйста, извините моего сына. Он иногда...
- Но ведь он сказал правду, - перебил его Вольф, - Честно говоря, я и сам несколько раз задавал себе тот же вопрос. Но так и не отважился произнести его вслух. - Он сделал глоток шампанского.
Отец Михаэля поспешно повторил этот жест, но у него не получилось той непринуждённости, и Михаэль ещё раз подумал, что зря они пришли сюда.
Чтобы прервать неловкое молчание, Михаэль указал на гоуля из пластика и спросил: - А для чего он?
Вольф окинул ядовито-зелёное силиконовое чудище нежным взглядом и горделиво произнёс:
- Ничего, да? Модельщики превзошли самих себя. Я им так и сказал: я знал, что вы молодцы, но не думал, что до такой степени.
- Да, да, - кивнул Михаэль. Сама близость этой фигуры не только нервировала его, но внушала ему страх - Так для чего же он?
Глаза Вольфа лукаво блеснули:
- Это пока секрет. Скажу только, что я задумал на сегодня один сюрприз, в котором наш зеленокожий друг будет играть не последнюю роль. Как, впрочем, и ты.
- Я? - ошеломлённо спросил Михаэль и взглянул на отца. Тот быстро отвёл глаза, но Михаэль успел заметить выражение на его лице. - Ага, вон оно что. Заговор!
Отец с большим интересом разглядывал носки своих башмаков, а Вольф наигранно сокрушался:
- Ах, угадал. Заговор, но совсем маленький. В конце концов, мне было просто необходимо, чтобы ты сегодня пришёл.
- Зачем?
- Ну нет, больше ни слова не скажу. Иначе какой же это будет сюрприз?
Михаэль отступился. Он хорошо знал, что приставать к писателю бессмысленно. Искоса взглянув на гоуля, он отвернулся, но и спиной, казалось, чувствовал язвительную ухмылку Вольфа.
- Надеюсь, вы с отцом на меня не сердитесь, - продолжал Вольф. - А сейчас мне ещё нужно поздороваться с другими гостями и приступить к приготовлениям. Я ещё подойду к вам. Чувствуйте себя как дома. - И с этими словами он быстро исчез в толпе, как рыбка в стае.
Михаэль покачал головой ему вслед. Вольф как был хвастунишкой, так и остался. Хотя, бесспорно, умел произвести эффект. Он не мог бы ни слова прибавить или убавить, чтобы ещё больше разжечь любопытство Михаэля. Как, впрочем, и его тревогу.
- Что такой пасмурный? - спросил отец. - Любой из твоих друзей полжизни бы отдал, чтобы оказаться сегодня на твоём месте.
А то Михаэль сам этого не понимал! Ведь Генри Вольф был не просто писатель, не просто знаменитый, но, пожалуй, самый знаменитый писатель страны. Его новый роман вот уже несколько месяцев возглавлял список бестселлеров и переводился на дюжину иностранных языков.
И такой человек готов был пойти на любые уловки, лишь бы залучить к себе на журналистский приём в качестве почётного гостя обыкновенного девятиклассника! Да его друзья все бы отдали, чтобы поменяться с ним, а он ещё чем-то недоволен.
Да, он был недоволен, беспокоен и испуган. Он сам не знал, чего боялся, но это было как-то связано с гоулем.
Отец заметил, как он поглядывал на это чудище из пластика, и сам присмотрелся к нему повнимательнее. Отец Михаэля, по его собственным словам, твёрдо стоял обеими ногами на земле. Этого фантастического гоуля он бы в другое время и взглядом не удостоил. Тем более удивительными показались Михаэлю его слова.
- Странно, - пробормотал отец. - Работа мастерская. - Но это был бы не он, если бы тут же не добавил: - Стыдно, конечно, переводить на такую чепуху материалы и рабочую силу.