Последнее признание удивило Михаэля, он и не знал, что блуждающие огоньки могут чего-то бояться. Они не были ни бессмертными, ни неуязвимыми, как он только что видел своими глазами, но были очень крепкими ребятами, и с ними ничего не случалось. К тому же они всюду появлялись кстати и с готовностью приходили на помощь, поэтому у них практически не было врагов. За исключением разве что...
- Да ты, я вижу, знаешь не больше моего, почему ты здесь, - разочарованно сказал Михаэль.
Двицель застенчиво пожал крохотными - плечиками.
- Твой друг рвался к тебе, - сказал он. - Я не знаю почему, но он, кажется, верил, что ты сможешь ему помочь. И надо было кому-нибудь отправиться с ним, присмотреть за ним.
Михаэль не смог подавить вздох разочарования. Он-то надеялся что-нибудь узнать от Двицеля. И остался с чем был. То, что положение в Подземелье изменилось, он понял ещё вчера вечером из отрывочных слов Хендрика. Но он понимал, что бессмысленно добиваться от блуждающего огонька чего-то большего. Зная Двицель ещё что-нибудь, он рассказал бы. Но эти малыши мало печалились о делах других жителей Подземелья, равно как и тех мало занимали дела блуждающих огоньков. Время от времени одна сторона нуждалась в другой, но это случалось нечасто, а Подземелье было достаточно просторно, всем живущим хватало; там места.
- Стой! Я кое-что вспомнил.
Михаэль повернулся как наэлектризованный:
- Ну?
- Эта штука... - Двицель морщил лоб и делал нетерпеливые жесты. - Ну, такая зелёная штука с такими тоненькими белыми штучками, в которой ты рисовал какие-то. маленькие синие штучки такой узенькой черненькой штучкой...
Михаэль не сразу понял, о чем идёт речь, а потом догадался:
Мой дневник! Так что с ним?
- Он взял его специально для тебя, - взволнованно объяснял Двицель, - Он сказал, если ему не удастся с тобой поговорить, то тебе все напомнят эти штучки внутри, ну, эти маленькие синие штучки, которые ты рисовал той узенькой черненькой штучкой...
- ...на тех тоненьких беленьких штучках. Я понял, понял! - сказал Михаэль. Несмотря на весь ужас ситуации, он с трудом сдержал смех.
Ну конечно же! Как он сам не догадался! Одного взгляда на этот дневник было уже довольно, чтобы запертая дверь его памяти немного приоткрылась. Надо только прочитать, и он вспомнит все, что тогда произошло. И наверное, тогда он узнает смысл того, что случилось вчера и сегодня. Надо как можно скорее вернуть дневник!
Он встал, подошёл к окну и выглянул за краешек покрывала. Картина на другой стороне мало чем изменилась. Там были зеваки и полицейские, но как раз в этот момент в конце улицы показалась жёлтая буксировочная машина. Того таинственного наблюдателя, которого Михаэль пытался догнать, нигде не было видно, но Михаэль знал, что он где-то здесь, затаился, как хищник, и только ждёт момента, чтобы наброситься на добычу. Знать бы, кто были те загадочные незнакомцы в машине, которые следили за ним и которые, без сомнения, были ответственны за вчерашнюю катастрофу. Двицель утверждал, что они с Хендриком явились сюда вдвоём, но ведь это было не так. Неужели Анзон и его люди после ухода Вольфа и Михаэля из Подземелья окончательно взяли там власть? И если да, то зачем они явились сюда? Все это казалось ему лишённым смысла.
Он со вздохом отпустил свой импровизированный занавес и, обернувшись, увидел, что Двицель испуганно забился в угол.
- Что с тобой? - бросился к нему Михаэль.
- Свет. Не впускай его.
- Не бойся, - улыбнулся Михаэль и вдруг почувствовал, что совершается что-то ужасное. Но не знал что. Не говоря уже о том, что он был бессилен что-либо предпринять.
- Он... всё ещё здесь? - спросил Двицель.
- Кто?
- Свет. Мне от него больно.
- Не бойся, - повторил Михаэль. - Он бывает не всегда, и я присмотрю за тобой.
Но это тоже легко было сказать. Как он мог держать свою комнату в темноте, не придумав подходящего объяснения для родителей? А при теперешнем настроении отца трудно представить, чтобы он принял это объяснение, каким бы искусным оно ни было. В первую очередь следовало подумать о безопасности Двицеля, чтобы его не обнаружили и не убили.
При этой мысли, как по волшебному слову, в дверь постучали. Михаэль вздрогнул. Что делать? Он отозвался только на второй, более нетерпеливый стук, и сделал первое, что пришло ему на - ум: схватил блуждающего огонька и сунул его себе за пазуху. В первый момент было ужасно больно, как будто под рубашку попала раскалённая сковородка. Но потом Двицель, видимо, почувствовал, что причиняет боль, и уменьшил свой накал до минимума. Это было все ещё горячо, но уже терпимо. Михаэль быстро застегнул рубашку, сдвинул блуждающего огонька с обожжённого места на животе и почувствовал, как этот малыш прополз под рубашкой, словно мышка, и устроился где - то
И как раз вовремя, потому кто в этот момент на ручку двери нажали, и она распахнулась. На дороге, стоял отец. А Михаэдь и не заметил, что он вернулся.
Нащупав выключатель, отец включил свет и с недоумением огляделся.
Что здесь происходит? - рассердился он. - Ты совсем свихнулся? - Не дожидаясь ответа, он шагнул к окну, сорвал покрывало и, не глядя, швырнул его на кровать. - Что все это значит?
Михаэль пробормотал непонятно что и якобы виновато потупился. При этом он помнил, что Двицель вовсе не собирался сидеть у него под рубашкой спокойно, а все время возился. Не хватало только, чтобы отец увидел это!
- Ты... ты уже вернулся? - наконец вымолвил он.
- Конечно нет, - съязвил отец. - Ты разговариваешь с моим призраком.
Он нетерпеливым жестом остановил попытку Михаэля что-то сказать.
- Оставим это. Уберёшь потом. Мы с матерью должны поговорить с тобой.
В голосе его появилась строгость, вызывающая тревогу. Несмотря на размолвки, иногда случавшиеся между ними, они хорошо понимали друг друга, поэтому сегодняшняя нервозность и раздражительность отца пугали Михаэля. Особенно ему стало страшно от той торжественной серьёзности, с какой отец произнёс: «Мы должны поговорить с тобой». Он сразу понял, что речь пойдёт не только о продолжении прерванной дискуссии. На какой - то момент он почти забыл об остальных своих тревогах. Но, слава Богу, не настолько, чтобы повернуться к отцу спиной.
Отец повторил приглашающий жест, немного подождал, пожал плечами и прошёл вперёд. Когда он выходил из комнаты, взгляд его скользнул по выдвинутому ящику письменного стола, и Михаэль мог бы поручиться, что отец заметил обугленную дыру. Но, видимо; то, что их ожидало внизу, было настолько важно, что он не проронил ни слова.
Михаэль спускался по лестнице в двух шагах позади отца. Двицель беспокойно ёрзал у него под рубашкой, а обожжённое место на животе так болело, что выступали слезы. Он знал, что в таких условиях не сможет говорить с родителями. А Двицель становился беспокойнее с каждой секундой. Видимо, солнечный свет пробивался сквозь ткань рубашки, и это причиняло ему такую же боль, как Михаэлю - обжигающее прикосновение блуждающего огонька.
Вместо того чтобы пройти с отцом на кухню, Михаэль шагнул влево, в туалет для гостей, единственное помещение в доме, где не было окна.
- Я сейчас, - сказал он и заперся, не дав отцу времени даже оглянуться. Он выдернул рубашку из-под брюк, и Двицель выскользнул, плюхнувшись на кафельный пол, немного полежал, Оглушённый, и взлетел. Михаэль едва успел поймать его обеими руками, пока он не уселся в раковину. Фаянс был мокрый, и соприкосновение с ним Двицеля могло привести к непоправимым последствиям.
- Послушай, - быстро прошептал Михаэль - Я не могу взять тебя с собой. Тебе придётся побыть здесь. Но тебя никто не должен видеть, понял?
Двицель кивнул, приподнялся на ладони Михаэля на цыпочки и вдруг начал хихикать, увидев в зеркале над раковиной своё отражение. Он корчил рожи, надувал щеки и показывал себе язык.
- Двицель, слышишь? Это важно! Жизненно важно! Если тебя увидят, они тебя вынесут на свет. Ведь никто не знает, как это для тебя опасно!
Кажется, на Двицеля подействовало. Он перестал гримасничать и растерянно посмотрел на Михаэля:
- Неужели они сделают это? Они такие?
- Они не такие, просто они ничего о тебе не знают. Ведь ничего похожего… здесь нет.
- Но я не хочу оставаться здесь один, - надулся Двицель.
- Придётся. Недолго, это я тебе обещаю. Я что-нибудь придумаю, - Михаэль в отчаянии огляделся в тесном туалете, до самого потолка выложенном плиткой. Как ни мал Двицель, но здесь ему негде было спрятаться. Не будь у блуждающего огонька такого отношения к воде, можно было бы скрыть его в сливном бачке над унитазом, но это было равносильно тому, что залить дом бензином и поджечь. Наконец взгляд Михаэля остановился на вентиляционной решётке наверху. Он решительно опустил крышку унитаза, взобрался на неё и с усилием выдернул пластмассовую решётку из гнёзда. За ней открылось прямоугольное отверстие, заросшее пылью и паутиной.
- Подождёшь здесь, - приказал Михаэль. - только не двигайся с места.
Двицель послушно вспрыгнул в вентиляционный колодец, с отвращением огляделся и помотал головой.
- Мне здесь не нравится. Здесь грязно.
- Да, зато темно, - ответил Михаэль - И никаких возражений. Останешься здесь, пока я тебя не заберу, что бы ни случилось.
Блуждающий огонёк вызывающе упёр кулачки в бока, поглядел на Михаэля вниз, а потом запрокинул голову и посмотрел вверх:
- А куда ведёт этот колодец?
- Наружу. На воздух. На свет.
- О! - сказал Двицель и побледнел,
- Вот тебе и «о»! Если ты мне не веришь, можешь убедиться сам. - И он вставил решётку назад в гнездо, слез с унитаза и вышел,
Отец ждал в коридоре и подозрительно покосился на него:
- Ты уже разговариваешь сам с собой?
Михаэль горестно пожал плечами и одеть нашёл спасение - в смущённой улыбке. Видимо, он говорил не так уж тихо.
Они прошли в гостиную, и там Михаэля ждало следующее испытание: родители были не одни. На диване сидели, мрачно поглядывая, два господина средних лет, а третий стоял у окна, с интересом наблюдая, как буксирный автомобиль грузит обгорелые останки машины.