акомых закоулках, потом поэтесса так и не смогла толком объяснить.
– В сумасшедшем доме сегодня день открытых дверей? Куда она так стартанула? – Чернильная темнота рядом с Олегом обрела очертания рослого человека в армейской экипировке. Хоть какая-то ясность, но Шаржукова эта материализация не порадовала. Последняя модель армейского комбинезона-хамелеона делала его владельца недоступным взору, если не включать прибор ночного видения. Комбинезон жрал слишком много энергии, поэтому постоянно находиться в режиме невидимости было дорогим удовольствием. Его включали по мере необходимости.
Военным было скучно здесь под землей. Вот они и развлекались тем, что устраивали сафари со всеми положенными атрибутами. Охотники все просчитали правильно: загонщики медленно, но верно загнали экскурсантов в ловушку, где их поджидал старший патруля, потирая ладони от удовольствия. Выгнали на «номер». Хорошо еще «Ату их!» не кричали. И не лень им играть в казаков-разбойников? Совсем одурели от безделья. Истомились. А тут им как раз подвернулась сладкая парочка, и пошла потеха.
Сам сержант обожал простые и быстрые действия. Но его парням нужна была периодическая встряска. Солдат надо держать в тонусе, чтоб не закисли. Да и самому не грех тряхнуть стариной.
Со стороны развилки, где сходились вместе тоннели, не спеша подошли четверо загонщиков. Их приборы ночного видения уже не мигали, а светились в темноте зелеными огоньками свободных такси. Ближе подходить не стали, выдерживая почтительную дистанцию. Похоже, старший еще не закончил первичный допрос и снятие показаний. Или переговоры? Может, торг еще в разгаре. На их памяти попадались разные «фрукты», и не все были сговорчивыми. Но командир дока в своем деле. Психолог армейского разлива любил и умел работать с человеческим материалом. Будучи редкостной бесчувственной гнидой в казарме наверху, на боевом дежурстве сержант своих парней никогда не обижал и за солдатские спины не прятался.
Подземный патруль имел репутацию головорезов, особенно когда дело касалось поимки нарушителей, их зоны ответственности. Поначалу патрульные подчеркнуто демонстративно лязгали оружием о металлокерамические пластины защитных жилетов и громко шаркали подкованными ботинками с высоким берцем. Когда им было надо, громилы в погонах могли скользить бесшумными тенями в сумраке тоннелей. На этот случай у них имелись специальные прорезиненные накладки на обуви, больше смахивающие на старинные галоши. Накладки гасили звук шагов, но самое главное – являлись изолятором, если где-то происходил пробой электрокабеля. Нелишняя предосторожность во влажных казематах. Но сейчас не тот случай. При столкновениях с нелегальными экскурсантами надо сразу навести жуть. Показать, кто здесь хозяин и в чьих руках оказалась дальнейшая судьба гражданских шпаков.
Каэсэсовцы с пониманием относились к поборам коллег из смежного ведомства. У самих рыльце в пуху. Главное – не нарваться на новичков, готовых в служебном рвении наломать дров, чтобы заслужить похвалу начальства. Встреча с молодыми патрульными никогда не сулила ничего хорошего. А с ветеранами всегда можно было найти общий язык и взаимовыгодное понимание.
– Сержант Попугайло, начальник патруля, – официально-казенно представился обладатель командного голоса. – Нарушаем?! – уже выжидательно продолжил он.
Олег еще больше пригорюнился. Лично ему раньше не приходилось сталкиваться с обладателем угрожающе смешной фамилии. Но был наслышан. Обдерет как липку. Голым на поверхность отпустит. Но хоть повезло в том, что не новичку попались. Уже не так обидно. В любом минусе всегда можно отыскать хоть маленький плюсик.
– Предъявите ваши документы, – потребовал сержант. Не дождавшись ответа от Олега, хранившего гордо-угрюмое молчание, продолжил за него: – Дай угадаю: неужели, как все остальные, забыл дома? А вот домой вы, голуби, еще долго не попадете. Только твою девушку поймаем и милости просим: с вещами на выход.
– Хорош глумиться, – вяло выдавил Олег. – Поговорим?
Несмотря на то что Шаржуков числился в КСС лифтером, у него был допуск и разрешение на спуск в подземелья мегаполиса. А вы не знали, что на заглубленных нижних уровнях существуют лифтеры? Они не только поднимают, но могут и спускать людей.
– Шар-жу-ков, – сержант по складам прочитал фамилию Олега, вышитую металлизированной нитью на прямоугольном кусочке ткани, намертво пришитом на левой стороне груди. Рядом красовалась черная буква «Л», обозначающая, что владелец нашивки служит в лифтовом отделе. В Коммунальной Службе Спасения, так же как в армии, была своя иерархия со всеми полагающимися знаками отличия и регалиями. У каэсэсовцев имелось несколько вариантов формы. Была даже парадная форма – белый китель и синие брюки. Парадку Олег так и не сподобился получить. Надо было писать рапорт, оформлять вещевой аттестат и потом тащиться через весь город на склад. Зачем? Он не видел в этом надобности, да и просто лень. Обычно все носили повседневные комбинезоны. Удобно и практично. Никогда не знаешь, где тебя застанет вызов… Сержант, похоже, неплохо разбирался в классификации, принятой в КСС.
– Ты что здесь забыл, лифтер?! По твоей специальности нет ничего ближе двух километров.
– Заблудился, – буркнул Шаржуков. Ничего более дельного в голову не приходило. Может, еще все обойдется?
– Кого вы обманываете? Себя? Меня? Нас? – ехидно поинтересовался сержант. – Как я погляжу, собеседник вы слабый, – ухмыльнулся Попугайло. – Неразговорчивый. Смотрю я на вас и вижу перед собой…
Кого видит перед собой армеец, Олег так и не услышал. Да особо и не горел желанием.
Монолог военного прервала подельница каэсэсовца. Искать ее не пришлось. Видимо, лимит везения, отпущенный фортуной для новичков, поэтесса исчерпала до дна. Возвращалась она бодрым галопом, и если бы остальные патрульные, перекрывшие выход из тупика, не посторонились, прижавшись спинами к стене, она посшибала бы их, как кегли в боулинге. Скорость ее была невероятной для столь пышного тела. Финишной точкой забега стала глухая стена.
– Там такое! Такое!.. – отдуваясь, голосила женщина. Сбившееся дыхание мешало внятно говорить.
– Такое какое? – передразнил сержант. Выбрав ернический тон, он не собирался его менять. Дежурство у них выдалось спокойное, и теперь он развлекался как мог в меру своих сил и фантазии.
– Во! – поэтесса широко развела руками, показывая размеры. Ее необъятный бюст выглядел намного скромнее объемов неизвестного объекта.
– Ого! Впечатляет, – с ходу подыграл сержант. – Хотите познакомить меня с подружками?! Согласен!
– Там все шевелится и шуршит! – одним духом выпалила поэтесса.
– Наконец-то бред начинает обретать хоть какой-то смысл. – Сержант жестом подозвал к себе одного из патрульных. – Давай сюда огнемет!
Попугайло, к изумлению Шаржукова, в одну секунду смахнул с плеч патрульного ранцевый огнемет и так же быстро нацепил его на себя. Сухо щелкнула металлическая застежка на груди, надежно зафиксировав ремни оружия.
Растрескавшиеся бетонные стены, просевшие перекрытия. Перед ними тянулся заброшенный, давно не ремонтируемый техниками тоннель. Забытый людьми и освоенный другими существами. Одни уходят, другие приходят. Впереди послышалось монотонное шуршание. Так прибой шуршит мелкой галькой в набегающей волне. Дальше тоннель поворачивал под прямым углом направо. Попугайло и Шаржуков крадучись подошли к повороту. Шуршащие звуки стали громче. В ноздри ударил терпкий запах. Такой ни с чем не спутаешь. Одновременно запахло мышами, мокрой псиной и… свежеиспеченным хлебом. Непередаваемое удушливое амбре – визитная карточка роя.
Роем называли колонию фараоновых муравьев во главе с маткой. Они время от времени мигрировали, бросая обжитый муравейник, чтобы построить другой на новом месте. Сами по себе вечные скитальцы не представляли опасности, если не стоять у них на пути во время миграции. Но опасность представляло редкое заболевание, источником которого являлись муравьи.
Сержант принюхался, словно овчарка, взявшая след:
– Похоже на…
– …рой, – продолжил за него Шаржуков.
– На моей памяти был всего один официально зафиксированный случай появления роя на верхнем уровне. Они так близко к поверхности не любят подниматься.
Мутации не изменили внешний вид муравьев, но с насекомыми случилась другая метаморфоза: в случае опасности они стали выпрыскивать жидкий секрет, несущий в себе смертельную опасность. Попав на кожу или слизистую оболочку, вещество активировало в теле жертвы биологический механизм, который запускал процесс старения. Продолжительность жизни клеток резко сокращалась, что приводило к стремительному угасанию организма.
Абсолютно здоровые и нормальные люди старились в сто, а некоторые и в двести раз быстрее обычного. Пышущий сегодня здоровьем мужчина через пару недель становился дряхлым седым стариком, шамкающим беззубым ртом. Геронтологи – ученые, силящиеся понять механизм человеческого старения, – всесторонне исследовали последние дни жизни заболевших. Они пытались уловить момент, когда можно притормозить необратимый процесс. Но чем больше лучшие медики изучали молодых стариков, проводя все мыслимые и немыслимые обследования пациентов, угасающих на глазах, тем больше заходили в тупик. Вердикт прозвучал как приговор: современная медицина не в состоянии их лечить.
Нет правил без исключений. Там, где официальная медицина бессильна, в свои права вступает нетрадиционная. Неоспоримо был зафиксирован единственный случай, когда молниеносное старение удалось остановить. Восемнадцатилетнюю девушку, внешне и физически перешагнувшую бальзаковский возраст, вылечил якутский шаман. Каким северным ветром его занесло в клинику, выяснить не удалось. Скорее всего, подсуетились родственники больной.
В свое время народный целитель окончил Второй медицинский институт в Москве. Но большую семью и нескольких детей от предыдущих трех жен он не мог прокормить на зарплату терапевта в районной больнице. Дедушка посоветовал будущему шаману припасть к истокам. Жизненный опыт старшего родственника, помноженный на врожденные способности, поставил на ноги не одного больного, а заодно укрепил материальное положение рода. Как это у него получалось, бывший дипломированный врач и сам толком не мог объяснить. Но факты упрямая вещь, однако…