– И с прессой?
– Нет, с прессой не сотрудничаем.
– Жаль. Входите!
Дверь распахнулась. Шибаев вошел. Густой дух старых вещей ударил ему в нос – сложная смесь из запахов нафталина, мастики для пола, сырости, лежалой одежды. Квартира была забита мебелью, всюду тесно стояли шкафы, серванты, китайские шкафчики, горки с тусклым хрусталем за тусклыми стеклами, кресла, подставочки с вазами и статуэтками; у окна раскинулся старинный открытый рояль с нечитаемой позолоченной готикой названия и высилась гора нот на скамеечке рядом. Тяжелые бархатные гардины создавали полумрак, который язык не поворачивался назвать уютным, а скорее мрачным и угрожающим. Голоса напрочь увязали в вещах и звучали глухо. Единственной оптимистической нотой здесь являлась распахнутая дверь балкона – кружевная занавеска парусила на легком сквознячке. На громадной картине над диваном нежились обнаженные гаремные красавицы в натуральную величину.
– Ужас, правда? – спросила хозяйка, проследив взгляд Шибаева. – Надо бы продать или выбросить, но рука не поднимается. Муж любил ее, тащил чуть ли не на себе из Берлина.
Теперь Шибаев смог рассмотреть ее как следует – небольшая изящная женщина в длинном полотняном платье с кружевными прошвами, пышными волосами радикального черного цвета и массой звякающих серебряных украшений. В соломенной шляпке. На вид ей было лет шестьдесят с гаком.
– Я люблю себя в шляпе, – сказала она, глядя на Шибаева широко расставленными бледо-голубыми глазами, и он вздрогнул – неужели читает мысли? – Искусство носить шляпу исчезнет вместе с моим поколением. Но не беда, – утешила себя или его она. – Жизнь все равно продолжается.
Свои фразы дама обрывала внезапно, что рождало в слушателе чувство недосказанности и в то же время причастности к некоему тайному взаимопониманию. Наступило молчание. Женщина не сводила с него своих бледных с легкой сумасшедшинкой глаз – что-что, а паузу держать она умела!
– Меня зовут Евгения Львовна, – сообщила она наконец. – Я все ждала, что вы спросите, но вы, похоже, растерялись. – Она издала легкий журчащий смешок. – Я всегда производила известное впечатление на мужчин.
– Извините, – пробормотал Шибаев. – Меня зовут…
– Я видела, – перебила она его. – Я буду звать вас Алексом. Итак, Алекс, чем могу быть полезна? Может, чай? Или кофе? Вино? У меня есть виски.
– Спасибо, я на работе. А почему вы спросили про прессу? – Шибаев чувствовал, что подпадает под ее безумную магию.
– Почему я спросила про прессу… – повторила она. – Видите ли, у нас на четвертом этаже квартира сдается почасово, вы понимаете, о чем я. Мы писали, жаловались, но везде круговая порука. Райотдел сделал вид, что открыл дело, а потом закрыл. Пресса тоже отказалась – говорят, мелкая тема. Таких квартир на час в городе как бездомных кошек. Если бы хоть эти… съемщики вели себя прилично! Увы. – Она осуждающе покачала головой. – Но вы же частный сыщик! Вы из другой структуры!
Шибаев не понял, что она имеет в виду, вид у него был, видимо, глуповатый, и она сочла нужным пояснить. Сказала раздельно, чуть не по слогам:
– Вы можете выпить. Я имею в виду, что вы можете выпить… днем.
– Спасибо, много работы, – пробормотал Шибаев, чувствуя себя тяжеловесным и неуклюжим деревенским увальнем, случайно оказавшимся в гостях у феи.
– Жаль. Так чем могу? Да вы садитесь, не стойте! И я тоже хороша, распустила чары! Меня в последнее время редко посещают молодые люди. Прошу! – Она указала ему на гигантских размеров диван.
Шибаев присел на край и тут же провалился вглубь, взмахнув от неожиданности руками. Возникло впечатление, будто его с силой дернули снизу и он исчез – остались только торчащие выше головы колени. Хозяйка выгодно поместилась на пуфике у рояля, спиной к окну. Забросила ногу на ногу. Сидела, как статуэтка – вся в серебре, с прямой спиной, покачивала красной туфлей на остром каблучке. В соломенной шляпке. Изобразив на лице преувеличенное внимание. Она даже кивнула Шибаеву – начинай, мол. Ерзая в глубинах дивана и чертыхаясь мысленно, он спросил:
– Евгения Львовна, как давно вы живете в этом доме?
Она задумалась. Потом сказала:
– Может, не будем ходить вокруг да около. Кто вам нужен?
Шибаев открыл рот, но она вдруг вскрикнула:
– Молчите! Знаю. Девятый энергетический уровень! – И торжествующе посмотрела на него.
Шибаев застыл с открытым ртом.
– Я сразу поняла. Я наблюдала за вами с балкона. Вы посланник!
– Вообще-то…
– Я узнала вас. Вы – сакральная сущность, я узнала вас в одной из аватар.
– Честное слово, я… – Шибаев силился выбраться из недр дивана, напоминая судорожными движениями раздавленную гусеницу. – Я хотел спросить о ваших соседях…
– Как вам угодно! – перебила она, рассмеявшись. – Напрасно вы так, но ничего не поделаешь, у каждого из нас здесь своя роль. Я понимаю. Кто именно вас интересует?
– Меня интересует семья генерала Савенко.
Евгения Львовна молча смотрела на Шибаева, и ему показалось, что она не поняла или не расслышала. Она сжала рот в полоску, подняла брови, и лицо ее стало походить на маску. Он собрался было повторить, но она сказала:
– Я поняла. Иван Ильич Савенко жил здесь сто лет назад. На третьем этаже, как раз над нами. Мой муж Гарри был дирижером военного оркестра, а Иван Ильич был генералом. Таких мужчин больше нет. Красавец! Выправка, стать! Народ сейчас пошел мелкий. А голос! – Она приложила руки к груди. – Вы не поверите, Алекс, голос фантастический! Моя мама всегда говорила: «Одному все, а другим ничего – это выносимо?» Это именно тот случай. Мой Гарри ему до плеча не дотягивал. Каждое утро черная «Волга» у подъезда, а я уже на балконе, чтобы не пропустить. Знаете, в жизни человека уживается много любовей, причем одновременно! Я любила Гарри нормальной супружеской любовью, а генерала… Если бы он свистнул, полетела бы, как бабочка на огонь. Гарри даже не ревновал.
Она сняла с правой ноги красную туфлю и поставила ее на скамеечку с нотами. Помассировала стопу. Вздохнула, покачала головой.
– Генерала убили в Афганистане. Я не верила, до конца надеялась, что это ошибка. Через год умерла Тамико Тариэловна, последний год она была совсем плохая, никого не узнавала. А нас сослали в Монголию поднимать музыкальный уровень на военной базе, и вернулись мы только через три года. Тогда и Ляли Савенко уже не было. Говорили, что она вышла замуж за американца и уехала. За что, спрашивается, боролись? Идейную войну мы проиграли, кто бы мог подумать! А ведь такой потенциал был!
– А кто из соседей еще остался?
– Никого уже нет. Тут вообще квартир мало, по три на площадке. Все военные, вечные командировки, половина жилплощади пустовала. А теперь я одна. Раньше дом был приличный, а нынче всякая шушера притоны содержит. Стоило разваливать страну, чтобы заводить притон. Смешно.
– А квартира генерала…
– Говорили, она стояла опечатанной почти два года. Потом вещи увезли, сделали ремонт, и туда вселился генерал Зубов, тыловая крыса.
– Вы хорошо помните Людмилу Савенко?
– Еще бы! Не барышня, а динамит! И я такой же была.
– Вы не помните, с кем она встречалась?
– Со многими. Когда генерал был жив, они дома собирались, потом на даче. Тамико умирала дома, а они гуляли на даче. С этим политиком, как его… Кухар! Наш будущий мэр. Дневал и ночевал у них, а иностранца просмотрел. – Она помолчала и добавила: – Мы с Гарри бездетны.
– Конечно, золотая молодежь… – заметил Шибаев.
– Деньги, секс, – добавила Евгения Львовна.
– Наркотики, – подхватил Шибаев.
– Наркотики? – наморщила лоб Евгения Львовна. – Не думаю. Людмила производила впечатление легкомысленной, меняла кавалеров, дерзила учителям… ее из школы выгоняли два раза, но… наркотики? Нет!
– Откуда вы знаете?
– Все ее эскапады… все это было вроде игры, вернее провокации.
– Провокация? – Шибаеву казалось, он на ощупь ищет тропу в глухом лесу, натыкаясь на острые сучки.
– Ну да, провокация. Про-во-ка-ция. Она дразнила мужчин, тыкала в них палкой, как в жука. Они сердились, шипели, дергались, а она пила их энергию. Это был ее наркотик. А настоящих там не было, поверьте. Людмила умница, трезвая голова, она знала, чего хочет. И добилась. Правда, я не завидую этому иностранцу.
– Возможно, после смерти отца…
– Алекс, не спорьте со мной. Если я говорю, что там не было наркотиков, значит, их не было. Алкоголь – да! Секс – да! Дурные деньги! Соседи по даче стонали от их оргий. Но наркотики – нет!
– А жена генерала… – Он запнулся, подбирая слова.
– Опять? – Она выразительно посмотрела на него и покачала головой. – Вы хотите сказать, что она могла принимать наркотики и Людмила тянула их оттуда? Нет. Тамико не страдала от болей. Она просто потеряла память и лежала спокойно, как растение.
В проницательности Евгении Львовне не откажешь. Казалось, она знает наперед все вопросы Шибаева и видит его насквозь. Они помолчали немного, словно отдавая дань прошлому.
– Спасибо, – сказал наконец Александр и попытался выбраться из дивана.
– А какое отношение все это имеет к скелету на даче генерала? – вдруг спросила Евгения Львовна, и Шибаев застыл. – Ну-ну, вы же не станете утверждать, что никакого? – Она хмыкнула. – И про грузинское наследство не надо. Скелету пятьдесят лет, это молодая женщина, погибшая насильственной смертью. Космос все знает, и если у вас есть канал, – она потыкала пальцем в потолок, – то это все нетрудно установить. А канал у вас есть. Убийцы живы, они все помнят и боятся. Но не только… – Она смотрела на Шибаева безмятежным взглядом, так не вязавшимся с тем, что она говорит. – Не только! Они ждут приговора. Причем с нетерпением. Вся их жизнь – ожидание приговора. Космос наблюдает, а вы, Алекс, его посланник. Судья и палач. С мечом из света.
Наступившая после странных слов тишина придавила Шибаева, и он уже не трепыхался. Только уцепился пальцами за тяжелый журнальный столик, прикидывая, получится ли встать рывком. Смысла в продолжении разговора он не видел. Ему хотелось убраться отсюда как можно скорее. Но он тем не менее спросил: