- Сколько же бедняга просидел взаперти в той дыре под бассейном? Этот Вольф ещё безумнее, чем я думал.
Михаэль взглянул на отца. Эти слова прозвучали вполне убедительно, как будто он пытался объяснить то, что заведомо не соответствовало действительности.
Михаэль подозрительно спросил:
- А откуда ты знал, что он не переносит солнечного света?
Вместо ответа отец снял одну руку с руля, неторопливо достал из кармана дневник Михаэля и широким жестом бросил ему на колени:
- Я это прочитал.
- Да?
- Я и не предполагал, что у тебя такой талант рассказчика, - продолжал отец. - И вообще, не пора ли нам поговорить?
Михаэль пристально смотрел в боковое окно машины, как будто там было что-то чрезвычайно интересное. И при этом прекрасно понимал, что упорное молчание ничем ему не поможет. Уж если отец захочет что-то узнать, то не отстанет, пока въедливо не выспросит все до мелочей.
Тем удивительнее было для него, что остаток пути они проделали молча. Временами Михаэль чувствовал, как отец поворачивался к нему и выжидательно смотрел несколько секунд, однако ни о чем при этом не спрашивал и не отпускал колких замечаний, которых Михаэль привычно ожидал. Михаэлю можно было бы успокоиться, если бы поведение отца свидетельствовало о том, что он считает инцидент исчерпанным или. по крайней мере, не заслуживающим споров и дискуссий. Однако что-то подсказывало ему, что это не так. Как раз напротив.
Всё только начиналось.
До дома оставалось два-три квартала, когда Михаэль снова услышал сирену. В первый момент он подумал, что это опять «скорая помощь», но потом понял, что звук совсем другой. То был рёв пожарной сирены.
- Ну и утро сегодня, - покачал головой отец, потом глянул в зеркало заднего вида и вздрогнул. Быстро включив указатель поворота, он прижался к обочине, а мгновение спустя мимо пронеслась пожарная машина. Отец поехал дальше, но тревога не сходила с его лица. Наверное, потому, что пожарная машина ехала в их сторону. Конечно, вероятность пожара в их доме была минимальной, но после всего, что сегодня уже произошло, можно было ожидать и невозможного. Тревога отца передалась Михаэлю, он тоже почувствовал нарастающее беспокойство, тем более что вой сирены, немного удалившись, оборвался, что означало достижение цели.
Беспокойство превратилось в ужас, как только они свернули на свою улицу и Михаэль увидел, что пожарная машина стоит у их дома. Горел, однако, не дом, а автомобиль, припаркованный на другой стороне улицы.
То была одна из двух машин, ведущих утром наблюдение за их домом, - та, в которой Михаэль видел огоньки сигарет.
«Это не случайность!» - подумал он. Но оказалось, что не только подумал, потому что отец кивнул, и тихо подтвердил:
- Я тоже так думаю. - Он прибавил газу и потом затормозил так резко, что, Михаэля удержал только ремень безопасности.
Они выскочили из машины одновременно и бросились к горящему автомобилю. Из окружающих домов высыпали люди, обступили горящую машину и путались под ногами у пожарных. В этот момент из-за угла вывернула полицейская машина с включённой сиреной.
Спасти машину было уже нельзя. Пожарники даже не стали разворачивать шланги, а тушили огонь двумя большими огнетушителями, чтобы огонь не распространился, а горючее не разлилось по дороге. Автомобиль уже превратился в обугленный остов, глядя на который Михаэль не понимал, что ещё пылать.
Огнетушители с шипением выбрасывали белую пену, которая обволакивала машину и душила пламя. По крайней мере, должна была душить. Но внутри, клокочущей пены продолжали бушевать оранжевые, красные и белые языки огня. Жар был такой, что круг ротозеев раздавался все шире и даже пожарные отступили, но не перестали поливать пламя из огнетушителей. И в конце концов современная химия победила распоясавшуюся стихию. Пламя гасло, хоть и медленно и с сопротивлением. Новые языки то и дело принимались лизать лопнувшие стекла машины, или внезапно вверх вырывался столб огня. Но вот жар начал ослабевать. Дым стал чёрным, потом серым и наконец совсем иссяк, и Михаэль увидел красное, быстро слабеющее тление.
Тем не менее пожарный подтащил ещё один огнетушитель и выпустил его содержимое на машину. Михаэль стоял достаточно далеко и не слышал слов мужчин, но видел их лица. На лицах прочитывалось удивление от неожиданного упорства огня. Жар, пожравший машину, был так велик, что вблизи от него расплавился асфальт. Обгорелый остов стоял в луже вновь затвердевающего асфальта.
Михаэль повернулся к отцу й обнаружил, что его нигде нет. Он перевёл взгляд на свой дом - дверь была распахнута, на пороге стояла мать, наблюдая происходящее со смешанным выражением любопытства и тревоги. Но отца не было и там. Наконец он заметил его позади пожарной машины. Тот беседовал с одним из двух подъехавший полицейских, тогда как второй делал всё возможное, чтобы рассеять толпу ротозеев. Но вместо одного отогнанного к сгоревшей, машине подходили двое других, не обращая внимания на остаточный жар, копоть и едкие пары, поднимающиеся из пены. Михаэль тоже приблизился. Он был уверен, что машина загорелась не случайно и оказалась здесь не просто так, но не видел никакой связи между обоими сидевшими в машине мужчинами и собой или событиями прошедшей ночи.
Подойдя ближе, он понял, что не увидит больше ничего интересного: автомобиль выгорел полностью. Металл местами расплавился и затем застыл в причудливых формах, а все остальное исчезло без остатка: шины, сиденья, приборная панель вместе с рулём, часть кузова и даже пол...
Михаэль одним прыжком очутился у машины, растолкав двух любопытных мужчин. Он услышал негодующее восклицание, кто-то схватил его за плечо, но Михаэль вырвался, не оглядываясь. Жар был ещё таким сильным, что слезились глаза, но Михаэль наклонился вперёд, чтобы заглянуть внутрь машины.
Исчезли не только сиденья и внутренности машины. В том месте, где располагалось водительское сиденье, в полу зияла круглая дыра диаметром в метр. Металл почернел и стал хрупким, но было отчётливо видно, что дыра образовалась не под натиском огня. Она была вырезана точно и ровно, словно хирургическим инструментом. И такая же точно дыра имела продолжение под машиной.
Сердце. Михаэля будто сжала чья-то рука, он почувствовал, как озноб пробегает у него по спине. Машина стояла в точности над канализационным люком, но крышки на нем не было. Лишь расплавленные остатки металла показывали, что тяжёлая железная крышка разделила участь автомобиля. Металлические ступеньки, ведущие в глубину, тоже исчезли, превратившись в причудливую вязь, а стены колодца почернели, кое-где даже полопавшись от чудовищного жара.
- Эй, мальчик! А ну давай отсюда! - Чья-то рука грубо схватила его за локоть и оттащила метра на четыре от машины с такой силой, что он бы застонал от боли, если бы в состоянии был чувствовать её. Он не заметил ни сердитого лица пожарника, ни насмешливых мин окружающих, ни даже подошедшего к нему отца; который тщетно заговаривал с ним, а потом просто взял его за плечи и отбуксировал на другую сторону улицы.
Совсем недавно у Михаэля: мелькнуло подозрение, что зловещие события не кончились, а только начинаются, теперь он знал это со всей определённостью.
Они его нашли.
Глава четвёртаяКАТАКОМБЫ
Луч карманного фонарика образовал световой туннель, мягко расплывающийся по краям, и они двигались по нему уже добрых полчаса. Где-то вдали капала вода, словно падали шарики льда, этот отчётливый завораживающий звук все время оставался на одинаковом отдалении, и ритм дыхания обоих, как и такт их шагов, невольно подчинялся периоду этих звуков. Темнота была полной, й казалось, что слабый свет фонарика не разгоняет её, а, наоборот, уплотняет за пределами своей досягаемости. Михаэль пытался считать свои шаги, чтобы хотя бы приблизительно знать, насколько они углубляются в чёрный подземный мир, но через несколько мгновений сбивался со счета и после третьей попытки сдался. Предположительно они ушли не дальше, чем на полкилометра/самое большее на три четверти. Пол мощёного туннеля был усыпан камешками и обломками, отвалившимися от потолка в течение столетий. Это затрудняло бы движение даже в том случае, если бы они могли видеть то, что у них под ногами. И Михаэль и Вольф споткнулись уже раз по десять.
Михаэль был убеждён, что они с открытыми глазами - пусть и не видящими - прямиком идут к своей погибели. Михаэль не скрывал своей уверенности, а, наоборот, выражал её все менее дружественным образом. Однако Вольф реагировал на это так же мало, как и на попытки апеллировать к его рассудку; в конце концов Михаэль отступился. Последние десять минут они вообще не разговаривали. Голова Михаэйя все ещё болела. При падении он поранил правый висок, и он кровоточил, ссадина болела, а первая, и единственная, попытка ощупать её показала, что над глазом вздулась громадная шишка. Наверное, он смахивал теперь на того рогатого черта, который привиделся ему в обмороке.
Эта мысль снова наполнила его стыдом и злостью, которая в равной степени относилась как к нему самому, так и к Вольфу, который не преминул отпустить в его адрес несколько насмешливых замечаний. Конечно, то оказался не живой черт, а демон, только гранитный или каменный, и был не исчадием ада, а творением скульптора, жившего пятьсот, если не тысячу лет тому назад. Как только Михаэль очнулся от обморока, длившегося по уверениям Вольфа, не дольше минуты, он обнаружил, что они находятся в окружении целой армии каменных чертей и идолов. И как он ни злился на Вольфа, как ни болели все косточки в его разбитом теле, особенно голова, это открытие тут же захватило его. Помещение было гораздо меньше куполообразного зала наверху, но все же достаточно большим, и даже Михаэль сразу понял, что строили его совсем другие люди, чем чумную могилу, и помещение под ней. Стены были покрыты искусными барельефами, из которых Михаэль мог различить только малую часть, но она произвела на него очень тревожное впечатление. Когда Вольф поднял камень и соскрёб им с пола слой пыли, под ним обнаружилась филигранная мозаика. Её одной хватило бы, чтобы свести с ума любого археолога. Но удивительнее всего были фигуры чертей. Все они были одинаково хвостаты и рогаты, но ни один не был похож на другого. Среди них были фигуры с тонкими, почти человеческими лицами и смугловатыми рожами, были тоненькие, змееподобные твари и мускулистые колоссы, которые и в дверь бы не прошли. Некоторые стояли, подняв руку и указывай на что-то, другие казались поглощёнными беседой, третьи словно изготовились к прыжку. Их позы были ещё удивительнее, чем искусное исполнение. Михаэлю, приходилось видеть античные статуи; закаменевшие, с холодными, безжизненными чертами, они просто стояли или - если то были полководцы - принимали соответствуй застывшие позы. Здешние же словно замерли посреди движения и по какому-то волшебству превратились в камень. А когда луч фонарика скользил с фигуры на фигуру, Михаэлю казалось, что они шевелятся. Требовалось совсем немного фантазии, чтобы разглядеть в каменных глазах блеск злобного огня. Михаэль почти обрадовался, когда Вольф, бегая от фигуры к фигуре и кудахча как переполошённая курица насчёт сенсационного открытия и невероятной археологической находки, наконец обнаружил дверь в соседнее пустое помещение. Стены здесь тоже были до последнего сантиметра заполнены непонятными, странно тревожащими изображениями, но среди них не оказалось демонов.