е бежали вверх по лестнице навстречу своему собрату, который кубарем катился вниз. Но это было ещё не всё. Дверь подвала стояла нараспашку, и как раз в этот момент оттуда выбежал ещё один в чёрном пальто. За спиной его пылало чёрно-красное зарево. Видимо, отопительная система мстила за своё разрушение. В голове у Михаэля пронеслась мысль, что сейчас весь дом взлетит на воздух, но тут же он подумал, что, если взрываться, уже бы взорвалось. Михаэль оглянулся назад - четверо ослеплённых все ещё корчились в муках на полу, и он почувствовал неуместный сейчас укол совести: а вдруг они по его вине ослепли навсегда? Но он отогнал эту мысль и уже поднял фонарь, чтобы снова пустить его в ход как оружие, но передумал. Был ещё один-единственный шанс. Если он его лишится, то погубит не только себя, но и родителей.
- Подождите! - крикнул он.
Михаэль сам не ожидал, но трое на лестнице послушно остановились и посмотрели на него сквозь свои чёрные очки. То ли их смутили крики поверженных вояк наверху, то ли его повелительный тон.
- Отпустите их, и я, вам сдамся. - Михаэль указал на своих родителей. - Они тут ни при чём. Отпустите их.
Тут произошло маленькое чудо. Один из двух: мужчин, державших отца, встал и подал знак остальным. К безмерному облегчению Михаэля, они действительно отпустили отца и мать, которые бросились было друг к другу, но их разъединили. Захватчики не произнесли ни слова, но молчание их было достаточно красноречиво: теперь пришла очередь Михаэля выполнять уговор.
С колотящимся сердцем Михаэль стал спускаться по лестнице. Каждая из пятнадцати ступенек казалась ему целой вечностью, и он чувствовал на себе не только враждебные взгляды врагов, но и отчаянные взгляды родителей. Он бы сейчас с удовольствием объяснил им свой замысел, но придётся действовать наугад.
Когда он спустился до середины лестницы, внизу, в подвале, послышался глухой грохот и треск, а красное зарево в проёме двери стало ярче; одновременно Михаэль ощутил кожей дыхание сухого жара. Человек, стоявший у двери в подвал, отскочил в сторонку, и очень вовремя, потому что в следующее мгновение оттуда вырвался жёлтый язык пламени и опалил противоположную стену до черноты. Весь дом задрожал и заходил ходуном, как при землетрясении. Стекла полопались, кое-где взорвались лампочки. Михаэль не знал, что творится в подвале, но что бы ни творилось, это давало ему шанс. В мгновение ока перемахнув через перила, он очутился среди воинов, окружавших его родителей, и включил фонарь.
Действие было такое же сокрушительное, как и раньше. Несмотря на чёрные очки, солдаты завопили от боли и ужаса и схватились руками за лица так, что у некоторых разбились очки и кровь окрасила пальцы. Но сразил Михаэль не всех, двое или трое успели пригнуться, заранее закрывшись руками. Правда, в таком положении они не представляли опасности.
Михаэль повёл лучом фонаря дальше, на лестницу, отец тоже не зевал, а, воспользовавшись замешательством, схватил близстоящего воина и швырнул его в гущу остальных. Мать царапала и кусала руки, пытавшиеся схватить её. Несмотря на громадный численный перевес, Михаэль и его родители внезапно одержали верх.
Не сговариваясь, они ринулись к двери. Один из ослеплённых попытался на ощупь преградить им путь, но отец просто сбил его с ног. Другой вслепую размахивал мечом, но увернуться от этих ненацеленных ударов было уже нетрудно. Первой до двери добежала мать, за ней отец, Михаэль бы тоже наверняка успел, если бы на миг не оглянулся. То, что он увидел, было для него совершенно неожиданно: Воины Анзона, крича и стеная, хоть и бежали за ним, но не потому, что хотели его догнать, а потому, что убегали от чего-то полыхающего, яркого, похожего на демона в огненной накидке, возникшего на пороге подвала и заполнившего дом адским жаром. Глубоко внизу под его ногами продолжался грохот и гром, но к этим звукам прибавился ещё один, куда более устрашающий: то был рёв и вой невидимой бури, исходивший, казалось, из преисподней. Этот вой Михаэль уже слышал однажды. Он, правда, не мог сказать, где и когда, но память о нем была так жива, что он остановился и замер, не заметив, как мимо него проскочили двое нижников.
Взгляд его не мог оторваться от этой картины: дверные косяки и обои вокруг уже занялись пламенем, от ковра поднимался серый дым и взлетали искры. Михаэль все ещё не мог понять, что бушевало в подвале - там сияло ослепительное пятно, ужаснувшее его, но ещё больше нижников. Внутри этого адского огня что-то шевелилось, но Михаэль не мог различить подробностей, только колеблющиеся очертания, каждую секунду меняющие свои контуры. «Тролль?» - в ужасе подумал Михаэль. Но это было почти нереально. Тролли - очень стойкие, но все же не бессмертные, они бы не выдержали жара внутри пляшущего огня.
Затем эта фигура колыхнулась, тяжело шагнула в прихожую, и руки сквозь завесу огня потянулись к нижнику, который не успел выбежать из дома. Воин словно бы окоченел посреди движения, как на фотографии, затем медленно выпрямился, лицо его больше ничего не выражало, как в трансе. Словно марионетка, движения которой подчиняются внешнему принуждению, он вернулся в дом - прямиком к огненной фигуре!
- Не ходи! - крикнул Михаэль.
То ли нижник не услышал его, то ли уже не способен был реагировать, но он не сделал никакой попытки остановиться, напротив, все быстрее шёл к своей гибели. Он дошёл до огня - и вступил в него. Но его пальто и волосы не вспыхнули, как ждал Михаэль, и он не рухнул на пол, обуглившись, а продолжал медленно двигаться внутри этого нестерпимо белого света, и казалось, что с каждым шагом он истончается, пока фигура его не превратилась в плоскую тень без определённых очертаний.
И потом он совершенно исчез.
Михаэль словно закаменел. От яркого света на глазах его выступили слезы, жар становился нестерпимым, но он был не в силах ни отшатнуться, ни оторвать взгляда от происходящего. Однако самое жуткое было не то, что он видел, не ужасная участь нижника, а то, что он чувствовал. От фигуры в ярком свете исходило нечто невообразимо злое и невообразимо древнее. То был не человек, не нижник, не гоуль или тролль и ни одно из причудливых существ, о которых он слышал или встречал в Подземье, то было нечто другое, абсолютно чужое и абсолютно враждебное. Что-то внутри Михаэля сжалось, словно раздавленный червяк, при виде этого нечто. Чудище, посланное Анзоном для того, чтобы захватить Михаэля, не поддавалось описанию. Может быть, то, что ослепило глаза Михаэля, был вовсе не огонь. Может быть, есть вещи, не предназначенные для человеческого глаза, они могут ранить, а то и убить, если взглянуть на них прямо.
Но остановился не только Михаэль. Многие нижннки поверглись на землю перед домом, некоторые рядом с Михаэлем. Но и световой силуэт тоже остановился, заглотив нижника. Видимо, ему не составило бы труда добыть себе хоть Михаэля, хоть ещё одного солдата Анзона, но ему хватило одной жертвы. Несколько секунд, показавшихся вечностью, этот образ стоял неподвижно, и Михаэль почувствовал на себе сквозь огненный занавес тёмный взгляд безмерно древних глаз. Затем это жуткое создание повернулось и двинулось к подвалу, оставляя на полу горящие следы.
Михаэль услышал за спиной крик матери, и это вырвало его из оцепенения. Он стремительно развернулся и включил фонарь. Здесь, в темноте, луч света казался ещё ярче, чем в освещённом доме, совсем как лазерная вспышка в научно-фантастических фильмах. Сразу три воина Анзона, имевшие неосторожность взглянуть на луч, уже корчились от боли, остальные пригнулись и защитились руками. Но двое схватили мать и отца и крепко держали их, - очевидно, с закрытыми глазами. Родители вырывались, но воины просто были сильнее. Михаэль вдруг сообразил, что Анзон прислал почта две дюжины воинов, не считая чудовища из подвала. К родителям подбежали ещё три-четыре нижника и повергли их на землю. Михаэль тоже подвергся новой атаке. Ему удалось ослепить ещё двух и сразу отпрыгнуть назад, но третий воин вцепился ему в ноги и попытался опрокинуть. Михаэль вырвался, направил свет прямо в лицо нижника и со злорадным удовлетворением увидел, как тот, несмотря на зажмуренные веки, со стоном отполз в сторону.
Тем не менее сопротивление было безнадёжно. Кто-то схватил его сзади и попытался отнять фонарь. Михаэль изо всех сил лягнул нападавшего в голень, быстро повернул фонарь назад и таким образом получил себе ещё некоторую отсрочку. Но потом они схватили его окончательно и повалили на землю. Кто-то наступил на фонарь. Стекло со звоном разлетелось, и свет погас. Михаэля ударили кулаком в затылок, не так больно, как умело, и он быстро заскользил в тьму обморока. Все закружилось, звуки отдалились и приобрели странную нереальность. Он слышал, что родители продолжали защищаться и что в соседних домах захлопали двери, соседи выбежали на улицу и подняли крик, и где-то далеко послышался вой сирены. Видимо, кто-то вызвал полицию. Но Михаэль знал, что она опоздает.
Михаэля рывком поставили на ноги. Кто-то о чем-то спросил его и, не; получив ответа, повторил вопрос, за которым последовала оплеуха. Михаэль со стоном рухнул на руки двух державших его вояк и с огромным усилием открыл глаза, чтобы больше его не били.
Перед ним стоял воин, который напал на него первым; Шляпу и очки он потерял, из глаз непрерывно текли кровавые слезы.
- Ты храбро держался, парень, - сказал он - Но довольно, сдавайся.
В положении Михаэля эти слова были смешны, тем не менее он кивнул и нашёл силы поднять голову и посмотреть туда, где солдаты удерживали его родителей.
- Оставьте их в покое, - попросил он. - Они не имеют к этой истории никакого отношения. Они ничего не знают.
Его слова, кажется, подействовали на предводителя,
- В приказе ничего про них не говорится, - наконец сказал он, пожав плечами. - Если ты дашь слово, что не попытаешься бежать, мы готовы сохранить им жизнь.
Михаэль не мог дать ему слово, потому что от слабости ничего не мог больше произнести, но сделал движение, которое при желании можно было истолковать как согласие - и воин удовлетворился этим.